– Нет, это обещание жениться в настоящем, – непоколебимо стояла на своем Анна. – Помолвка перед свидетелями, со вступлением в брачные отношения.

– Ага. – Пухлая рука предупреждающе поднялась. Тяжелое кардинальское кольцо, казалось, подмигнуло Анне: «Не забывай, кто духовный глава Англии». – Пожалуйста, даже не пытайтесь меня убедить, что дело сделано. Если я сказал – обещание жениться в будущем, значит так оно и есть, госпожа Анна. Я никогда не ошибаюсь. И если дама вступает в отношения с кавалером на основании такого незначительного обещания, это не свидетельствует в пользу ее ума. Такая дама, отдавшаяся кавалеру, а потом брошенная, уже себя погубила, ей больше никогда не выйти замуж.

Анна бросила на меня быстрый взгляд. Наверное, кардинал понимает: смешно проповедовать добродетель девственности той, чья сестра, как известно всему королевству, постоянно нарушает супружескую верность. Но он и взглядом не выдал, что заметил мое присутствие.

– Никому не пойдет на пользу, госпожа Болейн, если чувства к лорду Генриху толкнут вас на ложь.

Я видела – сестра борется с охватившим ее паническим страхом.

– Ваше преосвященство, милорд, – начала она, голос чуть дрожит. – Из меня выйдет неплохая герцогиня Нортумберленд. Я буду заботиться о бедных, о том, чтобы на севере царило правосудие. Я охраню Англию от шотландцев. И всегда буду вашим верным другом, вашей должницей на веки вечные.

Он слегка улыбнулся, словно хотел показать: дружбой с Анной его не подкупишь, у него бывали предложения и получше.

– Не сомневаюсь, из вас вышла бы превосходная герцогиня, если не в Нортумберленде, то где-нибудь еще. Такое решение должен принять ваш отец, ему выбирать, за кого вам выходить замуж. Да и мы с королем можем подсобить. Уладив все остальные дела, моя дорогая дочь во Христе, я позабочусь и о ваших желаниях. Я не позабуду, – теперь он уже не сдерживал улыбки, – я не позабуду, что вам хочется стать герцогиней.

Он протянул ей руку, Анна шагнула вперед, присела в грациозном реверансе, поцеловала кольцо, затем попятилась к двери. Пока за нами не закрылись двери, она не произнесла ни слова. Повернулась и пошла по каменным ступеням, ведущим в сад. Всю дорогу вниз по извилистым тропкам сестра молчала и заговорила только тогда, когда мы добрались до каменной скамьи в зарослях роз, подставляющих солнцу белые и алые лепестки.

– Что мне теперь делать? Думай! Думай!

Я только хотела сказать, что ничего не в силах придумать, как поняла – сестра говорит не со мной, она обращается к самой себе.

– Как же мне перехитрить Нортумберлендов? Сможет Мария уговорить короля? – Она покачала головой. – На Марию полагаться нельзя, она ничего толком не сделает.

Я сдержала негодующий ответ. Анна вышагивала взад-вперед по траве, юбка завивается вокруг сапожек на высоких каблуках. Я села на скамью, не сводя с сестры глаз.

– Послать Джорджа, пусть подбодрит Генриха? – Она кружила по траве. – Отца? Дядю? В их интересах, чтобы я поднялась повыше. Пускай поговорят с королем, и на кардинала у них есть влияние. Пускай найдут приданое, достойное Нортумберлендов. Им же выгодно, чтобы я стала герцогиней. Они придут на помощь. А когда герцог Нортумберленд приедет в Лондон, ему сообщат, что помолвка состоялась и брак заключен.


Семейный совет собрался в доме Говардов в Лондоне. Мать и отец сидели за огромным столом, дядя Говард – между ними. Мы с Джорджем, в немилости вместе с Анной, жались у стенки в дальнем конце комнаты. Анна – в самом центре, у стола, словно заключенный у тюремной решетки. Но она не опускала головы, как я. Нос задран, брови слегка подняты, глядит дяде прямо в глаза, как равная равному.

– Жаль, вместе с французскими модами ты выучилась французским привычкам, – прямо начал дядя. – Я тебя предупреждал – никаких сплетен вокруг твоего имени. Теперь я слышу – ты позволила Перси то, чего позволять нельзя.

– Я делила ложе со своим мужем, – без всякого выражения в голосе произнесла Анна.

Дядюшка взглянул на нашу матушку.

– Если ты еще раз повторишь подобную чепуху, я тебя выпорю и сошлю в Хевер навечно, никогда не позволю вернуться ко двору, – тихо сказала мать. – Лучше мне увидеть тебя мертвой, чем обесчещенной. Говорить такое перед отцом и дядей – постыдилась бы. Ты – позор семьи.

Я сидела за спиной у Анны и не видела ее лица, но заметила – пальцы вцепились в опушку платья, так утопающий хватается за соломинку.

– Ты отправишься в Хевер, покуда все не позабудут об этой ужасной ошибке, – прозвучал приказ дяди.

– Прошу прощения, но это вы, а не я совершаете ужасную ошибку. Мы с лордом Генрихом поженились. Он меня не оставит. Вы с отцом должны повлиять на его отца, на короля, на кардинала. Пусть признают наш брак. Если вы это сделаете, я стану герцогиней Нортумберленд, а значит, одна из Говардов войдет в знатнейшую семью Англии. Если я стану герцогиней, а у Марии родится сын, он будет племянником герцога Нортумберленда и королевским бастардом. Мы тогда сможем посадить его на трон.

Дядя уставился на Анну и тихо произнес:

– За куда меньшее король два года тому назад отправил на плаху герцога Бекингема. Смертный приговор был подписан моим отцом. Этот король заботится о наследниках. Никогда, никогда больше не произноси таких слов, а не то очутишься не в Хевере, а за стенами монастыря, монахиней на веки вечные. Анна, я не желаю, чтобы из-за твоего недомыслия благосостояние семьи подвергалось риску.

Сдержанный тон, скрывавший страшный гнев, потряс сестру. Она пыталась собраться с мыслями, прошептала:

– Я больше ничего не скажу. Но это могло бы сработать.

– Ни за что, – резко ответил отец. – Нортумберлендам ты не нужна. К тому же Уолси не позволит нам взлететь так высоко. А король делает то, что ему Уолси скажет.

– Лорд Генрих мне обещал.

Страстные слова Анны пропали впустую. Дядя только покачал головой и привстал, показывая – заседание окончено.

– Подождите, – отчаянно крикнула Анна. – Все еще может получиться. Клянусь вам. Если вы меня поддержите и лорд Генрих будет со мной, тогда и кардиналу, и королю, и герцогу придется с этим смириться.

– Они не смирятся. – У дяди явно нет ни малейших сомнений. – Ты просто дурочка. Никто не может справиться с Уолси. Ни один человек в стране. Мы не станем рисковать и наживать в нем врага. Стоит ему пожелать, и в постели короля будет не Мария, а какая-нибудь девчонка из семьи Сеймур. Все, чего мы добились с Марией, пропадет, если примемся помогать тебе. Это ее шанс, не твой. И ты можешь его погубить. Придется тебя убрать с дороги, на все лето по крайней мере, а то и на год.

Она застыла в ужасе:

– Но я его люблю.

В комнате повисло молчание.

– Да, – повторила она, – я его люблю.

– Это все совершенно несущественно, – ответил ей отец. – Твое замужество – семейное дело, и заниматься этим будем мы. Отправишься в Хевер по меньшей мере на год. Нечего околачиваться при дворе, и считай, тебе еще повезло. А если посмеешь ему писать, или же отвечать, или пытаться с ним увидеться, тогда в дело пойдет монастырь, и притом затворнический орден.


– Ну, дела не так уж плохи.

Джордж пытался сохранять веселый тон. Мы втроем направлялись к реке, чтобы сесть на лодку и вернуться во дворец. Один слуга в ливрее дома Говард шагал впереди, расталкивая попрошаек и уличных продавцов, еще один шел за нами следом. Анна брела, ни на что не глядя, не обращая внимания на людские водовороты, запрудившие улицы.

Продавцы торговали товаром с тележек, хлебом, фруктами, живыми утками и курами, только что привезенными из деревни. Находчивые, с хорошо подвешенными языками, толстые лондонские домохозяйки торговались без устали, не то что сельские жители, неторопливые, сосредоточенные, пытающиеся получить побольше выгоды за проданный товар. Бродячие торговцы предлагали книжки с балладами и нотные листы, сапожники показывали готовые сапоги и ботинки, клянясь и божась – подойдут на любую ногу. Цветочницы и продавцы салата, бездельники-пажи и трубочисты, факельщики, которым нечего было делать до наступления темноты, подметальщики улиц – тут были все. Слуги, решившие побездельничать чуток по дороге на рынок или с рынка, а перед каждой лавкой сидит на табурете дородная жена владельца, улыбается прохожим, приглашая их зайти и посмотреть, что сегодня продается по дешевке.

Джордж без устали, словно острое и увертливое шило, тянет нас с Анной сквозь пестроту базара. Он явно хочет доставить Анну домой раньше, чем буря в ее душе вырвется наружу.

– Нет, скажу вам, дела совсем не плохи, – все повторяет брат.

Мы наконец добрались до причала на реке, слуга махнул лодочнику.

– В Йоркский дворец, – резко бросил Джордж.

Наступил прилив, лодка быстро двигалась вверх по реке. Анна невидящими глазами смотрела по сторонам, на берега, заваленные городским мусором.

Мы пристали к дворцовой пристани, слуга поклонился и отправился на лодке обратно в город. Джордж потащил нас с Анной наверх в нашу комнату, и вот мы дома, за закрытой дверью.

Тут Анна обернулась и набросилась на брата, словно дикая кошка. Он поймал ее за запястья, оторвал руки от своего лица.

– Дела совсем не плохи! – заорала она. – Совсем не плохи! Я потеряла любимого, а заодно и репутацию! Я почти уничтожена, должна схоронить себя в деревне, пока все обо мне не позабудут. Совсем не плохи! Мой собственный отец не желает меня поддерживать, моя мать говорит – лучше бы ей увидеть меня мертвой. Ты совсем с ума сошел, идиот? Совсем с ума сошел? Или просто дурак, слепой, глухой недоумок?

Брат все еще держал ее за запястья. Она старалась вцепиться ногтями ему прямо в лицо. Я подобралась сзади и оттащила ее, а она все пыталась брыкаться. Мы стояли пошатываясь, словно трое подравшихся пьяниц, я ударилась об спинку кровати, когда она чуть не высвободилась из моих рук и снова набросилась на брата, но мне удалось вцепиться мертвой хваткой, да и Джордж не выпускал ее рук, не давая расцарапать лицо. Казалось, мы сражаемся не с Анной, а с чем-то похуже, каким-то непонятным демоном, овладевшим ею, а вместе с ней и всеми нами, Болейнами. Это демон гордыни, что загнал нас в маленькую комнатку во дворце, довел сестру до такого страшного сумасшествия, подогревает эту жестокую, бессмысленную битву.