— Точнее, я молю не о помиловании, а о справедливости. Один из моих друзей арестован. Этот человек мне друг, мы с ним — как братья.
— Достаточно, граф, — взволнованно произнесла королева, — вы любите этого человека, поэтому я готова сделать для него все, о чем попросите. Я желаю ему добра так же, как и вам.
— Увы, мадам, к несчастью, он дважды разгневал вас. Первый раз при встрече с вами в доме у Деревянного моста, в той самой комнате, где я имел счастье познакомиться с вами. И второй раз — в Лувре, в кабинете Его Величества короля Карла.
— Граф, — с грустью заметила Екатерина, — люди часто огорчают меня — тогда я стараюсь поскорее о них забыть…
— Это шевалье де Пардальян, Ваше Величество. Королева сделала вид, что вспоминает, потом, всплеснув руками, воскликнула:
— Ну конечно! Я совсем забыла об этом молодом человеке… Теперь вспомнила — я предлагала ему поступить ко мне на службу. Неужели он арестован?
— Да, мадам! Прошу вас, освободите его. Клянусь, шевалье не мог ничего замышлять ни против короля, ни против Вашего Величества.
— Нансей! — позвала Екатерина, ударив молоточком в гонг.
Вошел капитан охраны.
— Нансей, вы знаете, что арестован один молодой человек, шевалье де Пардальян?
— Да, мадам, его уже арестовывали один раз, но тогда он сбежал из Бастилии.
— Кто отдал приказ об аресте? — сдвинув брови, спросила Екатерина.
— Его Величество король. Полагаю, этот молодой человек обвиняется в мятеже. Во всяком случае, мне известно, что он дважды оказывал сопротивление солдатам короля.
— О, мадам! — воскликнул Марильяк. — Позвольте объяснить, при каких обстоятельствах это случилось…
— Помолчите, граф, — сказала королева. — Вы свободны, Нансей.
Капитан удалился.
— Дорогое дитя, — обратилась Екатерина к Марильяку, — готова доказать вам мое расположение… так, словно вы мне сын, как Генрих и Франсуа… Обождите меня здесь.
Марильяк почтительно поклонился. Он дрожал — буря бушевала в душе его. У него появилась непоколебимая уверенность, что королева любит его, любит как мать. И эту женщину, которая смотрела на него с такой нежностью, говорила с таким волнением, называют преступницей и лицемеркой? Королева, считал Марильяк, безгранично доверяет ему, и это наполняло сердце графа благодарностью. Даже самому королю подозрительная Екатерина не доверяет так…
Королева оставила Марильяка в молельне одного, перед ним на столе лежали написанные ею письма. Конечно, граф мог бы узнать государственные секреты, но он скорее потерял бы зрение, чем позволил себе бросить хоть один взгляд на королевскую корреспонденцию.
Екатерина отсутствовала полчаса, но все это время она через потайное отверстие следила за поведением Марильяка в молельне. Все это время графа мучила одна мысль: Моревер сказал ему, что Пардальяна арестовали по приказу королевы-матери, но Екатерина, похоже, не помнила даже имени шевалье. Нансей же утверждал, что приказ об аресте отдал король. Впрочем, все это неважно, видимо, Моревер что-то перепутал.
Наконец вернулась Екатерина — радостная улыбка играла на ее губах.
— Удалось! — сообщила королева торжествующим тоном.
— О, мадам! — голос Марильяка прервался от волнения. — Неужели шевалье де Пардальян свободен?
— Король обещал мне, правда, нелегко было добиться этого. Кажется, ваш друг участвовал в заговоре, организованном маршалом де Монморанси.
— Пардальян? Что вы, мадам, нет! Я вам сейчас объясню… Дело в том, что маршал…
— Ни слова больше, граф! Это не мое дело. Если шевалье де Пардальян пожелает сообщить что-нибудь о маршале, он это скажет сам.
— Мадам, вы — великая королева! — воскликнул Марильяк.
— Увы! Я просто женщина, которая много страдала, а страдания делают нас снисходительными. Мне неважно, участвовал или не участвовал шевалье в заговоре, главное, что он — ваш друг. Передайте ему, что, если он хочет у меня что-нибудь попросить для себя или для маршала, я готова принять его послезавтра, в десять утра, после того, как король побеседует с ним.
— Его Величество желает лично допросить шевалье?
— Да. Мне удалось добиться отступления от официальной процедуры. Вашего друга будут допрашивать не судьи, а сам король… И, если ответы Пардальяна удовлетворят Его Величество, если шевалье объяснит, почему он скрывается во дворце Монморанси, его освободят и простят ему и скандал в Лувре, и пожар в трактире, и драку на Монмартрской улице.
— О, мадам! — воскликнул Марильяк. — Шевалье все объяснит без труда. Просто Пардальян и маршал хотят покинуть Париж. За всем этим кроется любовная история…
— Прекрасно, прекрасно. Прошу вас присутствовать завтра на утреннем приеме Его Величества, и вы сами сможете встретить своего друга.
— Мадам, он не покинет Лувр, не выразив вам глубочайшую признательность. Что касается меня, то моя жизнь принадлежит вам.
Зловещим блеском загорелись глаза Екатерины, но склоненный в низком поклоне Марильяк не заметил этого блеска, который привел бы его в ужас.
— Прощайте, граф, — произнесла королева. — Увидимся завтра в церкви Сен-Жермен-Л'Озеруа, а послезавтра утром встретимся в Лувре.
Граф удалился, чувствуя себя безмерно счастливым. Он решил вернуться к монастырю, и как раз в тот момент, когда Марильяк подходил к монастырским воротам, оттуда выехал всадник и поскакал в направлении Лувра. Граф попросил, чтобы его проводили к настоятелю. Встретившись с ним в приемной, Марильяк поинтересовался:
— Сударь, я хотел бы знать, если это не составляет для вас труда, здесь ли шевалье де Пардальян?
Услышав обращение «сударь», преподобный отец недовольно поморщился, но ответил вежливо:
— С удовольствием отвечу на ваш вопрос. Молодой человек еще здесь. Его должны были препроводить в Бастилию, но я только что получил приказ из Лувра, в котором мне предписывается оставить шевалье здесь до вторника и отдать ему лучшую келью в монастыре. Так что я уступил ему мое собственное жилище. Вот все, что я могу сказать вам.
— А что должно произойти во вторник? — спросил встревоженный Марильяк.
— Мне приказано освободить этого юношу во вторник утром и сообщить ему, что король желает побеседовать с ним во время утреннего приема и царственная особа рассчитывает, что он, как честный дворянин, не ускользнет…
— Ручаюсь, он будет в Лувре! — воскликнул обрадованный граф. — А можно с ним увидеться?
— Сударь, я лично не возражаю, но у меня нет никаких указаний на этот счет…
— Понимаю, — улыбнулся Марильяк, — понимаю и не настаиваю. Передайте, пожалуйста, шевалье, что во вторник утром я буду здесь и провожу его в Лувр.
— С удовольствием, — охотно согласился настоятель. — Через пять минут ваше поручение будет исполнено.
Граф совершенно успокоился и распрощался со святым отцом. Однако в душе его еще оставались какие-то опасения, неясные страхи, неопределенная тревога.
— Все прекрасно, — убеждал он самого себя. — Все складывается замечательно. Завтра утром король Генрих венчается в соборе Парижской Богоматери. После церемонии я свободен, у меня отпуск до начала военной кампании. А завтра в полночь — моя свадьба… и моя мать приведет Алису к алтарю, перед которым нас соединят навеки. Священник обвенчает меня с той, что мне дороже жизни… Католический священник! Ну что же, раз об этом просит королева… Послезавтра утром встречу Пардальяна, провожу в Лувр, добьюсь для маршала и его семьи разрешения покинуть Париж… Уедем все вместе! Ах, матушка, матушка, мог ли я думать несколько месяцев назад, каким счастьем одарите вы меня…
Марильяк обратил внимание на неразговорчивые компании, то тут, то там появлявшиеся на улицах. В воздухе Парижа чувствовалось приближение чего-то значительного…
— Видно, парижане готовятся к завтрашнему празднику, — решил Марильяк.
Настоятель солгал графу, утверждая, что Пардальян находится в монастыре. Еще за час до этого в монастырь прибыли десятка два всадников во главе с Моревером. Связанного шевалье отнесли в закрытую карету. И верховые, и карета быстро умчались в сторону тюрьмы Тампль.
Тамплем называли целый квартал, огороженный стеной. Он получил свое имя тогда, когда его занимали рыцари-монахи ордена тамплиеров. Это был своего рода город в городе, недаром его иногда именовали Новый город Тампль. Однако еще два века назад орден тамплиеров был разгромлен, а рыцари Мальтийского ордена, занявшие квартал, постепенно покинули Париж. Многие здания Тампля обратились в руины, осталась лишь старая башня, в которую сто десять лет спустя заключат перед казнью короля Людовика XVI.
В 1572 году башня Тампль служила тюрьмой. Так повелось еще со времен Франциска I. Комендантом тюрьмы был Марк де Монлюк, сын Блеза де Монлюка, прозванного королевским мясником за резню гугенотов, которую он устроил в Гиени. Марк де Монлюк и по повадкам, и по характеру был настоящим тюремщиком. Лет тридцати пяти от роду, рыжий, с всклокоченной шевелюрой, бычьей шеей, кровавыми глазами, с лицом, отражавшим все его пороки, Монлюк смягчался лишь в компании доброй бутылки и веселой девицы. На место коменданта его устроил отец, старый Блез де Монлюк, служивший сначала под командованием коннетабля де Монморанси, а потом — маршала де Данвиля.
Захватив Пардальяна-старшего, Данвиль приказал заточить его в Тампле. Маршал не доверял коменданту Бастилии де Гиталану, который, хотя и был другом Данвиля, казался маршалу недостаточно жестоким. Анри де Монморанси доложил об аресте Пардальяна-старшего королеве Екатерине, естественно, представив в лучшем виде собственные заслуги в деле задержания столь опасного для престола человека. Но в планы Данвиля вмешался Моревер, ведь именно ему Екатерина поручила провести допрос Пардальяна-младшего. Кроме того, сама королева собиралась тайно присутствовать при допросе шевалье. Она назначила допрос обоих Пардальянов на субботнее утро 23 августа.
"Эпопея любви" отзывы
Отзывы читателей о книге "Эпопея любви". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Эпопея любви" друзьям в соцсетях.