Женщины, возлежащие в нишах на мраморных скамьях, казалось, дремали. Только одна из них ногой тихонько отбивала такт песенки, напевая ее себе под нос. Ногти на этой ножке были ярко-красного цвета. Аурелия взошла по ступенькам и уселась рядом с этой ножкой.

София мурлыкала какую-то мелодию, лаская кончиками пальцев свою грудь вокруг сосков… Аурелия наблюдала за ней, оценивая по достоинству выразительные округлости и пышные формы. У нее возникло страстное желание полюбить эту красоту. Быть ею любимой казалось совсем невероятным…


Кто она, эта женщина? Если судить по многочисленным черным покрывалам, то она не иначе как фундаменталистка… Но разве верующие фанатички могут себе позволить так сильно краситься?


Софии захотелось сменить позу, она раздвинула ноги и случайно коснулась попки Аурелии. Перестав напевать, она открыла свои полные таинственного блеска глаза и посмотрела на девушку с кожей янтарного цвета, примостившуюся у ее ног. Их взгляды встретились. Они долго и внимательно смотрели друг на друга. Наконец София сделала знак рукой, приглашая Аурелию присесть на скамью рядом с ней.

– Француженка?

Аурелия кивнула.

София взяла с пола миску с водой, отлила в стаканчик и протянула ей.

– Возьмите, вам надо больше пить.

Прохладная вода показалась девушке удивительно приятной на вкус. София добавила своим удивительно низким грудным голосом:

– Если у вас нет к этому привычки, не стоит здесь долго находиться.

Аурелия хотела что-то ответить, но у нее пропал голос. Необычайная красота этой женщины, ее воркующий голос, сильный запах духов с ароматом жасмина до такой степени восхитили ее, что ей до умопомрачения захотелось погрузиться в нее, раствориться в ней…

– Вы что, немая?

София удовлетворенно усмехнулась. Она уже давно привыкла к тому, что все, кому выпадает удача взглянуть на нее, немеют от восторга. Она наклонилась к уху Аурелии, коснувшись ее лица своими струящимися локонами, и прошептала:

– Маленькая испуганная голубка… я тебя не съем.

– А я и не боюсь.

– Ну, наконец-то!.. Как раз это я и хотела услышать…

Своим быстрым остреньким язычком она провела по приоткрытым губам Аурелии.

– У твоих губ привкус меда…

Она поцеловала ее опять, прижавшись грудью к скользким и влажным от пота грудям девушки, обвив длинными ногами ее талию, и стала тереться о ее живот…

Ее тело выгнулось дугой. Она запрокинула назад голову, и ее волосы, скользнув по плечам Аурелии, обрушились по спине водопадом черных локонов. Она освободила Аурелию из объятий, и та, встав на колени, прижалась лицом к шелковым, надушенным кудряшкам на лобке, поднимающимся по животу чуть ли не до пупка.

Густые клубы пара загораживали их от посторонних глаз. София широко раздвинула ноги и прошептала:

– Иди, можешь пощипать травку у моего источника, моя маленькая газель… Найди там мой цветочный бутон…


Открывшаяся вагина Софии, пурпурная, с перламутровым блеском, окруженная черными завитками, так и манила. Аурелия подцепила губами клитор и осторожно прищемила его.

– Прикуси его нежно, – приказала София.

Аурелия теребила его языком, прижимая к зубам.

– Нет, укуси!

Аурелия послушалась, стараясь не слишком сильно сжимать зубы. София изогнулась всем телом.

– Теперь рукой…

Аурелия погрузила в ее вагину палец, потом другой.

– Засунь туда всю ладонь…

– Но тебе же будет больно…

– Не будет. Давай скорее…

Не переставая покусывать ее клитор, Аурелия просунула в щель все пальцы. Горячая плоть раздвинулась и, всосав внутрь живота всю руку целиком, сомкнулась за ней. Когда рука вплоть до запястья погрузилась внутрь, влагалище Софии сжалось так сильно, что Аурелия с удивлением поняла, что не может даже пошевелить кистью своей руки. Она лишь раздвинула пальцы внутри мягкой горячей плоти. София напряглась, изогнувшись, по ее телу волнами прошла череда конвульсий.

– Кусай! Кусай!


Аурелии удалось наконец высвободить из влагалища свою руку, блестящую от солоноватого сока, напоминающего по вкусу кровь… Может быть, завороженная страстным шепотом Софии, она случайно слишком сильно укусила ее…

Но красавица, придя в себя, приподнялась на скамье как ни в чем не бывало и открыла глаза, сияющие еще ярче, чем прежде. Она взяла руку Аурелии в свою и стала лизать ее ладонь, потом протянула ей:

– Попробуй…

Вкус был тем же, слегка солоноватым, отдаленно напоминающим вкус крови.

– А теперь, моя маленькая газель, позволь мне любить тебя…


От горячего влажного воздуха и от блаженства, испытанного в объятиях Софии, Аурелия почти лишилась чувств. Тонкая струйка прохладной воды, выливающейся на затылок, привела ее в сознание.

– Ну как? Ты идешь? Нас ждет массаж…

На мраморных ступенях им пришлось переступить через юную особу, чье хрупкое, блестящее от пота тело лежало в нише, у основания их скамьи. Девушка провожала их восхищенным взглядом. Ее рука все еще судорожно сжимала промежность.

– Вижу, что наш спектакль не остался без внимания публики, – с улыбкой сказала София, ничуть не смутившись.

Она наклонилась к девушке и что-то шепнула ей на ухо.

– Если хочешь, – обратилась она к Аурелии, – она пойдет с нами…

– О, нет! Я хочу сказать, что… предпочла бы остаться наедине с тобой…


Они растянулись животами вниз на столе для массажа. Две дородные матроны в черных купальниках усердно растирали их тела, мяли кожу руками. Потом их с головы до ног вымазали приятно пахнущей вязкой глиной орехового цвета и проводили в кабинку.

Там София прижалась липким телом к Аурелии, их руки и ноги сплелись, скользя по пока еще не подсохшей вязкой глине.

– Если глина засохнет, мы застынем и превратимся в весьма странную статую, – предположила Аурелия.

– Да, будем изображать сладострастие, любовь моя.

Они, однако, отодвинулись друг от друга, так как быстро высыхающая глина могла бы их сковать в таком положении.

– Тебя зовут София, не так ли?

София попыталась улыбнуться, но маска засохшей глины на лице стянула кожу:

– Да, но чаще меня называют Аспик…

– Прямо как змею, с помощью которой Клеопатра отравила себя. Но почему?

– Не догадываешься, моя маленькая газель? Говорят, что мой укус смертелен…

– Но в этот раз я тебя кусала!

– Да, но ты же не мужчина…

– И многих ты искусала до смерти?

– Не то чтобы многих… но некоторых… В танце…

– А! Так ты танцовщица?

– Ты действительно иностранка… Неужели ты никогда обо мне не слышала?.. Я занимаюсь танцами с тринадцати лет. Когда мне было двадцать, я совершила мировое турне…

– Но если ты так знаменита, что ты здесь делаешь, в этом заурядном хамаме?

– Когда-то здесь все было по-другому, моя голубка… Моя мать приводила меня сюда, когда я была совсем маленькая. Именно здесь я поняла, что больше всего люблю женщин. Вот поэтому я иногда возвращаюсь сюда, чтобы оживить воспоминания…

– А зачем ты носишь чадру?

– Мне нравится видеть все, оставаясь незаметной… Под чадрой никто не знает, красива я или уродлива, молода или стара. Я становлюсь невидимкой. Пф-ф! И Софии больше нет!

– Ах, вот как… Мне и в голову такое не приходило, – задумчиво произнесла Аурелия.

– Если хочешь, я дам тебе свою одежду, и ты попробуешь… Ведь ты придешь ко мне, правда?

Аурелия даже подпрыгнула от радости:

– В самом деле? Ты хочешь, чтобы мы опять встретились?

София рассмеялась, от чего глиняная маска на ее лице покрылась трещинами.

– Но я без ума от тебя, моя голубка!

Им захотелось обняться, но у них ничего не получилось, потому что глина высохла окончательно.


Несчастный Фауси, как и обещал, ждал ее у входа в хамам, рядом с привратником. Аурелия почувствовала угрызения совести, заметив, что за это время он выкурил целую пачку своих дорогих сигарет.

Он поднял голову, протирая глаза, но ни словом ее не упрекнул. Кивнув головой в сторону удаляющегося силуэта в черной парандже, он расхохотался:

– Вы только посмотрите! Эти женщины, они застряли в Средневековье! Мне больше нравятся такие, которые одеваются, как вы! Ну что? Теперь идем ужинать? Мама приготовила нам мясо на вертеле.

Аурелия отклонила приглашение. Горячий воздух хамама, страстные ласки Аспик, дневные похождения истощили ее силы. Фауси очень расстроился и неохотно проводил ее до самой гостиницы, ворча всю дорогу.

9

Консьерж в «Сесиль» окликнул ее, когда она входила в кабинку лифта:

– Miss! Letters for you!

Он протянул ей целых три конверта. Она поднялась к себе в номер и только там их распечатала. В первом была целая пачка стодолларовых купюр. Никаких записочек к ней не прилагалось, чему Аурелия была очень удивлена, что, впрочем, не помешало ей поспешно засунуть деньги к себе в сумочку.

Она вспомнила недавнюю встречу со своим загадочным «ангелом-хранителем»… Кто ему поручил оберегать ее? Элен? Бутрос? Разумеется, не они, так как усатый следил за ней с тех самых пор, как она покинула Венецию… Но с какой целью? Соблазнить ее? Но он до сих пор не предпринимал никаких шагов в этом направлении… Андреа! Ну, конечно же… наверняка это ее муж нанял этого человека, чтобы быть в курсе того, что с ней происходит, и не волноваться в отношении ее безопасности! Если только он не хотел таким весьма замысловатым способом дать ей понять, что издалека наблюдает за ней и не держит на нее зла за внезапное и необъяснимое исчезновение… В любом случае, эти деньги, откуда бы они ни пришли, оказались очень кстати.

В другом конверте она нашла приглашение от Анаис Кизирьян на костюмированный вечер, который она собиралась устроить у себя через несколько дней.

Третье письмо пришло из Афин. Аурелия поудобнее устроилась на постели и взяла в руки письмо.

Дорогая Аурелия,