И тогда она заметила его. Того самого незнакомца в белом костюме. Он открывал калитку во дворик, где среди скрюченных, полузасохших деревьев виднелся небольшой особняк. Слева и справа по улице располагались высокие современные дома, так что разглядеть между ними небольшую виллу было непросто. Как только красавец закрыл за собой калитку, она подбежала ближе, оставаясь незамеченной, чтобы рассмотреть адрес. Это был его дом. Он здесь жил. И он вернулся домой один.

4

Среди толпы прохожих потная, взвинченная и измученная жаждой Аурелия мечтала теперь только о том, как бы выпить холодного лимонаду и залезть с головой под душ.

Вилла, незаметная в тени высоких зданий, казалась заброшенной. Мраморные ступени высокого крыльца, от времени покрытые трещинами, вели к высокой парадной двери, которая когда-то, должно быть, была выкрашена в синий цвет. Четыре чахлые пальмы торчали во дворике, склоняясь к кованой решетке забора. Аурелии казалось, что если прислушаться, то можно уловить звуки фортепиано, звучавшие за закрытыми ставнями. Вот уже два часа она слонялась по улице вокруг да около запертой калитки в надежде, что ее незнакомец вдруг выйдет на улицу.

Аурелия уже почти отказалась от этой затеи, как вдруг услышала скрип ржавых петель, и калитка отворилась. Девушка спряталась за газетным киоском на противоположной стороне улицы.

Незнакомец спокойно пошел по тротуару, а Аурелия двинулась следом на почтительном расстоянии, прячась за спинами прохожих в толпе и вытягивая шею, чтобы не терять его из поля зрения.

А вдруг он отправился на любовное свидание? Что, в конце концов, она могла знать о его личной жизни? Девушка вдруг вспомнила, как совсем недавно выслеживала Андреа на узких улочках Гвидечча, в Венеции.

Поглощенная своими мыслями, она не заметила, как мужчина исчез из виду. Она растолкала прохожих, кого плечом, кого бедром, иногда извиняясь, иногда – нет, но в итоге вынуждена была остановиться в растерянности посреди улицы, озираясь по сторонам… Он как сквозь землю провалился.

Мимо нее неспешно прошествовала элегантная пара и направилась к воротам роскошной виллы, по обеим сторонам которых стояли навытяжку два солдата в парадной форме. Может быть, и он туда вошел? Аурелия подошла ближе к ограждению. Над парадным входом развевался флаг. Очевидно, немецкое консульство… Во дворе на песчаном покрытии она заметила несколько шикарных лимузинов. Водители в форменных ливреях стояли рядом с автомобилями, обмахиваясь фуражками, спасаясь от жары. Наверняка он был там.

Девушка легким движением сняла заколку, распустив волосы, расстегнула верхнюю пуговку своего коротенького платья в горошек и, придав своему лицу и осанке вид светской дамы, последовала за приглашенными.

Караульные молча пропустили ее, искоса наблюдая, как она уверенным шагом поднимается по ступеням крыльца к парадному входу.

В зале, где проходил прием, немногие оборачивались ей вслед, но никто даже слова не сказал. В огромном помещении стоял длинный стол, покрытый белой скатертью. Какой-то солидный мужчина, уже в летах, по-немецки произносил речь. Наверное, сам консул, решила она.

Аурелия искала глазами своего незнакомца. Она протиснулась поближе к буфету, расположенному в глубине зала. Гости рассеянно прислушивались к словам консула, скорее делали вид, что слушают его, а на самом деле обменивались друг с другом последними колониальными сплетнями, болтая по-французски, по-английски, по-гречески, по-итальянски и по-арабски.

Элегантный молодой человек подошел к группе расфуфыренных пожилых дам, обвешанных жемчугами:

– Вы слышали? Торговый атташе Испании покончил жизнь самоубийством!

Сухонькая, сильно накрашенная старая леди, худая, как мумия, облаченная в платье из черного крепа, от возбуждения схватила его за руку:

– Как это случилось? Расскажите!

Денди, довольный произведенным эффектом, не торопился удовлетворить любопытство дам. Он, намеренно не торопясь, продолжил:

– Говорят, накануне у него состоялся серьезный разговор с послом. Но мне почему-то кажется, что истинная причина была не в этом…

Другая пожилая леди, с подведенными сверх меры черной краской глазами, в тяжелом зеленом тюрбане на голове, поигрывая тонкими пальцами длинным мундштуком с дымящейся сигаретой, низким грудным голосом произнесла:

– Говори же, Бутрос! Что ты от нас скрываешь?

Он не спеша раздал по кругу каждой даме бокалы с шампанским. А потом продолжил:

– Это случилось в «Шератоне». Вчера там давали спектакль фламенко. Он выбросился с балкона сразу после… Он переживал за страну и принимал все слишком близко к сердцу…

Дама с рыжим шиньоном на макушке пожала плечами:

– Мальчик мой, ты слишком сентиментален.

Другая дама достала из сумочки маленький блокнотик и карандаш:

– Да нет же, не мешайте ему! Рассказывай, Бутрос! Я сейчас же должна это записать.

– Не спеши, Донатьена, – низким голосом сурово пробасила дама в зеленом тюрбане, – Неужели ты, в самом деле, думаешь, что это – подходящий сюжет для светской хроники?

– Ну конечно, Анаис! Вспомни старые добрые времена! Помнишь, как в сорок первом Абидис утопился в озере Мареотис?

– Все было совсем не так, – вмешалась дама в платье из черного крепа. – Это был не Абидис, а Зивелос, его отец. Он повесился у себя в конторе на улице Фуад, в сорок пятом.

– Донатьена, Мимма! Кажется, вам обеим изменяет память, – возразила Анаис со знанием дела. – Это случилось в сорок третьем.

– Ну вот! Теперь я вспомнила! – обрадовалась дама с блокнотом в руках. – Я даже помню, что многие в те времена поговаривали, что он свел счеты с жизнью из-за тебя, Анаис…

Дама в тюрбане передернула плечиком:

– Пфф! Только не говори мне, дорогая Донатьена, что ты поверила этим сплетням…

Донатьена не сдавалась:

– Дорогая Анаис, мы с тобой сто лет знакомы! Ты же не будешь утверждать, что я лгунья!

Мумия в черном крепе решила вставить свое слово в дискуссию:

– Рамзес Лакани мне что-то говорил про бедного Зивелоса.

Они продолжали что-то горячо обсуждать, собравшись в кружок и понизив голос. Бутрос, о котором все забыли, с усмешкой отошел в сторонку с тарелочкой маленьких бисквитов. Аурелия, обводя глазами зал в поисках своего незнакомца, случайно встретилась с ним взглядом. Он протянул ей оливку на палочке.

– Вот она – наша Александрия! Никогда не знаешь, кто лжет, а кто говорит правду.

– Хмммм? – поддержала разговор Аурелия, выплевывая в ладошку оливковую косточку.

– Вот – три почтенные дамы, они – старейшины в нашем обществе: Анаис – армянка, Мимма – из Ливана, Донатьена – француженка. Они – наша совесть, они хранят память Александрии. Жаль только, что между собой они никогда не приходят к согласию ни по одному вопросу…

Аурелия рассеянно слушала своего собеседника, ее совершенно не интересовало то, о чем он говорил. Она продолжала высматривать среди гостей того, кто ей был нужен. Это было трудно – почти все мужчины на этом приеме, как и Бутрос, были одеты в темные костюмы, и со спины их невозможно было отличить друг от друга.

Бутрос протянул ей еще одну оливку.

– Вы, судя по всему, недавно в Александрии? Ну, разумеется. Такая хорошенькая девушка, как вы, не могла бы остаться незамеченной. Я бы не оставил вас без внимания.

При этих словах Аурелия обернулась и посмотрела на египтянина с интересом. Если бы она не была так озабочена поисками своего таинственного незнакомца, этот стройный и импозантный мужчина в черном смокинге вполне мог бы ей понравиться. Она подарила ему ласковую улыбку и взяла еще одну предложенную оливку.

– Смею надеяться, что вы задержитесь в нашем обществе надолго, – продолжил он.

Может быть, она сможет вытянуть у него кое-какие сведения насчет незнакомца? В любом случае, она ничего не теряет, если поговорит с ним.

– Кто знает? Я полагаю, это зависит от того, какой прием мне окажут в Александрии.

Бутрос наклонился и галантно поцеловал ей руку.

– В таком случае ваше пребывание здесь будет долгим и… очень приятным.

Он перевернул руку Аурелии ладошкой вверх:

– Вы позволите? Моя старая кормилица была немножко колдуньей. Она передала мне кое-какие секреты.

Аурелия не возражала. Она была заинтригована, но особого энтузиазма не высказывала. Бутрос исследовал линии судьбы, проводя тонким ногтем по ее ладони. Ей было щекотно, а он, в восторге, отступил на шаг, не выпуская ее руки, и, обернувшись, позвал кого-то:

– Элен! Идите-ка сюда! Посмотрите! Я нашел еще одну!

К ним подошла светлоглазая молодая женщина, очень милая, с копной непослушных кудряшек, обрамлявших лицо. Бутрос протянул ей ладонь Аурелии.

– Дайте мне вашу руку, Элен.

Он держал рядом две протянутые ладони и искренне радовался, сравнивая их:

– Ну вот! Вы видите? Я знал! Я знал! Мадемуазель, – он обратился к Аурелии, – вы, так же, как и наша очаровательная Элен, обладаете исключительной линией любви! У вас по жизни, судя по тому, что я вижу, будет столько любовников, что я не могу их сосчитать!

Аурелия нахмурилась. Ну и где же они, эти пресловутые любовники?

– Ты кое о чем забыл! – иронически напомнила ему Элен.

– Ах, да! Обратите внимание на эту линию, мадемуазель: среди них будет только один настоящий, только один, на кого можно серьезно рассчитывать.

Элен повернула к девушке лицо, на котором оказалось бесчисленное множество веснушек, рассыпанных повсюду, не только на щечках:

– Не верьте ни единому его слову. Это – его манера приударить.

Бутрос затопал ногами, как капризный ребенок.

– Ну почему, почему она не воспринимает меня всерьез?! Все бретонцы такие противные!

– А все копты такие лжецы!

– Лжецы? О чем ты говоришь, Элен! – возмутился Бутрос. – Если хочешь знать…

Элен тихонько коснулась его руки. Тот самый немец, который произносил торжественную речь, тем временем закончил свое выступление и подошел к ним сзади.