Филиппа Грегори - Еще одна из рода Болейн

Анна дразнит его своей красотой и заразительным весельем. Она больше не ссорится с ним, какой бы он ни был кислый и скучный. Она танцует, играет в карты, смеется, катается на коньках, она вся радость, легкомыслие и веселье. Джейн Сеймур где-то позади; кто может отвести взгляд от Анны, посмотреть на другую женщину, когда моя сестра в таком радужном настроении? Даже король не спускает с нее глаз, когда она танцует, голова гордо поднята, шея чуть повернута, будто кто-то с ней разговаривает. Вокруг толпятся придворные кавалеры, пишут поэмы, воспевающие ее красоту, музыканты играют только для нее одной, она – центр всех развлечений двора. Король не сводит с нее глаз, но он больше не приходит в восторг. Глядит на нее, словно пытается что-то понять, будто раскрыл тайну ее колдовского очарования. Все, что когда-то было ему так дорого, теперь исчезло. Глядит на мою сестру с выражением человека, который купил дорогущий гобелен, стоивший целое состояние, и неожиданно обнаружил – это подделка, пора ее распускать на нитки. Глядит, словно не может поверить – она обошлась ему так дорого, а взамен не дала ничего. Сколько бы Анна ни старалась, ее очарование и живость ума не убедят его, что сделка того стоила.

Пока я смотрю на Анну, Джордж и Фрэнсис наблюдают за секретарем Кромвелем. По дворцу хотят слухи – от Анны избавятся, признают брак недействительным. Мы с Джорджем только смеемся над этим, но сэр Фрэнсис напоминает нам – в апреле, без всякой видимой причины, был распущен парламент.

– И какое нам до того дело? – спрашивает брат.

– Все эти добрые деревенские рыцари разъехались по поместьям, никого здесь не будет, если король решит отделаться от королевы.

– С чего они вообще станут ее защищать? – удивляюсь я. – Они ее ненавидят.

– Они могут подняться на защиту самого принципа, – объясняет Фрэнсис. – Их силой заставили выступить против королевы Екатерины, отречься от клятв верности принцессе Марии и признать наследницей принцессу Елизавету. Если теперь король захочет избавиться от Анны, они будут чувствовать себя последними идиотами, им опять указывают, что делать, – кому это понравится? Если он теперь снова ухватится за решение папы, им нелегко будет проглотить без звука подобные перемены – уж больно быстро все меняется.

– Но королева мертва. – Я подумала о своей покойной госпоже Екатерине. – Даже если брак с Анной будет признан недействительным, он не сможет вернуться к ней.

Джордж нетерпеливо присвистнул – ну до чего же я тупа, но Фрэнсис спокойно объяснил:

– По решению папы брак с Анной недействителен. В таком случае Генрих – вдовец и может жениться снова.

Мы все трое, не сговариваясь, взглянули на короля. Вот он встает с трона, поставленного на помост на льду. Рядом с ним сэр Джон Сеймур и сэр Эдуард Сеймур[31], помогают ему подняться. Джейн тут же, на губах улыбка, словно видит перед собой молодого красавчика, а не старую, толстую развалину.

Анна, на коньках, в сопровождении Генриха Норриса и Томаса Уайетта. Скользит к мужу, спрашивает:

– Как вы себя чувствуете, дорогой муж? Уже уходите?

Он глядит на Анну. Холодный ветер разгорячил щеки, на ней алая шляпка для верховой езды с длинным белоснежным пером, прядь волос выбилась из-за уха. Такая веселая, такая невероятно красивая.

– Нога болит, – медленно отвечает он. – Вы тут резвитесь, развлекаетесь, а я страдаю. Пойду к себе, отдохну.

– Я пойду с вами. – Она приближается к нему. – Если бы знала, провела бы все время подле вас, вы сами сказали – иди покатайся. Мой бедный муженек, я вам приготовлю ячменный отвар и почитаю, если хотите.

Он качает головой:

– Мне лучше поспать. Предпочитаю тишину вашему чтению.

Анна вспыхивает. Генрих Норрис и Томас Уайетт отводят глаза, им, наверное, хочется под лед провалиться. Сеймуры делают вид, что ничего не слышат.

– Тогда увидимся за ужином. – Анна сдерживается, не дает себе высказать обиду. – Я помолюсь, чтобы вам стало лучше и боль прошла.

Генрих кивает, отворачивается. Сеймуры берут его под руки, помогают пройти по роскошным коврам, которыми, чтобы не поскользнуться, устлан лед. Джейн с кроткой улыбкой, словно извиняется за то, что выбор пал на нее, семенит вслед за ним.

– И куда это вы направляетесь, мисс Сеймур? – Голос Анны хлещет, как кнут.

Девушка оборачивается, делает королеве реверанс:

– Король приказал мне сопровождать его, почитать перед сном. – Глазки опущены, сама невинность. – Я не знаю латыни, но немного читаю по-французски.

– Немного читаю по-французски! – восклицает моя сестра, она-то свободно владела тремя языками еще в шесть лет.

– Да, – гордо отвечает Джейн. – Только я не все понимаю.

– Вы, похоже, вообще мало что понимаете. – Последнее слово за королевой. – Можете идти.

Снег тает, но до тепла далеко. На лужайке для игры в шары уже кое-где показались подснежники, но играть еще нельзя – слишком много воды, да и тропинки не просохли – не проберешься. Нога короля все не заживает, рана не затягивается, не помогают ни снадобья, ни припарки, воспаление все хуже и хуже. Он боится, что не сможет больше танцевать, а новости из Франции – король Франциск в прекрасном настроении, здоровье отменное – не прибавляют Генриху веселья.

Подошел Великий пост, прекратились танцы и пирушки. Теперь у Анны нет ни малейшей возможности затащить его в постель, а значит, неоткуда будет взяться новому младенцу. Никому, даже королю с королевой, не дозволено спать вместе во время Великого поста. Анне ничего не остается, как наблюдать за Генрихом, сидящим в мягком кресле, больная нога поднята на табуретку, рядом устроилась Джейн, читает ему душеспасительные трактаты, а она, королева, даже не может заполучить законного мужа в спальню.

На нее больше никто не обращает внимания. С каждым днем все меньше придворных дам толпится в ее приемной, королева их выбрала, платит им содержание, а они весело проводят время в комнатах Джейн Сеймур. Только те, кого туда не приглашают, остаются верны Анне – наше семейство, Мадж Шелтон, наша тетушка Анна, моя дочь Екатерина и я. Бывают дни, когда из всех кавалеров с нами только Джордж и его верные дружки – сэр Фрэнсис Уэстон, сэр Генрих Норрис, сэр Уильям Брертон. Как раз те, с кем муж не советовал водиться, но делать нечего – у Анны нет иных друзей. Мы играем в карты, слушаем музыку, а когда появляется сэр Томас Уайетт, устраиваем поэтические состязания. Каждый пишет по строчке сонета, посвященного самой прекрасной королеве в мире, но нам совсем не весело, вместо радости в сердце вползает пустота. Анна уже почти все потеряла и не знает, как удержать хотя бы то, что осталось.

В середине марта она, забыв наконец о гордости, послала меня за дядюшкой.

– Сейчас не могу прийти, я занят. Передай королеве, зайду после обеда.

– С каких это пор королеве приказывают подождать? – заметила я.

Когда он пришел, Анна его дружески приветствовала, отвела в нишу окна поговорить без помех. Я сидела близко и слышала весь разговор, но ни он, ни она, соблюдая приличия, не позволили себе повысить голос.

– Мне нужна помощь – справиться с Сеймурами, – начала Анна. – Нам необходимо избавиться от Джейн.

Он пожал плечами:

– Дорогая племянница, помнится, ты не всегда мне помогала. Совсем не так давно пыталась очернить меня перед королем. Не будешь королевой, значит ты больше не Говард.

– Что бы то ни было, я останусь Болейн, останусь Говард, – прошептала она, касаясь подвески с золотой буквой «Б» на шее.

– Уж чего-чего, а недостатка в говардовских девчонках у нас нет, – немедленно отозвался он. – У моей жены-герцогини в ламбетском доме их не меньше дюжины, все твои кузины, все как на подбор красавицы, не хуже тебя, Марии или Мадж. Веселые, горячие. Когда он устанет от этой – ни рыба ни мясо, найдется ей на смену какая-нибудь говардовская девчонка.

– Но я королева, а не какая-нибудь там молоденькая фрейлина.

Он кивнул:

– Так позволь сделать тебе предложение. Если в апреле Джордж получит орден Подвязки, я буду на твоей стороне. Добьешься награды для семьи – посмотрим, сможет ли семья прийти на помощь.

– Я могу его попросить, – раздумчиво сказала она.

– Попроси. Поможешь семье кое-чего достичь – и мы с тобой договоримся по-новому, будем защищать тебя от врагов. Но на этот раз тебе придется запомнить, кто твой хозяин.

Она закусила губу, сейчас не время выказывать неповиновение. Сделала дядюшке реверанс и опустила голову.

23 апреля король вручил орден Подвязки сэру Николасу Кэрью, другу Сеймуров. Джорджа обошли. Вечером на пиру в честь этого важного события дядюшка и сэр Джон Сеймур наслаждались теплой компанией, сидели за столом бок о бок, перед ними огромное блюдо с мясом.

На следующий день Джейн Сеймур – редкая гостья – заявилась в приемную королевы. Комната в кои-то веки гудела от обилия народа, позвали музыкантов, собрались танцевать. Короля не ждали, Анна пригласила его на партию в карты, но он холодно отказался, сославшись на срочные дела.

– Чем это он занимается? – спросила Анна Джорджа, когда тот вернулся с ответом.

– Не знаю. Разговаривает с епископами. И с лордами, по очереди со всеми.

– Обо мне?

Оба старательно избегали глядеть на Джейн, хотя та была в центре внимания – и не где-нибудь, а в приемной самой королевы.

– Не знаю, – угрюмо бросил брат. – Наверное, мне последнему скажут. Но он спросил, кто из придворных посещает тебя каждый день.

Анна глядела на него, не мигая:

– Все, конечно. Я же королева.

– Кое-какие имена упомянуты особо, среди них Генрих и Фрэнсис.

– Генрих Норрис здесь появляется каждый день ради прекрасных глаз Мадж, – рассмеялась Анна. И вправду, Генрих склонился за плечом у Мадж, готовый, когда она кончит петь, перевернуть нотную страницу. – Пойдите сюда, пожалуйста, сэр Генрих.

Он шепнул что-то Мадж на ухо, подошел к королеве, шутливо встал на одно колено: