– Вы провели вечер у миссис Элтон?

– Да, мы все. Миссис Элтон настояла на том, чтобы мы пришли к ней. Так было решено еще там, на холме, когда мы гуляли с мистером Найтли. «Вы все непременно должны провести вечер у нас, – сказала миссис Элтон, – я просто настаиваю, чтобы вы все пришли».

– Так, значит, мистер Найтли тоже был у нее?

– О нет, нет! Мистер Найтли сразу же отклонил приглашение, и, хотя я считала, что он придет, так как миссис Элтон заявила, что не позволит ему отказаться, он не пришел. Но матушка, Джейн и я были там и провели у них очень приятный вечер. С такими добрыми друзьями, мисс Вудхаус, знаете ли, невозможно не отдыхать душой, хотя после утренней поездки все и казались слегка утомленными. Видите, даже удовольствие утомляет… Судя по тому, как все выглядели, вряд ли поездка пришлась кому-то по душе. Что же до меня, я всегда буду вспоминать чудесную поездку на Бокс-Хилл! Я чувствую себя крайне признательной по отношению к добрым друзьям, которые пригласили меня.

– Наверное, хоть вы и не заметили того, мисс Ферфакс размышляла над предложением целый день?

– Не сомневаюсь, так оно и было.

– Когда бы ни пришлось ей уехать, ее отъезд очень огорчит и ее саму, и всех ее друзей! Но я надеюсь, новое место – я имею в виду, обычаи и привычки в той семье – смягчит для нее горечь утраты.

– Спасибо, милая мисс Вудхаус! Да, конечно, в той семье есть все для того, чтобы сделать ее счастливой. Если не считать Саклингов и Брэггов, нигде больше, ни в одной знакомой семье миссис Элтон, не встретит она такой изысканной и элегантно обставленной детской! Миссис Смолридж – просто прелесть! Стиль жизни почти такой, как в «Кленовой роще», – а дети! Свет не видывал других таких очаровательных крошек, кроме маленьких Саклингов и маленьких Брэггов! Какая счастливая жизнь, полная удовольствий, ждет Джейн! А жалованье! Просто не осмеливаюсь назвать вам, мисс Вудхаус, размер ее жалованья. Даже вам, привыкшей к крупным суммам, трудно будет поверить, чтобы такой молодой девице, как Джейн, сразу предложили так много!

– Ах, сударыня! – воскликнула Эмма. – Если другие детки такие же, как я была в детстве, сколь я себя помню, то жалованье гувернантки, будь оно хоть стократ больше, все равно достается потом и кровью.

– Ваши мысли так благородны!

– Когда же мисс Ферфакс предстоит вас покинуть?

– Скоро, очень скоро! Вот что хуже всего. В течение двух недель. Миссис Смолридж очень спешит. Бедная матушка не знает, как переживет разлуку с Джейн. Поэтому я пытаюсь отвлечь ее от грустных мыслей и говорю: «Да полно, сударыня, давайте больше не будем об этом думать».

– Всем друзьям, должно быть, жаль будет расстаться с нею, а уж полковник Кемпбелл с супругой как расстроятся, узнав, что она поступила на место, не дождавшись их возвращения!

– Да, Джейн говорит, что они наверняка расстроятся, и все же такими местами не бросаются. Я была так поражена, когда узнала, о чем Джейн говорила с миссис Элтон, и в тот же миг ко мне подошла миссис Элтон с поздравлениями! Это было перед чаем… нет, погодите… да нет, не могло это произойти перед чаем, потому что мы как раз собирались играть в карты… и все же это произошло до чая, потому что я еще, помню, подумала… Ах! Нет… Теперь припоминаю: перед чаем что-то случилось, но не это. Перед чаем мистера Элтона вызвали из комнаты – с ним хотел поговорить сын старого Джона Эбди. Бедный старый Джон… я так его уважала! Двадцать семь лет он прослужил причетником при покойном батюшке, а теперь бедный старик прикован к постели жестокой подагрой… Надо бы сегодня пойти навестить его… Да и Джейн тоже стоит пойти к нему, если она вообще выйдет из дому. Так вот, сын бедного Джона пришел к мистеру Элтону поговорить о помощи от прихода. Сам он вполне неплохо устроен – он, как вам известно, состоит старшим конюхом при «Короне», – но все же он не в силах содержать отца без некоторого вспомоществования со стороны… Так вот, когда мистер Элтон вернулся, он рассказал нам, что поведал ему конюх Джон. Выяснилось, что в Рэндаллс за мистером Фрэнком Черчиллем прислали почтовую карету, чтобы отвезти того в Ричмонд. Вот что случилось перед чаем. А Джейн говорила с миссис Элтон после чая.

Миссис Элтон не давала Эмме возможности вставить словечко и выразить свое удивление новыми обстоятельствами, не допуская мысли, чтобы гостья не хотела узнать обо всех подробностях отъезда Фрэнка Черчилля, она продолжала подробно рассказывать об этом, так что Эмма ничего не упустила.

Вот что узнал от конюха мистер Элтон (подробности складывались из личных наблюдений упомянутого конюха и наблюдений рэндаллской прислуги): вскоре по возвращении с прогулки на Бокс-Хилл из Ричмонда прибыл посыльный, впрочем, в его появлении не было ничего неожиданного, такое часто случалось и прежде, с ним мистер Черчилль прислал племяннику записку, содержащую, помимо прочего, отчет о состоянии миссис Черчилль, кстати вполне сносном; однако мистер Черчилль выражал желание, чтобы племянник не откладывал возвращение до раннего утра следующего дня. Так как мистер Фрэнк Черчилль твердо решился ехать немедленно и так как его лошадь, кажется, простудилась, то Тома немедленно послали в «Корону» за почтовой каретой, и конюх, выйдя на улицу, увидел, как она проезжает мимо – кучер погонял жеребца, который и без того шел быстро и ровно.

Во всем услышанном не было ничего удивительного или интересного, и рассказ привлек внимание Эммы только в связи с мыслями, еще прежде того занимавшими ее ум. Ее поразила разница в положении в этом мире между миссис Черчилль и Джейн Ферфакс: одна была всем, другая же – ничем. Эмма сидела погруженная в раздумья о женской доле и не замечала, на чем остановился ее взгляд, пока слова миссис Бейтс не пробудили ее от размышлений:

– Да, я вижу, о чем вы думаете – о фортепиано. Что с ним станется? Совершенно справедливо… Бедняжка Джейн как раз только что говорила о нем. «С тобой, – говорила она, – нам придется расстаться. Хотя здесь тебе делать нечего…» И потом она сказала мне: «Пусть пока остается… побудет здесь, пока не вернется полковник Кемпбелл. Я поговорю с ним об инструменте. Он все устроит – он разрешит для меня все трудности». Кстати, уверяю вас, она до сих пор не знает, его ли это подарок или его дочери.

Теперь мысли Эммы поневоле обратились к фортепиано, и она вспомнила все прежние несправедливые и причудливые догадки, столь мало служившие к ее чести… Поневоле она подумала, что ее визит слишком затянулся, и, повторив все самые добрые и искренние пожелания, какие она считала нужными высказать, она откланялась.

Глава 45

По пути домой никто не прерывал невеселых раздумий Эммы, однако, войдя в гостиную, она обнаружила тех, кто мог бы пробудить ее к жизни. За время ее отсутствия зашли мистер Найтли и Харриет и сидели теперь с ее батюшкой. Мистер Найтли тут же встал и в необычной для него манере, серьезнее, чем всегда, сказал:

– Я бы не ушел, не повидав вас, но у меня нет лишней минуты. Я должен немедленно уйти. Я еду в Лондон и проведу несколько дней у Джона и Изабеллы. Нет ли у вас какого-либо поручения? Не хотите ли передать им что-нибудь, кроме обычных поклонов, которые никому не важны?

– Нет-нет, ничего. Кажется, вы приняли решение внезапно?

– Д-да… отчасти. В последнее время я подумывал поехать к ним.

Эмма уверена была, что он не простил ее; он был совсем не похож на себя. Однако, подумала она, время подскажет ему, что им следует снова быть друзьями. Пока он стоял, словно не решаясь уйти, ее отец начал расспросы:

– Ну, милая, как прошел твой визит? Ты добралась благополучно? И как ты нашла нашего достойного старого друга и ее дочь? Не сомневаюсь, они были очень тебе признательны. Как я вам рассказывал, мистер Найтли, Эмма ходила навестить миссис и мисс Бейтс. Она всегда так внимательна к ним.

Щеки Эммы залились густой краской при этой незаслуженной хвале. Улыбаясь и качая головой, что было красноречивее всяких слов, она посмотрела на мистера Найтли. Казалось, он мгновенно смягчился, услышав нечто, говорящее в ее пользу, и прочитав правду в ее глазах; он немедленно понял и оценил совершившуюся в ней перемену к лучшему. Во взгляде его, обращенном к ней, она прочитала некий намек на уважение. Она была сердечно тронута, и в следующий миг еще сильнее тронул ее жест, который с его стороны можно было расценивать не просто как проявление обычной дружбы. Он взял ее за руку; Эмма не помнила, кто первый сделал шаг к сближению – возможно, она сама, первая, протянула ему руку, однако он пожал ее и, казалось, собирался поднести ее к губам, но вдруг, повинуясь какому-то капризу, не стал этого делать. Почему изменил он свое решение, почему вдруг проявил такую щепетильность, когда оставалось сделать всего лишь последний шаг? Эмма терялась в догадках. В любом случае жаль, что он передумал. Однако намерения его были несомненны. Потому ли, что в целом ему столь мало свойственна была галантность в обращении, или по чему другому, но она решила, что жест этот очень красил его. Этот порыв столько говорил о простоте, но вместе и о достоинстве его натуры! Она не могла не вспоминать об их прощании без величайшей признательности. Его дружеские намерения были совершенно очевидны! Сразу после этого он их покинул – ушел в одно мгновение. Он и прежде не оставлял о себе впечатления человека нерешительного или склонного к колебаниям, но теперь, казалось, исчез стремительнее, чем обычно.

Эмма не могла жалеть о том, что ходила навестить мисс Бейтс, но сожалела о том, что не вернулась десятью минутами ранее – с каким удовольствием обсудила бы она положение Джейн Ферфакс с мистером Найтли… Горевать о его отъезде на Бранзуик-сквер тоже не приходилось – она знала, сколько радости доставит родным его визит, – однако он мог бы выбрать для отъезда лучшее время, а, сообщив о своих намерениях заранее, выказал бы большую предупредительность. Как бы там ни было, расстались они друзьями, как прежде. Невозможно было обмануться в выражении его лица и его дружеском порыве – все призвано было заверить ее в том, что она полностью восстановила в его глазах свое доброе имя. Оказалось, что он пробыл в Хартфилде полчаса. Какая жалость, что она не вернулась раньше!