На моем лице тут же появилась ничего не значащая придворная улыбка.

– Кто наблюдает? Король? – Я не хотела оборачиваться.

– И ваш отец.

Я взяла хлеб, принялась потихоньку отщипывать маленькие кусочки, делая вид, что мы говорим о пустяках.

– Мне неприятно слышать, когда вы так говорите о Екатерине. Она носит ваше имя.

– Так что, я должен ее за это любить?

– Мне кажется, когда вы ее увидите – сразу полюбите. Такая красивая девочка. Не могу представить, чтобы вы ее не полюбили. Надеюсь, смогу побыть с ней этим летом в Хевере. Она уже, наверное, учится ходить.

Он опустил глаза:

– Так вот чего вам на самом деле хочется, Мария. Вы любовница короля Англии, а ваше заветное желание – жить в маленьком замке и учить дочку ходить.

Я усмехнулась:

– Глупость, правда? Но так и есть. Ни на что на свете не променяла бы такой возможности.

Он покачал головой, начал ласковым голосом:

– Мария, поправьте меня, если я ошибаюсь. Мне раньше казалось, что вы меня просто использовали, я очень сердился на вас и эту волчью стаю – вашу драгоценную семейку. А теперь мне вдруг пришло в голову, что это мы на вас наживаемся. Мы все благоденствуем и преуспеваем, а вы между всеми нами как кусок бисквита, брошенного в пруд уткам, – всяк надкусывает, всяк ест живьем. Пожалуй, вам надо было выйти замуж за кого-то, кто бы вас любил, заботился о вас и без перерыва делал вам младенцев, чтобы вы могли их сами кормить.

Представив себе эту картину, я только улыбнулась.

– Хотели бы вы быть замужем за таким человеком? Мне бы это понравилось. Я бы хотел, чтобы вы жили с тем, кто вас любит и никому не отдает, как бы выгодно это ни казалось. Когда я пьян и грустен, мне иногда хочется набраться храбрости и стать таким человеком.

Я молчала, не отвечая, – пусть любопытные соседи по столу отвлекутся на что-нибудь еще.

– Что сделано, то сделано, – мягко проговорила я. – Все было за меня решено раньше, чем я выросла и научилась думать самостоятельно. Уверена, милорд, вы совершенно правы, подчиняясь желаниям короля.

– Я могу, по крайней мере, употребить свое влияние хотя бы раз и уговорить его отпустить вас в Хевер этим летом. Хоть это я могу для вас сделать.

– Как я была бы рада, – прошептала я, глядя ему прямо в лицо и чувствуя, как мои глаза наполняются слезами при мысли, что снова увижу крошку Екатерину. – Да, милорд, я была бы несказанно рада.


Уильям сдержал свое слово. Поговорил с моим отцом, поговорил с дядей. И в конце концов поговорил с королем. Мне разрешили удалиться в Хевер на все лето, проводить время с Екатериной в прогулках по яблоневому саду.

Джордж дважды без предупреждения являлся с визитом, влетал галопом во двор замка, без шляпы, без камзола, так что все служанки просто умирали от восторга и желания. Анна донимала брата вопросами – что делается при дворе, кто за кем ухаживает, но он был утомлен и молчалив, часто в знойный полдень поднимался по каменным ступеням в часовенку наверху, где на потолке плясали отблески воды из замкового рва. Там он преклонял колени и проводил часы в молчании – молился, мечтал, бог ведает.

Он был страшно недоволен женой. Джейн Паркер никогда не приезжала с ним в Хевер, он ей не разрешал. Эти дни, проведенные с нами, не предназначались для ее любопытных глаз и постоянной, жадной жажды скандала.

– Она просто какое-то чудовище, – как-то раз в разговоре со мной бросил он. – Ровно так, как я и боялся, – просто ужасно.

Мы сидели в маленьком садике, разбитом у въезда в замок. Деревья и изгороди скульптурно подстрижены, являя собой истинные произведения искусства. Каждый кустик, каждый цветок на своем месте, все цветет и благоухает. Мы уселись втроем на каменной скамье подле фонтана, издававшего негромкий мелодичный шум – словно дождь, стучащий по крыше дома. Джордж удобно устроил темноволосую голову у меня на коленях. Я откинулась на спинку скамьи, закрыла глаза.

Анна сидела на другом конце скамьи.

– И впрямь ужасно?

Он открыл глаза, но вставать поленился. Поднял руку, стал загибать пальцы, подсчитывая грехи жены:

– Во-первых, она отвратительно ревнива. Я за дверь не могу ступить без того, чтобы она не принялась за мной следить. Она из ревности затевает такие невзаправдашние битвы.

– Невзаправдашние? – удивилась Анна.

– Ты знаешь, что я имею в виду, – нетерпеливо бросил он и вдруг начал фальцетом: – Если я вас снова увижу с этой фрейлиной, сэр Джордж, тогда все уже будет ясно! Если вы с этой девушкой еще раз приметесь танцевать, сэр Джордж, придется мне поговорить и с вами, и с ней.

– До чего отвратительно, – согласилась Анна.

– Во-вторых, – он продолжил список, – она на руку нечиста. Если у меня в кармане шиллинг завалялся и она думает, я не замечу, его уж нет как нет. Оставь на столе какую безделушку, мигом сцапает, словно сорока.

Анна была в восторге:

– Правда? Помнится, у меня раз пропала шитая золотом лента, наверное, она взяла.

– В-третьих, а это хуже всего, гоняет меня в постели, как сучка во время течки.

Я не могла удержать смеха:

– Джордж!

– Да, да, – подтвердил он. – Уже насмерть меня загнала.

– Тебя? – насмешливо переспросила Анна. – Я думала, тебе только того и надо.

Брат сел, покачал головой, ответил серьезно:

– Я не о том, ты не понимаешь. Кто бы возражал против пылкой страсти в постели, если, конечно, все остается в семье и она меня не позорит. Дело не в этом. Ей нравится… – Он внезапно замолчал.

– Скажи нам, скажи, – смеясь, взмолилась я.

Анна вдруг нахмурилась и шикнула на меня:

– Перестань. Тут дело серьезное. Что ей нравится, Джордж?

– Это даже не похоть, – с трудом выговорил он. – С похотью я бы как-нибудь справился. И не то что ей чего-то такого необычного хочется – я тоже не прочь порезвиться. Но ей нравится власть – власть надо мной. Недавно она меня спросила, не хочу ли я какую-нибудь девушку. Обещала привести девчонку и, что хуже всего, хотела за нами наблюдать.

– Ей нравится смотреть? – переспросила Анна.

Брат покачал головой:

– Нет, мне кажется, ей нравится все устраивать. Сдается, ей нравится подслушивать под дверьми, подглядывать в замочную скважину. Ей хочется все устроить, а потом смотреть, как другие этим занимаются. Когда я сказал «нет»… – Тут он снова резко оборвал себя на полуслове.

– Что она тогда предложила?

Джордж покраснел:

– Мальчика.

Я хихикнула, шокированная его словами, но Анна не смеялась.

– Почему она предложила тебе мальчика, Джордж?

Он отвернулся.

– Там есть один хорист, хорошенький такой мальчишка, голос сладкий, словно у девушки, но при этом остроумный, как мужчина. Я ничего не говорил и ничего не делал. Но она раз заметила, как я смеялся какой-то его шутке и похлопал парня по плечу, – она везде видит похоть.

– Это уже второй раз, как твое имя связывают с именем какого-то мальчишки. – Анна была недовольна. – Помнишь того мальчишку-пажа, которого в прошлом году отослали домой?

– Ничего тогда не было, – буркнул брат.

– А теперь?

– И теперь ничего.

– Какое опасное «ничего», – заметила Анна. – И тогда ничего, и сейчас ничего. Девчонки – это пустяк, но за такие дела могут и повесить.

Мы помолчали, мрачная компания под ярким летним солнцем. Джордж покачал головой.

– Все это ничего не значит, – повторил он. – Никому до этого и дела нет. Просто меня уже тошнит от женщин, постоянных заигрываний, от всех этих разговоров про женщин. Знаете, все эти сонеты, и флирт, и пустые обещания. Мальчики – чистые и понятные… – Он отвернулся. – Но это все пустяки, не стоящие внимания.

Анна глядела на брата, в глазах невысказанный вопрос.

– Один из страшных грехов. Тебе бы лучше избавиться от подобных пустяков.

Он встретил ее взгляд:

– Я помню, мисс Всезнайка.

– А Фрэнсис Уэстон? – спросила я.

– А он-то тут при чем?

– Вы все время вместе.

Джордж нетерпеливо покачал головой и поправил меня:

– Мы все время вместе на службе у короля. Непрестанно его ждем. И больше нечего делать, как флиртовать с придворными дамами да обсуждать с ними разные скандалы. Ясное дело, меня уже тошнит от этого. Жизнь при дворе меня до смерти утомила – устал я от дамского тщеславия.

Осень 1525 года

Семейный совет созвали, как только я вернулась ко двору. Я заметила, скривившись, что на этот раз мне предложили большое резное кресло с бархатной подушкой на сиденье. В этом году я, возможно, ношу под сердцем королевского сына.

Было решено: Анна вернется ко двору весной.

– Она получила хороший урок, – рассудительно заметил отец. – Раз звезда Марии поднялась так высоко, надо вернуть Анну ко двору и выдать замуж.

Дядя кивнул, и они перешли к более важной теме – что творится в голове у короля с тех пор, как он одним указом пожаловал отцу дворянство и сделал сына Бесси Блаунт герцогом. Подумать только, Генрих Фицрой, шестилетний мальчик, – герцог Ричмонд, граф Ноттингем и лорд-адмирал Англии.

– Это бессмысленно, – решительно заявил дядя, – но указывает на ход мысли короля. Он собирается сделать Фицроя наследником. – Дядя замолчал и оглядел нас четверых, сидящих за столом, – отца и мать, Джорджа и меня. – Ясно, что он доведен до отчаяния. Пора подумать о новом браке. Это по-прежнему самый спокойный и быстрый способ обзавестись наследником.

– Но если Уолси устроит новый брак, нас он ни за что не выберет, – заметил отец. – С чего бы? Другом он нам никогда не был. Будет искать французскую или португальскую принцессу.

– А если у нее будет сын? – Дядя кивком указал на меня. – Если королева не будет стоять на дороге? Девочка хорошего рода, не хуже, чем мать Генриха. Второй раз от него беременна – и все шансы за то, что на этот раз мальчик. Женится на ней – сразу получит наследника. Идеальное решение.