– Отказываться нельзя, – говорит наконец Анна. – Ни к чему королю отвлекаться на какую-нибудь новую девку. Мария останется его любовницей – по ночам, а в меня он будет все больше и больше влюбляться днем. Только будь скучной, как настоящая жена.

– А если у меня не получится? – обижаюсь я.

– Ты недооцениваешь себя. – Лукавая улыбка, мелодичный смех. – Иногда ты неподражаемо скучна.

Дядя прячет улыбку, я чувствую, что краснею. Джордж крепко обнимает меня за плечи, как бы предостерегая – протестовать не в моих интересах.

Дядя кивком отпускает нас. Анна идет к двери, я за ней. Опустив глаза, следую за подолом ее платья: всегда боялась, что так и будет. Анна выводит нас из дома на солнечный свет, подходит к валу для стрельбы из лука, откуда открывается чудный вид на сад, на террасы, круто спускающиеся ко рву с водой, на городок вдали, на реку. Я едва замечаю, как Джордж берет меня за руку. Ярость душит, сестрица опять отодвинула меня в сторону. Моя собственная семья решила – Мария должна быть шлюхой, а Анна женой.

– Стану королевой, – мечтательно тянет Анна.

– А я – королевским зятем, – подхватывает Джордж, но в голосе нет уверенности.

– А со мной что будет? – фыркаю я.

Больше не фаворитка, не центр двора, потеряно положение, которого добивалась с двенадцати лет. Кто я теперь – брошенная любовница?

– Ты будешь моей придворной дамой, – нежно обещает Анна. – Другой сестрой Болейн.


Никому не известно, знает ли королева об уготованном ей несчастье. В эти весенние дни казалось, она сделана изо льда и из камня, а тем временем кардинал Уолси ездит по Европе – ищет у университетских богословов свидетельств против женщины, на совести которой нет ни единого греха. Словно бросая вызов судьбе, Екатерина принялась вышивать еще одну престольную пелену в пару той, что начала раньше. Работа может занять годы – и всех придворных дам. Каждый шаг, каждое движение, даже шитье должны показать миру – она живет и умрет королевой Англии. Ни один король еще не оставлял жену.

Королева попросила меня помочь вышить небо над головами ангелов. Рисунок скопирован с картины одного из флорентийских художников, в весьма новом стиле, соблазнительные округлые тела едва прикрыты крыльями, выразительные лица пастухов сияют от радости подле яслей. На картину приятно смотреть, люди как живые. Но я с удовольствием думала – не мне корпеть над этими мелкими деталями. Не успеем мы приняться за вышивку неба, как Уолси вынесет приговор, папа скрепит его, состоится развод, она отправится в монастырь, пусть монашенки вышивают перышки на крыльях, а мы, Болейны, тем временем поставим капкан на короля-холостяка.

Длинная нитка голубого шелка кончилась, а я вышила только крошечный квадратик неба. Поднесла иголку к свету, чтобы вдеть новую нитку, и заметила в окне темноволосую голову брата. Он пробежал по краю рва и пропал из виду. Я вытянула шею, чтобы разглядеть, куда он торопится.

– Что там, леди Кэри? – равнодушно спросила королева у меня за спиной.

– Мой брат. Можно спуститься к нему, ваше величество?

– Хорошо, Мария, – спокойно разрешила королева. – Если новости важные, иди сразу ко мне.

Прямо с иголкой в руках, я поспешила по каменной лестнице вниз. Джордж как раз ворвался в парадный зал.

– Что случилось?

– Мне нужен отец, срочно. Папа[23] взят в плен.

– Что?

– Где отец? Где он?

– Может, с секретарями?

Джордж развернулся и бросился в кабинет, я за ним. Схватила за рукав, он вырвался.

– Джордж, погоди, кем взят в плен?

– Армией Испании. Говорят, наемники на службе Карла Испанского вышли из-под контроля, разграбили Святой город и взяли в плен его святейшество.

Я застыла как столб.

– Его, конечно, освободят. Так не может быть…

Мне не хватает слов. Джордж нетерпеливо переминается с ноги на ногу.

– Сама подумай, – начал он объяснение. – Что значит – папа взят в плен? Что это значит?

Я покачала головой.

– Святой отец в опасности, – произнесла я беспомощно. – Как это можно – взять папу в плен?

Джордж рассмеялся:

– Какая ж ты дурочка!

Схватил меня за руку и потащил вверх по лестнице к отцовскому кабинету. Забарабанил в дверь, заглянул в комнату:

– Мой отец здесь?

– Он с королем, – ответили из кабинета, – во внутренних покоях.

Джордж повернулся на каблуках и бросился обратно. Я за ним, подобрав юбки:

– Джордж, объясни!

– Кто может дать согласие на развод короля?

Брат помедлил на повороте лестницы, темные глаза горят от волнения. Я замерла на ступеньку выше.

– Только папа, – произнесла я, запинаясь.

– Кто захватил папу?

– Ты сказал, Карл Испанский.

– А чей он племянник?

– Королевы.

– Думаешь, папа сможет теперь одобрить развод?

Я молчала, раскрыв рот. Джордж шагнул ко мне, поцеловал в губы.

– Глупышка, – тепло шепнул брат. – Это пагубные новости для короля. Никогда ему не освободиться от жены. Все пошло скверно, и нам, Болейнам, тоже несладко придется.

Он хотел бежать дальше, но я схватила его за руку:

– А чему ты-то радуешься, если все пропало?

Он рассмеялся мне в лицо, выкрикнул:

– Я не радуюсь, я взбешен. Поверил в нашу безумную идею. Анна – его жена, новая королева Англии! Но теперь, благодарение Богу, я пришел в себя. Пусти меня, надо найти отца. Я узнал новости от лодочника, он вез письмо Уолси. Отец узнает обо всем раньше кардинала!

Его было не удержать. Топот ног по ступеням, грохот двери, шум стремительных шагов по каменному полу парадного зала, визг попавшейся под ноги собачонки, скрип закрывающейся двери. Я осела на ступеньки там, где он меня оставил, игла для вышивания так и зажата в руке. Значит, власть вернется к королеве? И что будет с нами, Болейнами?

Я не спросила Джорджа, можно ли передать новости королеве, и рассудила – безопаснее ничего не говорить. Вытерла лицо, поправила корсаж, постаралась успокоиться.

Королева уже все знает. Шитье отложено в сторону, она стоит у окна и смотрит вдаль, будто может видеть Италию, где юный племянник, обещавший любить и почитать ее, триумфально въезжает в Рим. Мой ошеломленный вид ее смешит.

– Вы уже слышали?

– Да. Брат как раз сообщает новости отцу.

– Это все изменит. Абсолютно все.

– Знаю.

– Ваша сестра попадет в трудное положение, – говорит она лукаво.

Не могу сдержать смех.

– Недаром она называет себя девой, носимой бурей. – Я давлюсь хохотом.

Королева прикрывает рот рукой:

– Анна Болейн? Носимая бурей?

Я киваю:

– Подарила ему камею с девушкой в лодке во время бури.

Королева закусила палец:

– Тише!

Шум за дверью, кто-то идет. Королева мигом вернулась к пяльцам, склонилась над вышиванием, мрачное лицо почти скрыто тяжелым плоеным чепцом. Кивнула мне: «Возвращайся к работе». Иголка с ниткой все еще у меня в руке, и, когда стража распахивает двери, мы с королевой усердно, в полном молчании трудимся.

Вошел король, один. Увидев меня, на мгновение замер, но все-таки вошел, вроде не против моего присутствия при разговоре с той, кто долгие годы была его женой.

– Ваш племянник совершил тягчайшее преступление.

Вот так, без предисловий, голос полон гнева.

Она подняла голову, сделала реверанс:

– Ваше величество!

– Можно сказать, тягчайшее из преступлений.

– Что именно он сделал?

– Его солдаты лишили свободы его святейшество. Богохульное деяние, грех против самого святого Петра.

Легкая тень неудовольствия пробежала по ее усталому лицу.

– Ручаюсь, он скоро освободит его святейшество и вернет его на престол. Как же иначе?

– Сомневаюсь. Пока папа в его власти, он держит всех нас в руках. Играет с нами, как кошка с мышкой! Вертит нами как хочет!

Королева снова склонилась над вышиванием, но я глаз не могу отвести от Генриха. Таким я его еще никогда не видела. Все привыкли к его бешеному гневу, крику, налитым кровью глазам, но сейчас было нечто совсем другое. Холодная ярость взрослого человека, с восемнадцати лет привыкшего, что все ему подчиняются.

– Карл очень честолюбивый молодой человек, – мягко заметила королева. – Совсем как вы в его возрасте.

– Я не стремился командовать всей Европой и ставить палки в колеса тем, кто сильнее меня, – язвительно возразил король.

Екатерина улыбнулась. Ненавязчивая, но постоянная уверенность в себе и тут ей не изменила.

– Вы правы. Но все-таки вам не кажется, что это похоже на Божественное вмешательство?


Дядюшка решил – мы ничем не показываем, что потерпели неудачу. Для нас, Болейнов, ничего не изменилось, ничего еще не потеряно. Смех, музыка, флирт по-прежнему продолжаются в комнатах Анны, и никто не вспоминает, что это мои комнаты, выделенные мне, убранные для меня. Если королева стала похожа на привидение, я превратилась в призрак. Мы с Анной по-прежнему делим спальню, но теперь она реальность, а я тень. Анна приглашает составить партию в карты, Анна зовет на бокал вина, Анна поднимает глаза и самоуверенно улыбается, когда король входит в комнату.

Что я могу сделать? Только с улыбкой уступить сестре первое место. Король спит со мной, но днем всецело принадлежит ей. В первый раз за долгое время с нашего первого свидания я почувствовала себя настоящей шлюхой, и это моя собственная сестра так меня опозорила.

Королева теперь бо́льшую часть времени остается одна. Вышивает престольную пелену, проводит долгие часы в молитве, постоянно встречается со своим духовником Джоном Фишером, епископом Рочестерским. Много часов подряд проводит он с королевой, а потом, мрачен и молчалив, покидает ее покои. Мы наблюдаем, как он спускается по мощеной дороге к реке, чтобы сесть в лодку, и смеемся над его медленной походкой. Он всегда идет опустив голову, словно под грузом мыслей.

– Видно, у нее грехов больше, чем у самого дьявола, – заметила как-то Анна.