Люси Монтгомери - Энн в бухте Четырех Ветров

— Я прожила под его крышей только месяц, но уже люблю его, как никогда не любила тот дом, в котором прожила всю жизнь.

— Этот дом был построен и освящен любовью, — промолвил Оуэн. — И живущие в нем не могут не подпадать под его влияние. Этому саду шестьдесят лет, и в его цветах записана история тысячи радостей и надежд. Некоторые кусты были посажены самой бабушкой. Ее уже тридцать лет как нет на свете, а розы цветут каждое лето. Ты только посмотри на них, Лесли, какие они роскошные! Роза — это королева цветов.

— Я очень люблю красные розы, — ответила Лесли. — Энн предпочитает розовые, а Джильберт — белые. Но мне больше по душе красные. Они отвечают моему эмоциональному настрою.

— Эти розы цветут позже других, и в них — все тепло, вся душа лета. — Оуэн сорвал пару полураспустившихся бутонов. — Уже много веков поэты воспевают розу как цветок любви. Розовая роза — это любовь, которая только ждет и надеется, белая роза — это любовь ушедшая и покинутая, а красная роза — как по-твоему, Лесли, что такое красная роза?

— Любовь торжествующая, — тихо ответила Лесли.

— Да, любовь торжествующая, любовь бесконечно прекрасная. Лесли, ты же знаешь… я полюбил тебя с первой встречи. И я знаю, что ты меня тоже любишь — мне незачем тебя спрашивать о этом. Но я хочу услышать это из твоих уст, моя дорогая, моя любимая…

Лесли произнесла слова любви тихим трепетным голосом. Их руки и губы встретились. Это был момент наивысшего счастья в их жизни, посетивший их в старом саду, который пылал алым цветом торжествующей любви.

Вскоре вернулись Энн с Джильбертом и привезли с собой капитана Джима. Энн разожгла камин — просто чтобы полюбоваться причудливой игрой пламени, и все они уселись перед ним.

— Когда я смотрю на веселый огонь в камине, я почти готов верить, что снова молод, — сказал капитан Джим.

— А вы не умеете предсказывать будущее по языкам пламени, капитан Джим? — спросил Оуэн.

Капитан окинул их любящим взглядом, потом внимательно вгляделся в сияющие глаза Лесли.

— Ваше будущее можно прочитать, и не глядя в огонь, — сказал он. — Я вижу, что все вы будете счастливы — Лесли и мистер Форд, доктор и миссис Блайт, и маленький Джим, и дети, которые еще не родились, но обязательно родятся. Все вы будете счастливы, хотя, конечно, у вас будут заботы и печали. От них не может уберечься ни один дом, будь это лачуга или дворец. Но вы преодолеете их вместе. С таким компасом, как любовь и доверие, можно выдержать любой шторм.

Какое-то время все молчали. Потом капитан Джим встал и сказал, положив одну руку на голову Энн, а другую — на голову Лесли:

— Вы замечательные женщины, добрые, верные и надежные. Ваши мужья — счастливые люди, а ваши дети будут свято хранить память о вас.

Он взял шляпу и долгим взглядом окинул комнату.

— А теперь мне пора идти. Доброй вам ночи, — с этими словами старый моряк ушел.

Энн, у которой дрогнуло сердце от его необычно торжественного прощания, пошла проводить его до калитки.

— До скорого! — весело крикнул он ей. Но капитану Джиму больше не пришлось сиживать у камина в доме Джильберта и Энн.

Энн вернулась к друзьям.

— Мне так жаль его: пошел один-одинешенек на свою скалу, — сказала она. — И там его никто не ждет.

— Да, старику, наверно, часто бывает одиноко, — отозвался Оуэн. — А сегодня он говорил как провидец, — словно ему открылось будущее. Однако мне тоже надо идти.

Энн и Джильберт вышли, оставив влюбленных вдвоем. Когда они вернулись, Лесли стояла у камина.

— О Лесли, я все поняла и я так за тебя рада, дорогая, — Энн обняла подругу.

— Энн, мне просто страшно, что на меня свалилось такое счастье, — прошептала Лесли. — Я не могу в него поверить… я боюсь о нем говорить… даже думать. Мне кажется, что это сон и что он исчезнет, как только я уйду из вашего волшебного дома.

— А ты отсюда и не уйдешь, ты останешься со мной до тех пор, пока тебя не заберет Оуэн. Неужели я пущу тебя в дом, связанный с такими печальными воспоминаниями?

— Спасибо, дорогая. Я сама хотела тебя об этом попросить. Мне не хочется возвращаться в тот дом — это будет все равно, что вернуться в мою прежнюю унылую, безрадостную жизнь. Какой ты мне была замечательной подругой, Энн! — Помолчав, Лесли продолжала: — Помнишь, Энн, в тот день, когда мы впервые встретились на берегу, я сказала, что ненавижу свою красоту? Я ее тогда действительно ненавидела. Мне казалось, что если бы я была некрасивой, Дик не обратил бы на меня внимания. Я ненавидела свою красоту, потому что она привлекла Дика, но сейчас… сейчас я рада, что красива. Больше мне нечего предложить Оуэну, и его артистическая душа наслаждается моей красотой. По крайней мере я не такая уж бесприданница.

— Конечно, Оуэн восхищается твоей красотой, Лесли, мы все ею восхищаемся. Но глупо говорить, что кроме нее тебе нечего ему предложить. Он сам тебе скажет, чем ты его очаровала, я об этом говорить не стану. А теперь пойду запирать двери. Сегодня обещала вернуться Сьюзен, но что-то не приехала.

— А вот и приехала, миссис доктор, голубушка, — сказала Сьюзен, появляясь из кухни. — Вернее, не приехала, а пришлепала на своих двоих. А дорога сюда со станции ой-ой-ой!

— Как я рада вас видеть, Сьюзен! Ну и как ваша сестра?

— Она уже может сидеть, но ходить, конечно, не может. Но я ей больше не нужна — к ней приехала на каникулы дочь. Я тоже очень рада вернуться сюда, миссис доктор, голубушка. Ногу-то Матильда действительно сломала, этого отрицать нельзя, но язык у нее в полном порядке. А она до того любит поговорить — в ушах начинает звенеть. Она всегда была очень разговорчива и все-таки раньше всех сестер вышла замуж. Ей не так уж и хотелось идти за Джеймса Клоу, но и отказать ему она не смогла. Джеймс вообще-то был неплохой человек, но имел ужасную привычку начинать молитву перед едой с душераздирающего стона. У меня от этого весь аппетит пропадал. Кстати, это правда, миссис доктор, голубушка, что Корнелия Брайант выходит замуж за Маршалла Эллиотта?

— Да, Сьюзен, совершенная правда.

— Ну, тогда это просто несправедливо, миссис доктор, голубушка. Я вот сроду дурного слова о мужчинах не сказала и никак не могу выйти замуж. А Корнелия Брайант всю жизнь поносит их на чем свет стоит — и пожалуйста: стоило ей глазом моргнуть, и муж тут как тут. Все-таки странный это мир, миссис доктор, голубушка!

— Но есть же еще и иной мир, Сьюзен.

— Да, есть, — с глубоким вздохом отозвалась Сьюзен, — но там уже никто не женится и не выходит замуж.

Книга Оуэна Форда, наконец, вышла в свет в последних числах сентября. Капитан Джим целый месяц ходил на почту в Глен справиться, не пришла ли ему бандероль. Но в этот день он не пошел, и книги, которые прислал Оуэн, принесла домой Лесли.

— Отнесем ее капитану Джиму сегодня вечером! — сияя от радости, сказала Энн.

Они шли по красной дороге, наслаждаясь тихим теплым вечером. Как только солнце скрылось за западными холмами, вспыхнул яркий свет маяка.

— Капитан Джим всегда точен, — отметила Лесли. Энн и Лесли на всю жизнь запомнили выражение, которое появилось на лице капитана Джима, когда они вручили ему книгу — преображенную до неузнаваемости, но несомненно его книгу. Побледневшие за последние недели щеки капитана вспыхнули юношеским румянцем, в глазах загорелся молодой огонь. Но руки, перелистывавшие станицы, старчески дрожали.

Оуэн Форд назвал свой роман «Жизненная книга капитана Джима», и на титульном листе было указано два имени — Оуэна Форда и Джеймса Бойда. Книгу открывала фотография капитана Джима. Он стоял в дверях башни маяка и глядел на море. Оуэн Форд сфотографировал его как-то, пока жил у него и писал роман, и капитан Джим об этом знал, но не думал, что снимок появится в книге.

— Подумать только, — воскликнул старый моряк, — моя фотография на первой странице настоящей, напечатанной в типографии книги! Это самый счастливый день в моей жизни. Как бы мне не лопнуть от гордости, девочки. Нет уж, сегодня ночью я не засну — буду читать свою книгу.

— Ну, тогда мы пойдем, а вы читайте, — сказала Энн.

Капитан Джим держал книгу в руках с каким-то благоговейным восторгом, но при этих словах он решительно закрыл ее и отложил в сторону.

— Нет, не пойдете, пока не выпьете чайку со старым моряком. Мы этого не допустим, правда, Старпом? Никуда книга не денется. Я ждал ее много лет — подожду еще часок-другой.

Капитан Джим поставил чайник на огонь и стал накрывать на стол. В его движениях не было прежней бодрости — казалось, они давались ему с большим трудом. Но Энн и Лесли не вызвались ему помочь. Они знали, что это его обидит.

— Вы пришли в очень удачное время, — сказал капитан Джим, доставая из шкафа кекс. — Мать Джо прислала мне сегодня целую корзину с пирожками и вот этот кекс. Смотрите, какой красивый — с орехами и глазурью! Готовит эта женщина замечательно, дай ей Бог здоровья! Не так уж часто я могу предложить гостям такое угощенье. Ну, девочки, садитесь, попьем чаю «за дружбу старую, за счастье прежних дней».

«Девочки» весело уселись за стол. Чай, как всегда у капитана Джима, был превосходен. Кекс, который испекла мать Джо, так и таял во рту. Капитан Джим усердно потчевал гостей, не позволяя себе даже мимолетного взгляда в сторону столика, на котором в красивом золотисто-зеленом переплете лежала его жизненная книга. Но когда за Энн и Лесли закрылась дверь, они не сомневались, что капитан Джим сразу же сел за книгу, и представляли себе восторг старика, впивавшегося взором в печатные страницы, на которых правдиво и красочно была описана история его жизни.

— Интересно, как ему понравится концовка, которую Оуэн сделал по моему предложению, — заметила Лесли.