— Держись, мать, — Ольга остановилась у своей смотровой и хихикнула. — Папа тебя уже видел, своей маме представишь. Останется только с его мамой познакомиться.

— Мне кажется, даже это не так страшно, — возразила я.

27. Антон

На полноценную обиду это не тянуло. Даже на неполноценную не тянуло. Так, царапнуло слегка, когда она попросила меня поскорее надеть штаны и выметаться. Дело в том, что я не знал подоплеку ситуации. О матери Наташа говорила очень мало, но даже по этим скудным сведениям я понял, что отношения у них так себе. И если мое присутствие могло осложнить все еще больше, конечно, этого стоило избежать. Обнадежило, что пообещала познакомить нас в другой раз. Хотя я и понимал: это будет напряг для всех.

Мы договорились, что съездим к матери в субботу, в Наташин выходной. Как я потом понял, она не успела ликвидировать все улики моего пребывания, мать догадалась, что некто приходящий имеется, и устроила допрос с пристрастием. В таком случае действительно имело смысл вылезти из тины. Хотя бы уже только для того, чтобы она не ездила Наташе по ушам. Если, конечно, исключить тот вариант, при котором я настолько не понравлюсь, что эффект будет обратным.

В пятницу вечером я приехал к Наташе, и мы вместе занялись ужином. Я возился с индейкой, она резала салат.

Готовить мать научила меня еще в школе. И не только готовить. Подразумевалось, что я свалю от них, едва буду в состоянии сам себя обеспечивать настолько, чтобы снимать квартиру. У них с отцом случались терки, но что касательно меня — тут они были единодушны. Мужчина должен быть самостоятельным и умеющим о себе позаботиться. Чем раньше, тем лучше.

Когда я учился на последнем курсе колледжа, а Леха на первом курсе академии, мы сняли квартиру вдвоем. Разумеется, все принимали нас за гейскую пару, но проблема была не в этом. Как ни пытались мы установить график привода в квартиру подруг, постоянно случались накладки, да еще вечно приходилось ошиваться где-то по полночи. Месяца через три, дабы не портить отношения, мы разъехались. Вкалывать у отца пришлось больше, но и на квартиру, и на еду я вполне зарабатывал уже тогда.

Готовил я довольно прилично, но для себя было лень, обычно обходился самым простым. А вот для кого-то всегда делал это с удовольствием. Что-то такое, чтобы удивить. Ну, может, немного тщеславия, не без того. Но Наташу хотелось не только удивить, но и порадовать. Ела она мало, зато с таким удовольствием, что смотреть на нее при этом само по себе уже было ценным призом. Поэтому когда я приезжал к ней, сначала мы готовили по очереди.

Однажды Наташа предложила помочь, и я засомневался, поскольку кухня — дело индивидуальное. Но неожиданно получилось очень даже хорошо, хотя границы мы всегда устанавливали четко: кто повар, а кто поваренок. Мне все нравилось делать с ней вместе, тем более это была еще одна возможность дразнить друг друга, дотрагиваться, как будто случайно, поглядывать с намеком.

— Ты не передумал? — спросила Наташа, когда мы сели за стол.

— С чего вдруг? — удивился я.

— Ну… все-таки знакомство с родителями — это довольно серьезно. А мы с тобой не так уж давно вместе.

— Я тебе уже говорил. Очень надеюсь, что у нас все… будет серьезно. Поэтому нет. Не передумал.

Мне хотелось сказать «надеюсь, что у нас все серьезно». Без «будет». Но язык не повернулся. Потому что для меня все уже стало серьезно. А вот для нее — такой уверенности не было.

— И что ты ей наврала? Про меня? — поинтересовался я словно между прочим, положив ей на тарелку кусок мяса.

— А почему я должна была что-то врать? — удивилась она.

— Ну мало ли. Я спрашиваю, чтобы не ляпнуть чего-нибудь мимо кассы. Не хочу тебя подставлять.

— А, говори что захочешь, — Наташа махнула рукой и потянулась к миске с салатом. — Я ей вообще ничего не сказала. Она спалила твои тапки и зубную щетку. Пришлось сознаться, что да, личная жизнь в наличии.

— Неприличная личная жизнь.

— Ну да, типа того. Ей, конечно, хотелось подробностей, но я сказала, что подробности будут лично. При встрече.

— Значит, карт-бланш, — кивнул я. — Тогда скажи мне вот что. Я так понял, у вас не самые теплые отношения.

— Не самые, — вздохнула она. — Понимаешь… В ее семье, не знаю, сколько поколений подряд, такая установка: дети обязаны родителям. По факту своего рождения. Не в каком-то материальном плане, а морально. Должны строить свою жизнь так, чтобы те были довольны. Помнишь, я говорила, что на практику в цирк попала? Познакомилась там с дрессировщиком из Канады. Работал у нас по контракту. Отец канадец, мать русская. Начали встречаться.

— И тебе родители стали капать на плешь, что ай-яй-яй? Ну а вдруг ты с ним в Канаду уедешь? А они без тебя останутся?

— Угадал. Ничего из этого не получилось, а потом я замуж вышла. Тоже ураган. Папа еще жив был. Обычно он маму немного притормаживал, когда слишком на меня наседала, но тогда они оба были против.

— Справедливости ради, тут они как раз оказались правы, — заметил я.

— Ну так и сломанные часы дважды в сутки правильное время показывают, — усмехнулась Наташа. — Разница была в том, что папе Матвеев не нравился сам по себе, а маме потому, что я посмела выйти замуж без ее одобрения. А потом без одобрения посмела развестись. И ведь засада в том, что она меня любит. Вот только мне от такой любви иногда визжать хочется. Но при этом чувствую себя свиньей неблагодарной.

Глаза у нее подозрительно заблестели, и я погладил ее по руке.

— Наташ, ты сломала этот семейный шаблон, можешь собой гордиться. И со своими детьми точно так поступать не станешь.

— Если они у меня еще будут.

— Почему нет? Проблемы? — я подумал, что эти ее боли, требующие почти морфия, наверно, не слишком нормально.

— Ты имеешь в виду здоровье? — Наташа покачала головой. — Нет, все в порядке. Тут другое. Когда я тебе хотела дать ключ от квартиры, ты сказал, что есть такие вещи, которые надо делать, только если не можешь не делать. Так вот дети тоже. Не потому что пора или надо. Потому что люди должны размножаться. Только если понимаешь, что действительно хочешь этого, но не для себя.

— А для кого? — не понял я.

— Для самого ребенка. Чтобы он жил и радовался жизни.

— А я думал, что детей рожают, чтобы их любить. И чтобы они тебя любили.

— Ну хорошо хоть не ради того самого стакана воды в старости, — печально усмехнулась она. — Понимаешь, это все равно получается для себя. Две стороны родительского эгоизма. Если это главная причина. Или даже две главные причины. Я хочу любить, я хочу, чтобы меня любили, — она голосом выделила эти «я». — Кто спрашивает ребенка, чего он хочет? А потом удивляются, когда ему исполняется лет четырнадцать и он говорит: «Я не просил, чтобы меня рожали».

— Не знаю, Наташ, — возможно, в чем-то она была права, но принять это однозначно не получалось. — Я никогда не задумывался, по какой причине родители решили родить меня. Но всегда знал, что они меня любят. И сам их люблю. Они никогда по-настоящему на меня не давили. А даже если иногда и пытались, сами понимали, что их несет не туда, и вовремя останавливались. Думаю, если б я вдруг решил жениться и уехать в Канаду, они не стали бы меня отговаривать. Хотя им и было бы грустно, что я так далеко.

— Тебе можно только позавидовать, — Наташа сосредоточенно разглядывала кусок индейки на вилке. — И тоже захотелось с ними познакомиться.

— В чем проблема? Тебе будет не так страшно, как мне. Папа тебя уже видел, а у мамы два кота, вы с ней общий язык точно найдете.

Я вспоминал этот разговор на следующий день, когда мы ехали в центр. На заднем сиденье Мица лежали розы, торт и бутылка «Кьянти». Наташа заметно нервничала, да и мне было не по себе после того, что она рассказала о своей матери.

На светофорах мы поглядывали друг на друга ободряюще: не бойся, прорвемся. Хотелось верить. Кэп Очевидность намекал, что потенциальную тещу лучше иметь союзником, чем врагом. Но мрачный реалист во мне сознавал, что миссия невыполнима. Ну, или очень сложно выполнима.

Машину удалось приткнуть недалеко от перекрестка Чернышевского и Чайковского. Включая сигналку, я посмотрел на ту самую скамейку, где меня поймал Тошка. Ощущения были более чем странные.

Мы вошли в пугающе роскошную парадную, которая поразила меня, еще когда я пытался найти Наташу по адресу прописки. Хотя родился в Питере и такие вещи должны были быть для меня чем-то обыденным.

Говорят, хочешь узнать, как девушка будет выглядеть в пожилом возрасте, посмотри на ее мать. Взглянув на Наташину, я очень сильно понадеялся, что из этого правила бывают исключения. Они с моей были примерно ровесницами, но если моя выглядела лет на десять моложе своего возраста, то Наташина — наоборот старше. Напомнила она мне нашу полусумасшедшую активистку из дачного товарищества по кличке Сойка, которая совала нос везде, и очень громко.

Спортивные штаны с вытянутыми коленками, веселенькая футболка с надписью «Fuck off» и стянутые в хвост волосы откровенно говорили о том, что я вовсе не та важная птица, ради которой стоит прихорашиваться.

— Елена Ивановна, — сухо кивнула она в ответ на мое «добрый день», не дожидаясь, пока Наташа меня представит.

— Очень приятно, — я попытался состроить обаятельную улыбку. — Антон.

— Проходи, — она взяла у меня розы, развернулась и ушла куда-то за горизонт по длинному темному коридору, увешанному по стенам всяким барахлом.

— Держись, — шепнула мне Наташа, вытаскивая из тумбочки тапки.

— Ничего, — я погладил ее по попе. — Предупрежден — значит, вооружен. Сама держись.

— А я пока никуда не падаю, — буркнула она и потащила меня в том же направлении. Как выяснилось, на кухню.