Невольно он подумал:

«Какая, по сути, разница? Мастурбирую я свой член или чужой, если подумать, оба случая являются проявлением гомосексуальности».

Если бы Эммануэль могла говорить, она бы сказала своему любовнику:

«Я хочу, чтобы ты помог Марку кончить мне в рот».

Но через мгновение ее поза вновь изменилась. Эммануэль опять переключилась на член Лукаса, но на этот раз выпускать его изо рта она не собиралась.

Лежа на боку, она подставила Марку свою аппетитную попку. Тот сразу же ухватился за ее бедра и начал по очереди пробовать каждую из ее дырочек. Эммануэль охотно предоставила ему это право выбора.

В конце концов Марк остановился на той, что была влажнее и в которую было легче проникнуть. Она раздвинула ноги, чтобы он смог войти в нее до конца. Она постаралась сосредоточиться, чтобы не кончить раньше времени, поскольку хотела, чтобы Лукас в полной мере смог насладиться ее ртом. Она старалась как можно дольше сохранять трезвость ума и тела, чувствуя в себе двух мужчин одновременно.

В какой-то момент она даже испугалась, что они захотят овладеть ею по очереди, тогда как она хотела обоих сразу.

Эммануэль вдруг поумерила свой пыл, стала пассивнее:

«Теперь настал их черед действовать!»

Она знала, что мужчины начнут совершать одинаковые движения. Эти движения, вне зависимости от их воли, будут иметь равные амплитуду, темп и возрастающую грубость.

«Я научила мой рот быть вагиной, а вагину – ртом! – ликовала она. – И вот он, результат!»

Подумав так, она мысленно сказала себе:

«Не думаю, что один из них будет завидовать другому, ведь у каждого – лучшие мои части!»

А следующая мысль, которая посетила ее, была своего рода воззванием к богу похоти и разврата:

«Только бы они одновременно кончили в меня!»

Она так и не поняла, внял ли бог ее мольбам. Ее собственный оргазм был настолько неистовым и долгим, что она не заметила, как желаемые струи единовременно заполнили ее рот и вагину.

4

Они лежали втроем, сплетясь ногами, руками, губами, членами. Они молчали, застыв на грани полуяви-полусна, пока судороги в конечностях не заставили их распутать этот клубок.

– Ночь выдалась непростой, чтобы спать, – отметил Марк.

– Ты говоришь как Лукас, – заметила Эммануэль.

Но Марк ничуть не смутился и закончил свою мысль:

– Кто хочет ко мне присоединиться и заниматься любовью до самого утра?

Лукас непринужденно вытянулся на кровати во всю длину своего крупного тела, которое всего несколько часов назад он вовсе не горел желанием обнажать.

– Все зависит от потенциальных возможностей подарка. Думаю, они еще не до конца изучены.

Эммануэль потянулась и подхватила:

– Увы и ах! Придется начать все сначала, и на этот раз подойти к вопросу со всей серьезностью, без каких-либо импровизаций и путаницы. Не кажется ли вам, что небольшой поздний ужин поможет нам соображать более здраво?

Она спрыгнула с кровати, рассекая себе путь телом, похожим на меч, – сильная и гибкая. Мужчины наблюдали за ней в некоторой растерянности: эта женщина – уникальная, счастливая, надежная, настолько красивая, что даже дрожь пробирает – не слишком ли это много для двух посредственных мужчин?

Она принесла им всевозможной еды, совершенно неуместной в это время и в этом месте. А вместе с едой – вино, водку и холодную воду.

Они с удовольствием принялись за трапезу и с упоением предались чревоугодию, ласкам и объятиям, точно мушкетеры, уединившиеся с развеселой молодкой в самый разгар уличного празднества.

В результате шутливой борьбы Эммануэль оседлала Лукаса и плотно сжала его бедрами. В ответ он обхватил губами ее язык, а затем, после долгого поцелуя, начал вылизывать ее соски и вульву. При этом она сказала:

– Я сама буду направлять, как мне нравится, твой нож. Я хочу, чтобы он вонзился прямо в мое сердце.

Введя в себя член Лукаса, она вдруг замерла и выдохнула:

– Вот так, хорошо. Останься во мне до тех пор, пока не забудешь меня, – попросила она.

Лукас не вполне уяснил, что она хотела этим сказать, но ему уже было все равно. Этот загадочный голос был так сладок! Эта женщина была так притягательна! Все, чего бы она ни пожелала, она делает по любви. Вот и ему не хотелось ничего иного, кроме как любить ее. И быть любимым. Любить ее… и то, что любит она…

– Марк, – проговорила Эммануэль. – Возьми меня полностью, как Лукас.

Дважды просить Марка не пришлось, тем более что он сам и так уже сгорал от желания.

Он осторожно проник в Эммануэль сзади. Она знала, как сделать так, чтобы облегчить ему задачу и самой не испытывать боли.

Это спровоцировало движение члена Лукаса, что, в свою очередь, повлекло за собой крик пронзенной двумя шпагами Эммануэль. Крик, переросший в любовный приказ:

– Трахайте меня! Трахайте меня!

В голосе Эммануэль звучала откровенная похоть:

– Ну же, вместе! Трахайте меня оба! Трахайте изо всех сил!

* * *

Марк получал от процесса истинное удовольствие, которое он не преминул описать в необычайно витиеватых для себя словах и выражениях. Но, быть может, эти образы поселились не только в его голове? Возможно, слова, которые он произносил, не принадлежали исключительно ему? И произносил ли он их вообще?

Совершенно точно – в пылу секса он иногда обращался к Лукасу. Новизна ощущений наполняла его поистине космической, солнечной энергией, которой он спешил поделиться со своими партнерами: Эммануэль и Лукас чувствовали, как его словесные излияния, подобно таинственным чарам, проникают в них, как проникает член в разгоряченное тело на пляже. Ослепительный, всепоглощающий секс побуждал Марка повторять свою мантру снова и снова:

– Трахай ее, Лукас! Трахай ее хорошенько! Трахай ее подольше!

А потом уже было не до слов.

Два члена, все еще довольно неопытные в подобных тройственных делах, исступленно боролись за место внутри этой удивительной женщины. Эта возня, по мнению мужчин, уже сама по себе была наслаждением. Их члены страстно терлись бок о бок, горячие и крепкие.

Отделенные друг от друга слизистыми тканями их любовницы, они двигались со все большей сноровкой и ловкостью. Казалось, что похоть передавалась от одного члена к другому. Они встречались, расходились, задевали друг друга. При этом мужчины тщетно пытались отвлечься от мысли о том, что если тонкая перегородка в этом грациозном теле вдруг прорвется, не выдержав их обоюдных шлифований, то им придется кончить друг в друга и перепачкаться чужой спермой.

Это немое противостояние не могло укрыться от внимания Эммануэль. Она даже временно забыла о собственном удовольствии, поскольку вдруг с гордостью осознала:

«Я люблю их! – мысленно закричала она. – Так вот что такое любовь!»

* * *

И даже на пике физического наслаждения Эммануэль мысленно ликовала лишь в одной ей свойственной манере:

«Давным-давно, в другом краю, один человек сказал мне: «В руках одного мужчины женщина уже наполовину покинута». Мало на свете женщин, которые понимают эту мысль. Но мужчин – еще меньше!»

Она слышала, как ее любовники рычат в унисон. Их голоса стали практически неотличимыми друг от друга.

«А вдруг случится так, что им настолько понравится наше ночное приключение, что они потом захотят повторять его снова и снова?»

Она клятвенно пообещала себе больше никогда не заниматься сексом более чем с двумя любовниками за один раз. Когда Эммануэль находилась на волне эротического наслаждения, ей нравилось давать себе обещания, а потом непринужденно нарушать их. От этого она получала особенное удовольствие.

Впрочем, в этой клятве, как ей показалось, крылось логическое несоответствие:

«А почему с двумя, а не с тремя? Я вроде никогда не накладывала на себя неестественных ограничений. Разве женщина не устроена так, чтобы ее рот, влагалище и анус могли дарить любовь одновременно? Правильным ли будет держать одну из этих составных частей незадействованной? И, кстати, даже с тремя мужчинами внутри, у женщины ведь есть еще и руки!»

* * *

От секса уже кружилась голова и в глазах плясали искры. Эммануэль из последних сил пыталась вести с собой внутренний диалог:

«Жан был прав: быть может, я и математик, но уж точно не счетовод. Мне кажется, я уже и думать не могу. Но, к счастью, я еще могу кончать! Я могу кончать до бесконечности, обратившись в бессчетное количество женщин. А вместе со мной будут бесконечно кончать и мои мужчины…»

5

К полудню курьеры доставили по адресу Эммануэль огромный ящик. В нем лежала астролябия Пэбба и записка следующего содержания:

«Вам она более необходима, чем мне, и уж точно – вам она прослужит намного дольше.

Доказательством тому служит надпись, оставленная изобретателем. По его словам, астролябия принадлежит вам вот уже четыреста лет».

* * *

На подставке действительно была сделана надпись. Эммануэль прочитала:

«Merveille qui ja ne fault».

* * *

Лукас спросил:

– Это значит «та, кто никогда не обманывается» или «та, кто никогда не обманывает»?

– Вероятно, и то, и другое, – предположила Эммануэль. – А еще это может означать: «та, которая не должна совершать ошибок» или же «та, которая никогда не изменяет тому, что от нее ждут; которая никогда не разочаровывает».

* * *

Она бросилась к телефону:

– Нет, Пэбб! Я не хочу! Вы с ума сошли. Это же самое ценное, что у вас есть.

– А вам бы больше понравилось, если бы я подарил вам какую-нибудь пустяковую безделицу? – отшутился Дьёэд. – И потом, вы же сами видели: имя, коим я вас нарек в своем воображении, было уже начертано на этом инструменте, причем задолго до моего рождения!

Марк попытался отвлечь Эммануэль от обуревавших ее в тот момент эмоций: