Повисло молчание. Я огляделась – они все кивали.

– Королева никогда не согласится, – сказала я просто. Почему-то именно я всегда напоминала об этом факте.

– Когда королю не будет нужен ее племянник, не нужна будет и она. – Дядя не знает жалости. – Мирный договор, доставивший Уолси столько хлопот, открывает нам все двери. Мир с Францией положит конец союзу с Испанией – и королеве. Хочет она этого или нет, Екатерина просто опостылевшая жена.

Воцарилось молчание. То, о чем мы сейчас говорим, полная и окончательная измена, но дядя ничего не боится. Взглянул прямо мне в лицо – будто пальцем в лоб уперся, навязывая свою волю.

– Конец союза с Испанией предвещает конец королевы. Добровольно или нет, ей придется уйти с дороги. И ты займешь ее место, хочешь ты этого или нет.

Призвав на помощь все свое мужество, я встала и обошла кресло, чтобы опереться на массивную резную спинку. Голос мой звучал ровно и твердо:

– Нет, дядя. Простите, не могу так поступить. – Я встретила его взгляд – острые, орлиные, ничего не пропускающие черные глаза. – Я люблю королеву. Она великая женщина, не могу я ее предать. Не могу занять ее место. Не могу оттолкнуть ее и стать королевой Англии. Это против законного порядка вещей. Никогда не осмелюсь. Просто не могу.

В его улыбке было что-то волчье.

– Мы создадим новый порядок. Новый мир. Ты понимаешь, о чем идет речь? Наступит конец власти папы, изменится карта Франции и Испании, изменится все. Мы стоим на пороге перемен.

– А если я откажусь? – еле слышно спросила я.

Дядя одарил меня самой циничной из своих улыбок, глаза холодные как лед.

– Не выйдет, – просто ответил он. – Мир не настолько изменился. Командуют все еще мужчины.

Весна 1526 года

В конце концов Анне позволили вернуться ко двору. Она приняла на себя мои обязанности при королеве, потому что я чувствовала себя все хуже и хуже. На этот раз беременность проходила тяжело, и повивальные бабки клялись – все потому, что я ношу большого, крепкого мальчишку и он высасывает из меня все соки. Конечно, я ощущала его вес, прогуливаясь по Гринвичу и мечтая поскорее оказаться в постели.

Когда я ложилась, ребенок давил мне на спину так, что среди ночи у меня сводило ноги. Вот и сейчас Анна, едва проснувшись от моего крика, проползла под одеялом и устроилась в ногах кровати помассировать мне пальцы.

– Ради бога, давай уже спать, – ворчала она. – Что ты все время вертишься и мечешься?

– Не могу улечься. Если бы ты немножко больше думала обо мне и немножко меньше о себе, принесла бы еще одну подушку под спину и чего-нибудь попить, а не лежала бы как колода.

Сестра хмыкнула и повернулась, чтобы получше меня разглядеть. Комнату освещали только тлеющие в камине угли.

– Тебе действительно плохо или ты дурака валяешь?

– Мне очень плохо. Правда, Анна, у меня каждая косточка болит.

Она вздохнула, выбралась из кровати и зажгла свечу от камина. Наклонившись, пристально вгляделась мне в лицо:

– Бледная как привидение. – В голосе явственно прозвучала радость. – Тебя можно за мою мать принять.

– Мне больно, – повторила я.

– Хочешь подогретого эля?

– Да, спасибо.

– И еще подушку?

– Да, спасибо.

– И, как всегда, на горшок?

– Да, спасибо. Ах, Анна, если когда-нибудь будешь носить ребенка, поймешь, каково мне. Клянусь, это не пустяк.

– Сама вижу, что не пустяк. С первого взгляда ясно – чувствуешь себя лет на девяносто. Ума не приложу, как мы удержим короля, если так будет продолжаться.

– Ерунда. Он все равно замечает только мой живот.

Анна сунула кочергу в огонь и поставила на край камина кувшин с элем и пару кружек.

– Спит он с тобой? – спросила она с интересом. – Когда ты приходишь вечером к нему спальню?

– В этом месяце – ни разу. Повитуха сказала – нельзя.

– Разумный совет любовнице короля. Интересно, кто ей за это заплатил? А ты, дурочка, и уши развесила, – раздраженно проворчала Анна, взяла, согнувшись над камином, раскаленную кочергу и сунула в кувшин с элем. Питье зашипело и забурлило. – И что ты говоришь королю?

– Что ребенок важнее всего.

Анна покачала головой, разлила эль по кружкам.

– Мы сами – важнее всего, – напомнила она. – Ни одна женщина не удержит мужчину, просто рожая ему детей. Необходимо и то и другое, Мария. Все равно надо доставлять ему удовольствие, даже если ждешь ребенка.

– Не могу же я делать все сразу, – жалобно простонала я. Сестра передала мне кружку, я сделала маленький глоток. – Хочу отдохнуть, и пусть мой сын спокойно растет и набирается сил. Я же при дворе с четырех лет, не при одном, так при другом. Я устала от танцев, праздников, турниров, маскарадов. Устала изумляться, что человек, на вид вылитый король в маске, – действительно король в маске. Вот бы уехать в Хевер прямо завтра!

Анна забралась в постель с кружкой в руке и улеглась возле меня.

– Не можешь ты уехать, – отрезала она. – У тебя все козыри на руках. Если королева уйдет с дороги, кто знает, как высоко ты взлетишь. Надо продолжать.

Я посмотрела на сестру поверх кружки, помолчала немного.

– Послушай, – произнесла я тихонько. – Не лежит у меня к этому душа.

Она посмотрела мне прямо в глаза и честно ответила:

– Может, и так. Но у тебя нет выбора.


Зима выдалась холодной, и от этого было еще тяжелей. Я сидела дома, заняться нечем, каждый день начинало болеть что-нибудь новое – и я стала бояться родов. Одно дело – носить первого ребенка в блаженном неведении, но теперь-то я знала: впереди месяц одиночества и темноты, а потом – беспредельные мучения, повитухи, угрожающие вытащить младенца прямо из живота, пока я, вцепившись в простыню, кричу от ужаса и боли.

– Улыбайся! – набросилась на меня Анна.

Король вошел в комнату, окружавшие меня дамы заволновались, схватились кто за лютню, кто за бубен. Я попыталась улыбнуться, но, когда все время болит спина и смерть как хочется писать, какие уж тут улыбки. Я почти свалилась на низкую скамеечку.

– Улыбайся же, – выдохнула Анна. – И сядь прямо, ленивая шлюха.

Генрих взглянул на нас:

– Вы, леди Кэри, выглядите утомленной.

– Она несет тяжкое бремя. – Анна сияла улыбкой. – Кому же это знать, как не вашему величеству?

– Может быть. – Он, казалось, слегка удивился. – А не слишком ли вы прямы, мадам?

Анна и глазом не моргнула:

– Каждой лестно устремиться прямо к вам, ваше величество. Если нет, конечно, резона бежать от вас подальше.

– И вы тоже побежите, мисс Анна? – Его увлек ее тон.

– Не волнуйтесь, не слишком быстро, – моментально ответила Анна.

Он расхохотался, а все дамы, и особенно Джейн Паркер, пытались понять, чем это я смогла развеселить короля. Он похлопал меня по коленке:

– Я рад, что твоя сестра вернулась ко двору. С ней веселее.

– Гораздо веселее, – ответила я, не голос, а просто сахар.


Я не сказала сестре ни слова, пока мы не остались вечером одни. Анна помогла мне переодеться, расшнуровала тугие тесемки корсажа, и я вздохнула с облегчением. Почесала освободившийся живот, от ногтей остались красные полосы, выпрямила спину, надеясь хоть немного уменьшить постоянную боль.

– Ну и что ты, по-твоему, делаешь? – спросила я раздраженно. – Убегаешь от короля?

– Глаза раскрой, – отрезала Анна.

Она помогла мне освободиться от юбки и влезть в ночную сорочку. Новая горничная налила воды в кувшин, и под придирчивым взглядом Анны я, как могла, вымылась чуть теплой водой.

– Ноги не забудь, – велела Анна.

– Мне их даже не увидеть, не то что помыть.

Анна жестом приказала поставить лохань на пол, чтобы я могла сесть, пока горничная моет мне ноги.

– Я просто делаю, что велят. – В голосе сестры слышался холодок. – Ты сама скоро поймешь.

Закрыв глаза, я наслаждалась чудным ощущением – мыльная пена смывает грязь с ног. Но в словах сестры звучали предостерегающие нотки.

– Кто велит?

– Дядя. Отец.

– Что велят?

– Нужно, чтобы король думал о тебе, не забывал про тебя. Чтобы ты была у него на глазах.

– Ну да, конечно.

– Если этого мало, буду флиртовать с ним сама.

Я выпрямилась и начала вслушиваться:

– Дядя велел тебе флиртовать с королем?

Анна кивнула.

– Когда он тебе это сказал? Где?

– Он приезжал в Хевер.

– Поехал в Хевер среди зимы, только чтобы приказать тебе флиртовать с королем?

Она кивнула без тени улыбки.

– Бога ради, разве он не знал, что ты и так будешь флиртовать? Это для тебя не труднее, чем дышать.

Анна невольно рассмеялась:

– Ясное дело, нет. Он приезжал объяснить, что наша главная цель, твоя и моя, увериться – если король захочет найти себе развлечение, пока ты не оправишься от родов, то не под юбкой у девчонки из семейства Сеймур.

– И как, интересно знать, я смогу его остановить? Половину времени мне придется провести в одиночестве.

– Правильно. Придется мне.

Сразу же вернулись детские опасения.

– А если ты понравишься ему больше?

– Ну и что? Я тоже Болейн, – ядовито улыбнулась сестрица.

– Это дядя Говард так сказал? А обо мне он подумал – подстрекать сестру флиртовать с отцом моего ребенка, пока я рожаю!

– Именно так. О тебе он совершенно не думает, – кивнула Анна.

– Не хочу, чтобы ты возвращалась ко двору в качестве моей соперницы.

– Я и так твоя соперница, с самого рождения, – сказала Анна просто. – А ты моя. Мы же сестры.


Она все исполнила блестяще, никто ничего не заподозрил. Играла с королем в карты, да так хорошо, что теряла не больше одного-двух очков. Она пела песни его сочинения, предпочитая их песням всех остальных. Поощряла сэра Томаса Уайетта и еще десяток мужчин тесниться вокруг нее, пусть король привыкнет считать Анну самой соблазнительной женщиной при дворе. Куда бы она ни шла, вокруг нее не смолкали смех, болтовня и музыка – а ведь двор всегда жаждал развлечений. Долгими зимними вечерами главная обязанность придворных – не давать королю скучать, и в этом с Анной не мог сравниться никто. Только Анна могла весь день напролет оставаться обворожительной, привлекательной, очаровательной – и совершенно естественной.