Я сразу заметила перемену в королеве, стоило мне только войти в ее апартаменты во дворце. На ней было новое бархатное платье, темно-алого цвета, столь подходящего к теплому оттенку загоревшего лица. Нет, она не молодилась – ей никогда больше не стать молоденькой, но в ней царила непоколебимая уверенность, которой Анне в жизни не приобрести.

Она приветствовала нас с сестрой легкой иронической улыбкой, спросила, как поживают мои дети, осведомилась о здоровье Анны. Если королева и думала, что стране пошло бы на пользу, если бы горячка унесла Анну, как многих других, то мысли свои она хранила при себе.

Мы все еще считались ее придворными дамами, хотя спальня и гостиная, которую нам отвели, были чуть ли не больше, чем покои самой королевы. Остальные придворные дамы порхали с места на место – то в гостиной у королевы, то в нашей гостиной, то в приемной у короля. Привычная придворная дисциплина нарушилась, теперь можно было всего ожидать. Король и королева разговаривали друг с другом весьма любезно. Папский легат уже выехал из Рима, но почему-то путешествие его затянулось. Да, Анна вернулась ко двору, но король только что провел целое лето без нее, и весьма приятное лето. Похоже, за это время страсть его слегка поостыла.

Никто не осмеливался предсказывать дальнейший ход событий. Немало придворных и всякого другого народа сначала появлялись в приемной у королевы, а потом перекочевывали в нашу гостиную – засвидетельствовать свое почтение Анне. Находились и те, кто ставил на другую лошадку и начинал свой визит с гостиной Анны. Кое-кто поговаривал, что король вообще вернется ко мне и к подрастающим детишкам. Я не обращала на эти сплетни никакого внимания, пока случайно не услышала, как дядюшка шутит с королем и обсуждает мальчугана-крепыша, живущего в Хевере.

И я, и Анна, и Джордж прекрасно знали – дядюшка никогда не проронит и слова попусту. Анна заперлась с нами в спальне:

– Что происходит?

Я покачала головой – ничего не знаю, но Джордж отвернулся с виноватым видом.

– Джордж!

– Как всегда, ваши звезды встают и заходят в противофазе, – смущенно ответил брат.

– Что такое? – нахмурилась Анна.

– Был семейный совет.

– Без меня?

Джордж взмахнул рукой, как отбивающий выпад фехтовальщик:

– Меня вызвали. Я молчал. Слова не проронил.

Мы с Анной набросились на него вместе:

– Семейный совет собрался без нас? И что они сказали? Что им теперь надо?

Джордж отстранил нас обеих:

– Хорошо, успокойтесь! Они сами не знают, куда бросаться, куда идти. Они не хотели, чтобы Анна знала – вдруг обидится. Но теперь, когда ты, Мария, так удачно овдовела, а он этим летом совсем Анной не интересовался, они думают: а не пустить ли тебя обратно в дело?

– Да не потерял он ко мне интерес! Не позволю меня вытеснить! – Она повернулась ко мне. – Ты, собака проклятая! Так вот что ты решила сделать…

– Ничего я не делала, – возразила я.

– Ты вернулась ко двору!

– Ты же сама настаивала. Я на короля даже и не гляжу. Я и двух слов с ним не сказала.

Она отвернулась и уткнулась лицом в подушку, как будто видеть нас обоих не могла.

– Но у тебя же его сын! – простонала она.

– И то правда, – мягко отозвался Джордж. – У Марии его сын, и теперь она может снова выйти замуж. Семья считает – королю неплохо бы остановиться на ней. Ничто ему не мешает жениться на Марии.

Анна оторвала заплаканное лицо от подушки.

– Да не хочу я его вовсе! – воскликнула я.

– Ну, это уж никого не волнует, – горько произнесла сестра. – Если тебе прикажут, пойдешь как миленькая, займешь мое место.

– Как ты заняла мое, – напомнила я сестре.

Она села. На лице горькая усмешка, словно только что попробовала лимон.

– Ясное дело, одна сестрица Болейн или другая – какая разница. Каждая из нас может стать королевой Англии, а семья… семья нас ни в грош не ставит.


День за днем Анна старалась вновь очаровать короля. Она отвлекала его от королевы, отвлекала его от дочери. Мало-помалу двор понял – она снова победительница. Да, только она, Анна.

Я наблюдала за ухищрениями соблазна с отрешенностью вдовы. Генрих дал Анне собственный лондонский дом, Дюрем на Стрэнде, у нее были свои покои в Гринвичском дворце, где двор проводил Рождество. Королевский совет постановил: королеве не подобает носить слишком изящную одежду и появляться на людях. Всем было очевидно – дело за малым, приедет кардинал Кампеджо, а там и развод не за горами. Тогда Генрих женится на Анне, а я уеду домой к детям и начну новую жизнь.

Я по-прежнему оставалась главным доверенным лицом и компаньонкой Анны. Стоял уже ноябрь, когда в один прекрасный день сестра потребовала, чтобы мы с Джорджем сопровождали ее на прогулку вдоль вздувшейся от дождей реки в Гринвичский дворец.

– Ты, наверное, тревожишься – что теперь с тобой будет, без мужа-то? – начала она, удобно устроившись на скамье и поглядывая на меня.

– Пожалуй, поживу тут с тобой, пока здесь нужна, а потом уеду домой, в Хевер, – уклончиво ответила я.

– Я могу попросить короля об этом, пусть это будет мой подарок.

– Благодарю, сестрица.

– Я могу попросить его назначить тебе содержание, Уильям же почти ничего тебе не оставил.

– Я знаю.

– Король давал Уильяму на содержание сотню фунтов в год, можно устроить, чтобы эти деньги платились тебе.

– Благодарю, сестрица, – повторила я.

– Знаешь, – как бы между прочим бросила Анна, поднимая воротник, чтобы защититься от резкого ветра, – неплохо бы мне было усыновить твоего Генриха.

– Неплохо бы что?

– Неплохо бы мне усыновить малыша Генриха. Пусть будет моим сыном.

Я остолбенела и только и могла, что тупо смотреть на нее.

– Он тебе даже не особо нравится. – Такая глупая мысль могла прийти в голову только любвеобильной мамаше. – Ты с ним и не играешь никогда. Джордж больше времени с ним проводит, чем ты.

Анна отвела глаза, посмотрела на реку, как будто хотела набраться терпения у текущей воды и скученных крыш Сити.

– Нет, конечно нет, но я совсем не за тем собираюсь его усыновлять. Сам по себе он мне и даром не нужен.

Тут постепенно я сообразила, в чем дело:

– Ага, хочешь моего сыночка, сына короля. Хочешь сына, Тюдора по рождению. А когда король на тебе женится, в придачу получит и сына.

Она кивнула.

Я отвернулась, прошла пару шагов. Башмачки для верховой езды скрипнули на смерзшемся гравии. Пыталась найти подходящий ответ.

– Конечно, ты можешь отобрать у меня ребенка. Тогда уж король меня наверняка не захочет. В одно движение ты сделаешься матерью королевского сынка, да и от меня навеки обезопасишься.

Джордж прочистил горло, прислонился к стене, руки сложены на груди, на лице полное бесстрастие. Я повернулась к нему:

– Ты, конечно, знал?

Брат пожал плечами:

– Она мне сказала, когда дело уже было сделано. Она сразу взялась за это, как только мы ей сказали, что семья подумывает – не заняться ли тебе снова королем. Она даже отцу с дядюшкой сообщила только после разговора с королем, когда уже все было решено. Дядюшка считает, неплохое вышло дельце.

Я сглотнула. В горле пересохло.

– Неплохое дельце?

– У тебя всего будет в достатке, – быстро сказал Джордж. – Твой сын окажется поближе к трону, а у Анны на руках останутся все козыри, хороший план.

– Но это мой сын! – пробормотала я, задыхаясь. – Он не продается. Он вам не рождественский гусь на базаре.

Джордж поднялся на ноги, обнял меня за плечи, развернул к себе:

– Никто его и не продает, просто из него делают принца. У него тогда будут все права. Кто знает, не станет ли он следующим королем Англии. Ты должна гордиться такой возможностью.

Я закрыла глаза, похолодевшую кожу обвевал прибрежный ветерок. Мне даже показалось, сейчас в обморок упаду или стошнит меня. Как же мне хотелось свалиться замертво в тяжелой болезни, тогда им придется отвезти меня в Хевер и оставить меня и детей в покое.

– А Екатерина? Что станется с моей дочуркой?

– Можешь оставить ее себе, – резко ответила Анна. – Кому нужна эта девчонка.

– А если я откажусь? – Я взглянула в честные глаза брата. Я все еще доверяла Джорджу, хотя он меня и не предупредил.

Он покачал головой:

– Не можешь ты отказаться. Она уже все устроила. Подписано по закону, и печать поставлена. И дело с концом.

– Джордж, – шепнула я, – это мой мальчик, мой малыш. Сам знаешь – он для меня вся моя жизнь.

– Ты сможешь с ним видеться, – постарался утешить меня брат. – Будешь ему теткой.

Меня будто ударили. Я споткнулась на ходу, не смогла удержаться на ногах, пришлось опереться на руку брата. Повернулась к молчащей, ласково улыбающейся самой что ни на есть хитренькой улыбочкой Анне:

– Все, все тебе, да? – Слова мои источали ненависть. – Тебе все нужно. Мало тебе короля Англии у ног, еще и мой сын понадобился. Словно кукушонок, всех остальных птенцов в гнезде готова сожрать. Что еще нам надо сделать, чтобы твоему честолюбию было довольно? Всех ты нас погубишь, Анна.

Она отвернулась, не в силах вынести написанной на моем лице ненависти.

– Хочу стать королевой, – только и сказала она. – А вам всем придется мне помогать. Твой сынок Генрих может в этом деле поспособствовать, а потом мы ему отплатим добром за добро. Ты знаешь, как это делается. Только дурак лезет на рожон: как кости лягут, туда и надо идти.

– Когда мы с тобой играем, у тебя кости со свинцом. Я этого тебе не забуду, Анна. На смертном одре твоем припомню тебе, как ты у меня отобрала сыночка. Потому что боишься – своего не будет.

– Почему не будет? – Сестра по-настоящему уязвлена. – Ты родила, так отчего и мне не родить?

Я удовлетворенно расхохоталась, бросая слова ей в лицо:

– Потому что дни идут, а ты моложе не становишься. И король тоже не молодеет. Кто знает, будет ли у вас сынок? Я-то от него двух деток зачала, одного за другим, такого прекрасного мальчишку, Генриха моего, Бог лучше на землю не посылал. Тебе ни в жизнь не родить такого второго. Нутром чую, тебе ни за что не родить такого красавчика. Только и можешь, что украсть моего, – сама знаешь, у тебя своего никогда не будет.