Помолчав, он добавил:

– А о каком обещании идет речь?

Вместо ответа Аурелия крепче сжала руку музыканта. Она перебирала в уме все возможные способы уйти от выполнения данных им обещаний, но все напрасно, она не видела другого способа уйти отсюда, кроме как выдержать последний экзамен. Но если раньше она мечтала заполучить Давида, готового исполнять ее малейшие прихоти, то теперь ей претила сама мысль о том, чтобы заставить своего друга идти у нее на поводу ради забавы Избранных. Это похоже на насилие. Нет, она не такая, как они. Никогда она не будет получать удовольствие от такого принуждения! Она не сможет подчинить себе человека, который пришел к ней на помощь, который любит ее настолько, что пошел на такой риск!

Аурелия не знала, что предпринять в такой ситуации, и замерла в нерешительности, вцепившись в руку Давида, невольно изо всей силы вонзив ногти в его ладонь. А он не убирал руку, внимательно глядя на нее своими глазами цвета крепкого кофе, которые так восхитили ее в первую встречу на набережной Корниш, сто лет тому назад… Ей вдруг вспомнилось, как она бродила по городу в поисках своего прекрасного незнакомца, как подолгу стояла напротив его ветхого дома…

– Что это за история с обещанием? Расскажи…

Она склонила голову, не в силах вымолвить ни слова. Не дождавшись ответа, Давид высвободил свою руку и встал:

– Если хочешь позабавиться со своими друзьями, то я пойду. Выкручивайся сама.

Его голос стал резким, насмешливым, как тогда, когда он старательно избегал с ней встреч. Она вспоминала также, какой стыд она испытала, когда он оставил ее в притоне у Мустафы, вспомнила унижения, которым подвергала себя, предлагая другим свое тело и свою любовь…

Он – такой же, как и они. Такой же, как эти Избранные. Сам себе хозяин: захочет – возьмет, захочет – откажется. А что, если они все заодно? Что, если они опять играют с ней, заманив в этот колодец и подглядывая за ней в эту самую минуту? Они с самого начала издевались над ней!

Давид в это время ходил по кругу, пробуя открыть каждую из семи дверей. Напрасно. Они все были заперты. И тогда она горько рассмеялась. Теперь он увидит! Все они увидят! Она встала.

– Вот видишь, – сказала она твердым голосом, – мне не позволят развлекаться в одиночестве. Тебе придется остаться.

Давид покачал головой.

– Да, в самом деле. А во что мы играем?

Аурелия расстегнула застежки, удерживающие ее тунику на плечах.

– Догадываешься?

Она развязала пояс, и белоснежное льняное покрывало соскользнуло к ее ногам. В самом деле, она чувствовала себя более уверенно и сама себе казалась красивее, оставшись без одежды. На этот раз он не посмеет отвергнуть ее…

Давид наблюдал за ней с иронической усмешкой на губах, скрестив на груди руки. Он едва заметно вздрогнул, услышав голос Элен, доносящийся сверху.

– Итак? Чего же ты ждешь, Аурелия? Покажи нам, на что ты способна!

Аурелия сделала шаг навстречу Давиду. Она хотела показать, что достойна Элен.

– Сними с себя одежду!

– Ты в самом деле этого хочешь?

Аурелия на секунду задумалась, но голос Элен подстегнул ее решимость:

– Заставь его подчиниться!

– Раздевайся! – уверенно повторила Аурелия.

Давид, пожав плечами, стал расстегивать пуговицы на рубашке. Аурелия победно усмехнулась.

– Ну вот! Стоило чуть поднажать, – прошипела Барбело.

Аурелия подняла голову. На балюстраде над книжным хранилищем шесть пар глаз жадно наблюдали за происходящим.

– Теперь брюки!

Давид расстегнул ремень, ширинку. Брюки упали на пол, он отшвырнул их ногой. Аурелия подумала, что впервые видит его голые ноги. У него были красивые ноги, ровные, прямые, как у женщины. Животик лишь слегка выдавался вперед, как раз в той мере, чтобы возбудить желание вонзить в него свои ноготки… На нем больше ничего не осталось, кроме хлопчатобумажных белых трусов, в которых мрачно покоился поникший член.

– Смотри-ка, он не встает, – раздался сверху едкий голос Барбело, – это для тебя плохой знак!

Аурелия повернула к ней свое лицо и крикнула:

– Подожди! Вот увидишь!

Она приблизилась к Давиду почти вплотную и крикнула ему в лицо, указывая на диван:

– Туда! На колени!

Он повиновался, но в его взгляде сквозило столько презрения, что у нее кровь застыла в жилах. Если бы только он возжелал ее… А у нее желание вспыхнуло с новой силой. В этот раз ему придется заняться с ней любовью… и тем хуже для зрителей, тем хуже… Она должна возбудить его… У нее получится…


Аурелия опустилась на колени рядом с Давидом и робко дотронулась рукой до его груди. Потом прикоснулась губами к его шелковистой коже и стала жадно его целовать, лизать, нежно покусывать. Он схватил ее за плечи, и она почувствовала на волосах его жаркое дыхание.

– Аурелия… Аурелия, послушай меня! – шептал он.

Злобные крики женщин с балюстрады почти заглушили голос пианиста.

– Ну что, голубки! Вы так и будете ворковать всю ночь?

– Достань его член!

– Соси его!

– Покажи ему, как это делается!

– Кусай его! Он это любит!

Он изо всех сил прижал ее к своей груди.

– Аурелия! Черт возьми! Очнись! Прекрати это безобразие! Уйдем отсюда!

Она чувствовала, как от страха колотится сердце Давида. На мгновенье ее это даже обрадовало. Он полностью в ее власти.

– Держу пари, что тебе не удастся его возбудить!

– Да он слабак!

– Просто педик!

– Заставь его лизать тебя!

Давид все еще крепко держал ее за плечи. Он был сильнее ее. Встряхнув хорошенько девушку, он заставил ее выслушать себя:

– Аурелия! Не слушай их! Разве ты не видишь, что они издеваются над тобой?

Голоса женщин стали пронзительными, истеричными, злыми.

– Оторви у него член!

– Расправься с ним!

– Чего ты боишься?

– Аурелия, нам надо бежать! Если ты ничего не сделаешь, они спустятся сюда, вниз!

Она замотала головой, будто отгоняя невидимый рой пчел.

– Нет… нет!

– Они уже спускаются, Аурелия!

– Ты тряпка, Аурелия! Тряпка! Тряпка!

– Ты не справишься сама! Помочь тебе?

– Ты что, не понимаешь? Они нас убьют! Они убьют нас обоих! Они убьют нас!

Аурелия мотала головой как обезумевшая.

– Нет… нет! Замолчите!

Невидимая сила вырвала ее из объятий Давида и швырнула на диван, она упала навзничь. Схватившись за подушки, чтобы подняться, она случайно наткнулась рукой на книгу, которую листала от нечего делать перед появлением Давида. Она невольно ухватилась за нее, не представляя себе, зачем это нужно. Но когда ее глаза встретились со взглядом Давида и он незаметно кивнул в сторону жаровни, ее осенило.

Высушенные временем и сухим ветром пустыни страницы вспыхнули молниеносно, и пламя вознеслось к куполу хранилища. При этом с балюстрады доносились улюлюканье и дикие завывания.

Давид бросился к ячейкам и вернулся с охапкой книг и свитков. Не теряя времени, он и их бросил в огонь. Аурелия вскоре очнулась от оцепенения и стала помогать ему. Вопли и крики, доносящиеся с галереи, стали просто ужасающими, однако языки пламени, вздымающиеся все выше и выше, и дым, заполнивший помещение, мешали разглядеть, что происходит с Избранными.

Когда в огонь попала очередная порция манускриптов, жаровня рухнула на пол, а Аурелия все бросала и бросала в костер книги, папирусы и все, что попадалось под руку, до тех пор, пока пламя не перекинулось на один из диванов…

Сквозь пламя и дым уже невозможно было разглядеть ни людей, ни предметы, находящиеся в хранилище, но Давид продолжал безумное аутодафе. Языки огня лизали перегородки, они почти уже добрались до ячеек с бесценными древними манускриптами.

– Прекратите!

Открылась одна из дверей, и в проеме обозначился силуэт Зевса Цивелоса. Он бросился к Давиду, но тот ловко увернулся от него.

– Аурелия! К двери!

Зевс схватил с пола тяжелый персидский ковер и пытался погасить разбушевавшееся пламя. Давид ухватил Аурелию за руку и тянул ее к открытой двери, надеясь выбраться из библиотеки. Они выскочили в коридор, но он разделялся на два прохода, что на секунду заставило беглецов остановиться в нерешительности. Но когда слева показалась русая шевелюра Барбело, они не растерялись и бросились в правый проход. В полной темноте, натыкаясь на стены, спотыкаясь о неровности пола, они не могли продвигаться быстро. Сколько метров еще надо пройти, чтобы выбраться на свежий воздух? Аурелия надышалась дымом, и ее обожженные легкие при каждом вдохе причиняли ей неимоверную боль; глаза слезились, она почти ничего не видела, но, опираясь на руку Давида, старалась не отставать от него…

Что это? Она прислушалась, но не смогла определить, слышит ли она биение собственного сердца или чьи-то шаги у себя за спиной. Ей показалось, что она чувствует на затылке чье-то жаркое дыхание, что она улавливает вопли разъяренных фурий, бросившихся за ними в погоню…

Наконец вдалеке показался проблеск ночного неба. Они почти уже выбрались…

Вдруг Давид резко остановился, удерживая Аурелию у себя за спиной. На фоне синеющего впереди выхода из подземелья показался хрупкий силуэт. Даже в темноте было ясно, что это – женщина с копной черных волнистых волос и светящимися в темноте глазами.

Хотя черты ее лица разглядеть было невозможно, но ее злобное, хриплое дыхание слышалось вполне отчетливо. Несмотря на то что в руках у нее не было никакого оружия, она всем своим видом внушала не меньший страх, чем змея, имя которой она носила.

– София?

На секунду Аурелии показалось, что она сможет убедить свою любовницу пропустить их, но фурия, выпустив когти, набросилась на Давида с такой яростью, что и речи не могло быть ни о какой пощаде, тем более о любви. Аурелия с ужасом наблюдала, как она вцепилась в мужчину с дикими воплями, повалила его на землю и стала душить, обхватив ногами за шею. Аурелия тут же набросилась на нее сверху, схватила за волосы, чтобы оттащить ее или, по крайней мере, заставить выпустить свою добычу. Но София не собиралась отступать, она пыталась рукой дотянуться до подруги и расцарапать ей лицо, но женщина увернулась и коленом ударила любовницу по пояснице. София охнула, но не отпустила Давида, хотя ей пришлось от боли ослабить свою хватку. Вторым пинком Аурелия повалила Аспик вперед, и Давиду удалось выскользнуть из-под нее. Однако в тот момент, когда он поднялся, София ударила его по ногам, и он снова упал, потеряв равновесие. Аурелия кинулась на разбушевавшуюся фурию и всем телом прижала ее к земле, чтобы помешать ей встать и вновь наброситься на Давида.