Эмма всхлипнула от удовольствия, когда он коснулся сосков, а она уже боролась с пуговицами юбки — в следующий миг она переступила через нее. Сбросила и отшвырнула ботинки.

— Тебе будет удобнее на земле, — пробормотал Стивен, приблизив губы к ее груди, обдавая ее жарким дыханием.

— Я не хочу, чтобы было удобно, — выдохнула Эмма, когда он сомкнул губы вокруг соска. — Я хочу, чтобы ты взял меня, а не соблазнял.

— Так и будет, — сказал он и, схватив за резинку ее штанишек, разорвал их пополам — они упали на залитую лунным светом траву, как подбитая птица. Сняв кобуру, он расстегнул брюки.

Эмма чувствовала, как впилась в спину кора дерева, когда Стивен вошел в нее, заглушив ее крик поцелуем. Бедра его ритмично двигались, а его мужественность достигала самых глубин ее существа.

Когда Стивен больше не мог сдерживаться, он оторвался от ее губ, откинул назад голову, закрыв глаза. Руками он вцепился в ствол дерева и продолжал сладкие движения все сильнее с каждым мигом.

Эмма задыхалась. Все ее существо, все чувства были сосредоточены на процессе. Они со Стивеном и раньше занимались любовью, но в эту ночь они соединились не на жизнь, а на вечность.

Договор был скреплен в жарком слиянии, невидимом глазу, но ослепительно ярком в душе. Стивен покусывал нижнюю губу Эммы, когда она издала протяжный тихий крик, достигнув пика наслаждения. Ее тело содрогалось. Он зарылся лицом в трепещущую плоть ее шеи и простонал, исторгая свое семя.

Они оба забыли не только про ковбоев, но и про стадо. Через несколько минут Стивен поправил брюки, поднял Эмму на руки и отнес к ручью. Там он бережно положил ее на мягкий мшистый берег и вымыл чистой холодной водой. В его движениях таилась чувственность, и Эмма, ошеломленная, лежала, пока Стивен искал ее юбку и ботинки.

Он принес их на берег и одел ее. Целуя его, она коснулась рукой плеча и почувствовала, что через повязку сочится кровь.

Глаза Эммы расширились от волнения, но Стивен улыбнулся и снова поцеловал ее, не обращая внимания на рану.

Эмма же не могла думать больше ни о чем. Она торопливо застегнула блузку, заправила ее в юбку и поднялась на ноги. Держа Стивена за руку, она не то вела, не то тащила его обратно в лагерь.

Не обращая внимания на ковбоев, обедавших вокруг костра, Эмма заставила Стивена сесть на задник фургона повара. Оставив его, она пошла искать Синг Чу, чтобы попросить горячей воды и бинтов.

Стивен сидел тихо, пока при свете керосиновой лампы она обрабатывала рану — останавливала кровотечение, потом промывала.

— Некоторые стежки вышли наружу, — в волнении сказала она Синг Чу, который щурился в темноте, внимательно разглядывая свою работу.

— Нельзя скакать, — проворчал Синг Чу, — нельзя погонять скот.

Он засеменил в темноту, чтобы принести свою сумку из фургона с провизией.

— Нельзя делать детей, — шепнул Стивен, наклонившись над встревоженной Эммой и целуя ее в кончик носа.

Эмма вспыхнула, вспоминая, какой распутной она была — она была соблазнительницей, а Стивен соблазненным. Возможно она виновата в том, что открылось кровотечение.

— Успокойся! — нетерпеливо сказала она. Он ухмыльнулся.

— Надеюсь, что сегодня я сделал тебе ребенка, — сказал он чуть громче, чем нужно было для спокойствия Эммы.

Она опустила глаза, надеясь на то же самое и даже большее. Она хотела ребенка, а еще она хотела, чтобы Стивен был с ней все время, пока она будет вынашивать ребенка. Она перенесла так много потерь в жизни: бабушка, мать, Лили, Каролина. Она не могла потерять Стивена — мысль об этом была невыносима.

— Мы не можем ехать в Новый Орлеан, — прошептала она. — Мы должны убежать, начать новую жизнь где-нибудь еще….

Он приложил указательный палец к ее губам, когда Синг Чу вернулся с ужасной иглой и мотком кетгута.

— Я хочу свое неотъемлемое право, Эмма, — сказал он со спокойной твердостью. — Я хочу свою часть Фэрхевена.

— Чтобы умереть за нее? — придушенным голосом спросила Эмма, когда Синг Чу присел рядом, чтобы зашить место, где разошлись края раны.

На этот раз не было виски, чтобы заглушить боль, и он морщился, когда игла входила в уже воспалившуюся кожу.

— Я покончил с бегами, — настойчиво сказал он. — Настало время отвоевывать свое.

Эмма отвернулась, не в состоянии больше выносить его страдания, отгоняя ужасные видения, которые мелькали в голове.

Стараясь не обращать внимания на ковбоев, она взяла несколько лепешек, приготовленных Синг Чу на ужин, и угрюмо стала есть. Она совсем не чувствовала голода, но когда становилась плаксивой и чувствительной, требовалось что-нибудь съесть.

Половина мужчин лежали на одеялах на земле, а остальные пошли в дозор стеречь скот. Эмма заволновалась, где она будет спать и будет ли в безопасности, когда Стивен уйдет в дозор.

Она взяла еще лепешку и подошла к Стивену как раз тогда, когда Синг Чу завязывал последний стежок. При свете лампы было заметно, как измотан Стивен, но он улыбнулся, увидев Эмму, и не заметил, что Синг Чу открывает большую коричневую бутылку.

Как раз когда Синг Чу вылил на рану спирт, Эмма сунула лепешку ему в рот и тем заглушила проклятья.

Его глаза сузились, он сердито работал челюстями, пока жевал и проглатывал.

— Черт побери, женщина, — прорычал он, — когда так больно, человек имеет право выругаться.

— Ты достаточно ругался в первый раз, — ответила Эмма, наблюдая, как Синг Чу накладывает повязку на руку. Когда китаец ушел, она осмелилась задать вопрос, который был для нее главным. — Где я буду спать?

— Под фургоном с провизией вместе со мной, — ответил Стивен. — Нам бы лучше улечься сейчас, потому что я хочу отправиться в путь на рассвете.

Чувство приличия у Эммы слегка притупилось, но, тем не менее, было еще сильно.

— Что подумают люди? — еле слышно спросила она.

Стивен ухмыльнулся, вытаскивая одеяла из фургона и кидая их на землю.

— Мне жаль лишать вас иллюзий, мисс Эмма, но они, видимо, уже поняли, что мы с вами не крыжовник собирали у ручья сегодня вечером.

Еще раз Эмма поняла, что крепка задним умом.

— Ой, — проговорила она.

Стивен вылез из фургона и встал рядом с ней. В его глазах плясали чертики, несмотря на боль и накопившуюся усталость.

— Если тебе что-нибудь надо сделать, лучше сделай сейчас, — дружески прошептал он ей.

Эмма прикусила нижнюю губу. Сегодня она могла пойти в кусты, но что она будет делать завтра днем в окружении мужчин?

— Я покараулю, — великодушно предложил Стивен, уводя ее к кустарнику, росшему на некотором расстоянии от лагеря. Она только надеялась, что это не ежевика.

Стесняясь, Эмма пошла в кусты, приподняла юбку и присела на корточки. Когда раздалось журчание, она густо покраснела от смущения.

— Что делают в подобной ситуации ковбои? — весело крикнула она, стараясь заглушить звук.

— Подумай сама, Эмма, — ответил Стивен с добродушным нетерпением.

Эмма подумала и почувствовала зависть. Если вокруг не было женщин, им даже не надо слезать с лошади, тем более прятаться в кустах. Так несправедливо.

Она встала и поправила юбку. Когда она вышла из кустов, Стивен как раз застегивал брюки.

Они шли в лагерь не разговаривая. Эмму тронуло, что у фургона ее ждал тазик с горячей водой и грубое полотенце. Она поняла, что это оставил для нее Синг Чу, и вымыла руки и лицо.

В это время Стивен расстилал одеяло на мягкой зеленой траве под фургоном. Выплеснув воду в траву, Эмма встала на колени и проползла к нему под днищем фургона.

— Как твоя рука? — спросила она, чтобы скрыть свое неожиданное смущение и застенчивость. Словно совсем недавно она не отдавала свое тело этому человеку у ручья или не справляла свои надобности рядом с ним.

— Чертовски болит, — ответил он, но в его голосе слышалось скрываемое удовольствие. Он притянул ее к себе, положив здоровую руку под нее и сжал ее ягодицу. — О, купанье бы и постель, мисс Эмма. Если бы у меня были эти вещи, ты была бы занята до рассвета, утешая меня.

Эмма укрылась одеялом, положив голову ему на грудь. Она слышала, как твердо и сильно бьется его сердце, и не позволила себе думать, что его может остановить палач.

— Тебя достаточно сегодня утешали, — ответила она.

Он засмеялся, и это был уютный домашний звук. Эмма могла даже вообразить, что они лежали на перине в Фэрхевене, а их дети спали в комнате рядом, и все тревоги позади.

Она положила ладонь на его грудь и почувствовала, как бьется его сердце.

«О, если Ты должен забрать жизнь, — сказала она в тишине Богу, — пусть это будет моя, а не его. Это малодушно и эгоистично с моей стороны, я понимаю, но я не смогу жить без него».

— Я люблю тебя, Стивен, — сказала она. Он поднял ее руку к губам и поцеловал.

— И я люблю тебя, тигрица. Спокойной ночи.

Эмма закрыла глаза, уверенная, что не сможет заснуть, но мгновенно погрузилась в сон, который не вспомнила, когда Стивен разбудил ее поцелуем через несколько часов. Он вложил в ее руку пистолет, тот, что она одолжила у Генри в Витнивилле.

— Я уезжаю в дозор, — сказал он. — Если кто-то полезет к тебе, стреляй.

Эмма сразу проснулась.

— Что?

Стивен закрыл рукой ее рот.

— Ты слышала, — ответил он. Эмме не хотелось, чтобы он уезжал. Без него она сразу почувствовала жесткость ложа, холод ночи и странные, пугающие звуки.

— Но твоя рука…

— С моей рукой все в порядке, — ответил он.

Он наполовину лежал на ней и дерзко положил руку ей между ног. Даже через юбку — ее штанишки остались в кустах у ручья — она почувствовала тепло его руки и невольно отозвалась тихим стоном.

Он слегка сжал ее и поцеловал ее губы, а потом языком проник в рот.

В ту минуту, когда Эмма подумала, что может забыть о людях кругом, когда она страстно захотела слиться со Стивеном в единое целое, он оторвался от нее и выбрался из-под фургона.