Сегодня в Афинах жарко, слишком жарко, чтобы куда-то идти. Город накрыл смог. Я осталась одна в своей комнате и вспомнила о тебе… Ты, возможно, удивишься, получив мое письмо. Хочешь знать, как я узнала твой адрес? Мне дал его один мой приятель, который видел тебя в Александрии.

Смотришься ли ты в зеркало в серебряной раме, что я тебе подарила? Оно волшебное. Загляни в него. Видишь, как ты изменилась? Скоро ты увидишь в нем то, что так долго разыскиваешь. Смотрись в него и вспоминай обо мне…

Нежно целую тебя в маленькую розовую киску,

Лесли.

Лесли! Теперь все это казалось таким далеким… Аурелия встала с постели, чтобы порыться в ящике, и нашла там заветное зеркало. Оно лежало под стопкой нижнего белья, которое она накупила в Венеции. Ей пока так и не представился случай его надеть. Здесь слишком жарко для корсетов и поясов.

Она взяла в руки зеркало, прилегла на постель поверх покрывала и стала внимательно изучать свое лицо так, словно видела себя впервые. Неужели она действительно изменилась? Ей показалось, что черты ее обострились, утратив детскую припухлость… Она улыбнулась, но не узнала своей улыбки… Нет, узнала, но то была улыбка Элен, когда та склонялась к ней, чтобы поцеловать…

А эти глаза с золотыми искорками… Время от времени они начинают излучать загадочный свет, как зеленые глаза Софии. Похоже, что ее любовницы отражаются в ее лице, и оно приобретает черты их красоты…

Значит, Лесли каким-то образом издалека догадалась об этих метаморфозах… Наверное, следует поделиться с ней тем, что с ней произошло. Аурелия схватила с ночного столика блокнот и стала подробно описывать подруге свои приключения, она подробно рассказывала обо всем, что произошло с ней в Александрии с самого начала. Она писала до поздней ночи, восстанавливая в памяти мельчайшие подробности, стараясь не упустить ни одной детали. Ей самой иногда казались шокирующими события, которые она описывала, и она несколько раз прерывалась и подыскивала слова, чтобы смягчить впечатление от своего признания… Закончив, наконец, и запечатав в конверт толстое письмо, девушка в измождении рухнула на подушку, даже не найдя в себе сил раздеться…


На следующее утро ее разбудил телефонный звонок. Она потерла глаза, не сразу пробудившись от глубокого сна, с трудом нашла трубку. Воркующий голос Софии мигом привел ее в чувство:

– Ты хорошо спала, моя голубка?

– Замечательно! Мне всю ночь снилась ты…

– Я тоже думала о тебе… Мой шофер заедет за тобой в час. Наведи красоту и будь умницей.

Аурелия нарядилась, как на праздник, надев кружевную полуграцию кремового цвета, которая подчеркивала ее талию, изящно обрисовывала округлости бедер и поддерживала грудь так высоко, что она выпирала наружу, натянула тонкие чулки янтарного цвета, чуть более темного оттенка, чем ее кожа, обула белые босоножки на высоком каблуке. Она выбрала короткое черное платье в белый горошек, с открытой спиной и плечами и очень глубоким декольте. Она покрутилась перед зеркалом, убедившись в том, что пышная короткая юбка при таком повороте приоткрывает голую попку и живот. Ничто не должно мешать Софии, если ей захочется к ней прикоснуться…

Перед входом в гостиницу ее уже поджидал длинный лимузин серебристого цвета с тонированными стеклами. Шофер в белой ливрее вышел, чтобы открыть ей дверцу. Аурелия отдала консьержу пухлый конверт с письмом, написанным накануне, и попросила отправить его по адресу экспресс-почтой, ведь ей так хотелось поскорее прочитать ответ. В салоне роскошного автомобиля, где стоял стойкий запах жасмина, она удобно устроилась на белоснежной мягкой коже заднего сиденья.


Машина выехала из Александрии и направилась в фешенебельный район загородных резиденций, расположенный вдалеке от городской суеты. Вилла Софии, построенная в колониальном стиле, находилась за высокой стеной, по каменным стенам которой свешивались вниз, доходя почти до земли, сиреневые гроздья глициний вперемежку с огромными чашеобразными цветками кроваво-красной герани.

Апельсиновые и лимонные деревья окружали галерею, опорные колонны которой скрывались под пышной растительностью, состоящей в основном из ползучих побегов глициний и жасмина. Они создавали внутри прохладу, рассеивая прямые солнечные лучи…

Черный как смоль мажордом встретил Аурелию в холле, обтянутом восточными тканями лиловых тонов с вышитыми экзотическими цветами и птицами. Он провел ее в оранжерею с редкими растениями, где было невыносимо душно от влажного воздуха, насыщенного пряными ароматами…

Повсюду свешивались тонкие кривые лианы, кое-где их переплетенные стволы обросли мохнатым мхом. Они покачивались между гигантскими листьями с серебряными, лиловыми или красными пятнами, пронизанными фиолетовыми прожилками или покрытыми мраморными разводами… Среди этих буйных зарослей встречались раскрывшиеся цветки белых, розовых и фиолетовых орхидей, чьи мясистые лепестки напоминали сочную, покрытую ароматным нектаром плоть, откуда недвусмысленно торчали пестики, похожие на маленькие язычки.

Сад был наполнен таинственным жужжанием, которое производили крупные жуки, хлопающие крылышками рядом с каждым растением… Аурелия присмотрелась и, к своему удивлению, обнаружила, что это – колибри, пьющие нектар из цветов.

Отогнув большой блестящий кожистый лист какой-то пальмы, она наконец увидела самый яркий и ядовитый цветок среди собранных в этой оранжерее. Увенчанная копной змеившихся по плечам и по спине душистых волос, заключенная, как в чехол, в узкое длинное платье из кроваво-красного бархата, с отогнутыми наподобие лепестков цветка полами на бедрах, стоя на длинных ногах, обтянутых черным шелком, перед ней предстала София:

– Добро пожаловать в мой райский сад, моя голубка…

Она протянула ей украшенные золотыми браслетами в виде сплетенных змей руки. Аурелия бросилась к ней в объятия, трепеща от вожделения. Танцовщица принялась ощупывать своими пальчиками с лакированными ноготками ее обнаженные ягодицы.

Они опустились на козетку, на вышитые восточным узором подушки, так и не разомкнув объятий. Тугие локоны Софии струились по лицу девушки, и она незамедлительно запустила пальцы в кудрявую киску, открытую благодаря отогнутым полам красного платья. София нежно, но настойчиво оттолкнула ее.

– Подожди, моя голубка.

Она взяла со столика два украшенных серебряной филигранью бокала, наполненных жидкостью аметистового цвета.

– Это что? – спросила Аурелия.

– Выпей… Этот напиток полезен для любви…

Они залпом выпили вино с сильным цветочным привкусом. Аурелия дожидалась, когда оно подействует.

– Но я ничего не чувствую!

– Значит, надо выпить еще…

Аурелия колебалась. Она вспомнила, что обещала Элен больше не напиваться, но она не могла ни в чем отказать Софии. Она выпила второй бокал. Он показался ей чуть более хмельным. Потом третий…


Вскоре появился чернокожий мажордом и объявил, что обед подан. Они прошли в маленькую комнату, стены которой были отделаны панелями из темного дерева, а окна занавешаны тяжелыми бордовыми шторами, что больше подошло бы для заведения с сомнительной репутацией, чем для обеденной залы в приличном доме. Белая скатерть была уставлена бесчисленными яствами, среди которых и мясо, жаренное на гриле, и пирожные, и фрукты.

Во время обеда Аспик предлагала гостье кусочки мяса с ароматным рисом, заправленным шафраном, жгучим перцем, кориандром и прочими пряностями. Аурелия брала пищу в рот из рук подруги, целуя при этом ее пальцы. Они обменивались терпким и ароматным испанским вином, передавая его изо рта в рот при поцелуе, не переставая ласкать друг друга под столом.

После пряных и острых блюд подавали сладости. София брала губами кусочек пирожного, пропитанного сладким медом, а Аурелия отщипывала от него своими зубками. То же они проделали и с фруктами, слизывая капельки сока, стекающего по их оголенным шеям…


Не столько обильный, сколько чувственный обед возбудил Аурелию. Вслед за Софией она поднималась по мраморной лестнице, где на ступенях стояли кадки с растениями. Ее привели в восторг покачивающиеся перед ней округлые бедра подруги, туго стянутые красным бархатом платья и грозящие разорвать ткань изнутри.

Обнявшись, они вошли в комнату, стены которой были затянуты муаровой тканью, всюду благоухали цветы и сверкали изящные безделушки. С ширмы небрежно свешивался костюм для танца из легкого газа, расшитый блестками. Сквозь ажурные ставни в комнату проникал рассеянный свет, играя зелеными и золотыми бликами на пологе широкой постели с балдахином. На ней в беспорядке валялись шелковые подушки…

Аурелия позволила любовнице расстегнуть корсаж своего платья в горошек, и оно соскользнуло на пол, к их ногам. София обошла вокруг нее, рассматривая сладострастным взглядом кружевную полуграцию, облегающую тонкую талию девушки.

– О!.. Вижу, что ты во всеоружии! Располагайся тут. Я на минуточку.

С этими словами она исчезла за ширмой. Аурелия раздвинула полог и прилегла на шелковые подушки. Обводя глазами изысканное убранство комнаты, она заметила, что за решеткой камина, наполовину скрытого под пологом ткани под цвет стен, произошло какое-то движение… Наверное, ветер, решила она.

Комната наполнилась размеренным ритмом восточной музыки. Из-за ширмы появилась София, закутанная с ног до головы в лазурный шелк с золотой отделкой. Только ее удивительные зеленые глаза были доступны взору. Она двигалась, извиваясь в ритме танца, раскачивая бедрами и придерживая зубами шелковое покрывало, окутывающее ее стан.

– Вот видишь, я тоже во всеоружии… Я буду танцевать для тебя, любовь моя, для тебя одной…

Тряхнув головой, она скинула с себя покрывало и предстала перед Аурелией во всей красе: тяжелые груди охвачены лифом из золотых бус, сквозь них просвечивали пурпурные соски; расшитый блестками пояс удерживал на талии длинную свободную юбку из газовой ткани фиалкового цвета; на лобке, покрытом черными завитками, красовалась вставка из полупрозрачной легкой материи.