Удалось, торжествующе подумал милорд. И мне даже не пришлось называть ее самому. Он притворился, что колеблется.

— Мисс Лоуренс? Женщина? А что подумают Лафтон и остальные? Нет, нет.

— Но это лишь временно, и они поймут, что мой несчастный случай поставил вас в безвыходное положение.

Милорд явно переусердствовал в своих колебаниях, поскольку Джон начал отступление:

— Конечно, теперь я вижу, что это не годится. Простите меня.

Необходимо срочно и тактично преодолеть внешнюю неуверенность и повернуть дело в нужном направлении. Милорд ответил быстро, но стараясь не проявить свой энтузиазм:

— Ну, разве что как временная замена. Если у нее не получится или она не захочет взвалить на свои плечи столь тяжкую ношу, тогда я поищу в другом месте. Я поговорю с ней. Спасибо, Бассет. Я знал, что вы найдете выход.

Так, значит, снова «Бассет», хмуро подумал Джон, глядя вслед милорду. Обычно такой респектабельный, его хозяин бежал вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, будто гнался за лисой на охоте, потеряв лошадь. Что-то здесь странно, но что? Бассет не догадывался, что милорд только что искусно использовал его и выудил из него предлог, чтобы видеть мисс Лоуренс как можно чаще.

Не подозревая, что Джон Бассет и милорд заняты планированием ее будущего, Эмма шла по террасе, выходящей на западную лужайку. Утром она знакомила внимательную Тиш с римлянами, а после обычной для себя чашки кофе, а для Тиш — бокала лимонада, оставила подопечную перерисовывать римского легионера из большого фолианта, найденного в библиотеке с помощью мистера Кросса.

Эмма подошла к повороту веранды с диванчиком в маленькой нише и прошла бы мимо, когда вдруг услышала собственное имя, произнесенное с беспредельным раздражением.

Эмма вздохнула. Неужели она навечно обречена подслушивать чужие разговоры! Она уже хотела вежливо сообщить о своем присутствии… кашлянуть, что ли… когда услышанная фраза остановила ее.

— И он беден как церковная мышь, — насмешливо разглагольствовала Калипсо Стрэйт. — Всем известно, что третий граф Чард чуть не разорил поместье, построив этот дом, а следующий граф сделал все возможное, чтобы ускорить банкротство азартными играми и неудачными спекуляциями на бирже. Так что если Чард женится на тебе, Клара, то исключительно ради денег. Положив глаз на гувернантку, он не может притворяться, что охвачен любовью к тебе… если он сделает предложение. Но, если ты не изменишь поведение, я готова держать пари, что он его не сделает, — победно закончила она.

Эмма не могла шевельнуться. Идти дальше нельзя, поскольку стало бы ясно, что она все слышала, а вернуться — также означало выдать свое присутствие. Она вжалась в стену и услышала капризный ответ леди Клары:

— Я не круглая дура, Калипсо, хотя ты часто так обо мне думаешь. Конечно, я знаю, что не нравлюсь ему. И что из этого? Мужья редко любят своих жен. И я его точно не полюблю. Просто унизительно, что после того, как Лафтон так открыто предложил меня, Чард предпочитает гувернантку. Но я хочу стать леди Чард.

— Ну, если ты действительно хочешь выйти за него замуж, придется постараться. Проявить интерес к тому, чем он увлекается, польстить ему немного, а не хмуриться все время. В конце концов, он же не собирается жениться на гувернантке, только переспать с ней. Аристократы никогда не женятся на этих созданиях… хотя я уверена, что она этого не понимает.

О нет, я понимаю, мысленно возразила Эмма и от ярости чуть не пропустила ворчливый ответ леди Клары, что, дескать, Чард может делать все, что ему заблагорассудится, после свадьбы, это освободит и ее от обязанности угождать ему… после того, конечно, как она подарит ему наследника.

Ну, если милорд и заслуживает наказания, вряд ли он заслуживает леди Клару. Эмме стало так противно, что она решила рискнуть и уйти, но успела услышать последнее, бомбой разорвавшееся замечание мисс Стрэйт:

— В таком случае, я надеюсь, Клара, ты хорошо понимаешь, на что идешь: муж, который тебя не любит, обремененное долгами поместье и невоспитанная девчонка — даже не дочь Чарда… все это знают, включая и самого Чарда. Остается только удивляться, зачем он возится с нею. Есть достаточно мест, где ее могли бы вырастить…

Эмме, пораженной новостями о Тиш, уже было все равно, услышат ее или нет. Она почти побежала к боковой двери в дом, где ее встретила взволнованная миссис Мортон.

— О, вот вы где, мисс Лоуренс. Милорд спрашивал о вас. Он хочет видеть вас немедленно, и он очень настаивал на этом «немедленно». Совсем на него не похоже!

Глава восьмая

— Итак, моя дорогая мисс Лоуренс, — подвел итог милорд, — вы окажете мне большую услугу, если согласитесь на мое предложение. И Джон Бассет, конечно, всегда будет под рукой, чтобы помочь, если потребуется.

— Конечно, — прошептала Эмма, глядя в окно на длинную аллею, бегущую параллельно линии горизонта.

Перед аллеей возвышался маленький павильон в виде римского храма, который она еще не успела осмотреть. Мистер Кросс как-то упомянул, что внутри есть прекрасные фрески, изображающие подвиги Геракла.

А какие фрески увековечат подвиги мисс Эммы Лоуренс, если она согласится на предложение милорда? И почему она стоит как зачарованная и думает о таких глупостях, вместо того чтобы дать ему ответ?

Потому что настоящий вопрос в том, действительно ли она хочет так часто быть рядом с ним. О, не имеет значения, что подобная близость приобретет скандальный оттенок… что ее положение временного секретаря будут считать таким… неподобающим женщине. Это неважно. Важно то, что ее чувства будут поставлены под угрозу.

Конечно, с одной стороны, появится возможность отомстить ему за прошлое, но, с другой стороны, она совершила необыкновенную глупость, влюбившись в него снова. Всю предыдущую бессонную ночь она спрашивала себя, не разглядел ли наивный ребенок, каким она была десять лет назад, за беспечной очаровательной внешностью Доминика Хастингса будущего сильного мужчину.

И еще одна проблема. Сначала было легко скрывать от него, кто она на самом деле, но со временем обман становился ей все неприятнее. Влюбившись в него снова, Эмма чувствовала, что должна признаться, но она была так счастлива в Лаудвотере, так счастлива с Тиш и еще счастливее с ним.

Вдруг он рассердится, узнав, что Эмма Лоуренс — прежняя толстушка Эмилия Линкольн, отвергнувшая его? Еще хуже, если он подумает, что, обеднев, она приехала в Лауд-вотер завлечь его теперь, когда он, как она думает, богат. Это не соответствует истине, но он может так подумать и отослать ее прочь… Из этого тупика нет легкого выхода. Остается лишь продолжать в том же духе и молиться, чтобы случай облегчил ее признание.

— Мисс Лоуренс? — окликнул ее милорд, слегка озадаченный долгим молчанием и почти каменным спокойствием, с которым она глядела куда-то вдаль. — Вы ответите мне? Или вы хотите обдумать мое предложение? Я понимаю всю необычность своей просьбы. Но ведь это ненадолго, я уверен.

Он не мог открыто сказать ей: о, моя дорогая мисс Лоуренс, пожалуйста, скажите «да» и сделайте меня счастливым человеком, сделайте, чтобы мне не приходилось красться по собственному дому ради возможности поговорить с вами и насладиться вашим обществом!

Как будто услышав его мысли, Эмма повернулась к нему и одарила самой ослепительной своей улыбкой.

— Учитывая временность этой ситуации, я согласна. Но смею напомнить, что леди Клара и мисс Стрэйт увидят все в самом худшем свете!

— Несомненно… и черт с ними обеими! О, прошу простить меня, я не хотел быть грубым, но боюсь, слишком долго прожил среди мужчин и забыл, как деликатно надо разговаривать в присутствии дам. Может, ваше общество благотворно повлияет на мою речь и манеры. Правда, когда-то, вы не поверите, я был образцовым джентльменом, умевшим вести себя в любой компании. Пожалуйста, верните меня в цивилизованное состояние, мисс Лоуренс, я стал совершенным дикарем.

— А если я скажу, что предпочитаю дикаря джентльмену, милорд?

— Тогда я подумаю, что вы пытаетесь льстить мне… хотя раньше я никогда не слышал от вас никакой лести. Наоборот, должен признать, что вы всегда говорите правду, и могу только надеяться, что дикарь, которым вы восхищаетесь, благороден, как тот, о котором так трогательно написала миссис Афра Бен… хотя я и не живу в джунглях.

— Однако некоторые считают Нортум-брию довольно дикой, — ответила Эмма, с сияющими глазами принимая правила его игры. — Все зависит от точки зрения, я полагаю.

— Вы правы, но надеюсь, вы простите мне попытки стать немного цивилизованнее.

Сердце Эммы билось все сильнее. Любой свидетель их разговора, несомненно, решил бы, что они флиртуют… тем более что милорд вышел из-за своего прекрасного дубового письменного стола и теперь стоял рядом с Эммой. Он снова был одет как обычно, и она подумала, что предпочитает его таким, а не денди, каким он был за обедом. Сельский костюм подходит его зрелой мужской силе, проницательно рассудила Эмма.

— Не намного цивилизованнее, — медленно ответила она, поднимая на него глаза.

И его глаза сияли, зрачки расширились, губы слегка изогнулись в улыбке.

— На сколько? Так много или так мало? — спросил он и, не касаясь ее, наклонился и легко поцеловал в губы, как бабочка, впервые садящаяся на цветок… до того, как в него вопьется пчела. Он считал ее нетронутой, и был прав.

Милорд ощутил легкое движение ее нежных губ и не отпрянул, как намеревался вначале, а слегка приподнял голову и затем снова опустил и поцеловал ее еще раз.

На этот раз, когда закончился второй поцелуй, отпрянула Эмма. Ее колени подгибались, все тело требовало продолжения магического действа. Если она собирается стать его секретарем, это надо прекратить, и немедленно.

— Нет, — хрипло сказал он и потянулся к ней, но она оттолкнула его с тем же «нет». Однако если его «нет» умоляло ее сказать «да», ее «нет» действительно значило «нет», и он это понял.