– Найтли пожалел несчастную малышку мисс Смит! Какое великодушие!

Объявили, что ужин накрыт. В зале началось движение; с этого момента непрестанно слышался голос мисс Бейтс – до той самой минуты, пока она не села за стол и не взяла ложку.

– Джейн, Джейн, голубушка, ты где? Вот твой палантин! Миссис Уэстон умоляет тебя надеть палантин. Она говорит, что боится сквозняков в коридоре, хотя обо всем и позаботились… Одну дверь заколотили… под остальные подсунули циновки – множество циновок… Джейн, милочка, не упрямься же, надень! Мистер Черчилль, ах! Вы так любезны! Как ловко вы его накинули! Я так вам благодарна! Превосходные танцы, право слово! Да, моя дорогая, я сбегала домой, ведь я обещала матушке, что помогу ей лечь в постель, и обернулась очень быстро… никто и не заметил… Я вышла, не говоря никому ни слова, как и обещала тебе. Бабушка очень довольна, она провела чудный вечер с мистером Вудхаусом за приятными разговорами и игрою в триктрак. Перед уходом ее угостили чаем, печеньем, печеными яблоками и вином; и в игре ей везло! Она много расспрашивала о тебе – хорошо ли ты развлекаешься и кто твои кавалеры. «Ах! – сказала я. – Пусть Джейн сама вам все расскажет. Не стану портить ей удовольствия. Когда я уходила, она танцевала с мистером Джорджем Отуэем, а первым ее кавалером был мистер Элтон, кто следующий пригласил ее – не знаю… возможно, мистер Уильям Кокс». Сударь, вы очень любезны… Есть ли на свете что-нибудь, чего бы вы не предусмотрели? Уверяю вас, я вовсе не беспомощна. Благодарю вас! Честное слово, по одну руку от вас Джейн, по другую – я… Погодите, погодите, давайте немного подвинемся и пропустим миссис Элтон. Дорогая миссис Элтон, как изысканно она выглядит! Бесподобные кружева! Ну вот, теперь мы все движемся следом за нею… Она, право, настоящая королева вечера! Ну вот, мы и в коридоре. Осторожно, Джейн, помни: тут две ступеньки! Ах нет – только одна! А я-то была уверена, что их две… Поразительное дело! Я была убеждена, что ступенек две, а оказалось – всего одна. Никогда не видела такого удобства и роскоши – повсюду свечи! Джейн, я говорила тебе о бабушке? Она немного огорчилась… Видишь ли, печеные яблоки и печенье в своем роде превосходны, однако вначале подали нежное фрикасе из сладкого мяса и спаржу, а добрый мистер Вудхаус, сочтя, что спаржа недостаточно проварена, отослал все назад. А ведь бабушка больше всего на свете любит сладкое мясо и спаржу – так что она была несколько разочарована, но мы решили никому об этом не говорить, чтобы, не дай бог, не узнала мисс Вудхаус… Она так огорчится… Ах, как чудесно! У меня просто нет слов! Ничего подобного не ожидала! Какая изысканность, какая щедрость! Я не видела ничего подобного с тех пор, как… Так, где мы сядем? Куда же нам сесть? Надобно сесть так, чтобы Джейн не продуло… А где сяду я – не имеет значения… О! Вы советуете сюда? Мистер Черчилль… что ж, надо полагать… но, право, это слишком… Ну что ж, раз вы настаиваете… Ваш совет в этом доме не может быть плох. Милая Джейн, как мы сможем описать бабушке хотя бы половину всех блюд? Как, еще и суп?! Господи помилуй! Не следует так спешить, но запах такой восхитительный, просто не терпится скорее приняться за еду.

До окончания ужина у Эммы не было возможности переговорить с мистером Найтли, однако, как только они вернулись в бальную залу, она немедленно взглядом подозвала его, чтобы поблагодарить. Он горячо осудил поведение мистера Элтона, расценил его как непростительную грубость, взгляды миссис Элтон также подверглись справедливой критике.

– Оскорбляя Харриет, они метили дальше, – заметил он хмуро и внимательно посмотрел на нее. – Эмма, признайтесь, как вышло, что они стали вашими врагами? – Не получив ответа, мистер Найтли продолжал: – Подозреваю, у нее меньше оснований злиться на вас, чем у него! Разумеется, вы никак не подтвердите мою догадку, но я прекрасно помню, как усиленно вы пытались сосватать за него Харриет.

– Да, – кивнула Эмма, – и они не могут мне этого простить.

Он покачал головою, снисходительно улыбнулся и заметил:

– Не стану вас бранить. Пусть судьей вам станет ваша совесть.

– Можете ли вы доверять такой льстивой даме, как моя совесть? Неужели вы верите, будто мой тщеславный дух способен убедить меня в моей неправоте?

– Дух не тщеславный, но серьезный… Если первый толкает вас на неправедные поступки, уверен, что второй тут же сообщает вам об этом.

– Признаю, что совершенно ошибалась в оценке мистера Элтона. Я не желала замечать его мелочности и ничтожности, хотя вы давно указывали мне на такие его качества. Я была совершенно убеждена в том, что он влюблен в Харриет. Я пришла к такому выводу после целого ряда страннейших заблуждений!

– А я, в ответ на такую откровенность, отдам вам должное и скажу, что ваш выбор для него был бы лучше, чем тот, что сделал он сам… Харриет Смит по сравнению с миссис Элтон обладает рядом неоценимых достоинств. Она бесхитростная, простодушная и скромная девушка – насколько ценнее эти качества в глазах любого здравомыслящего мужчины, не лишенного вкуса. Я нашел, что Харриет куда более интересная собеседница, чем миссис Элтон.

Эмма была бесконечно благодарна ему… Их разговор прервал мистер Уэстон, громко объявивший продолжение танцев.

– Пойдемте же, мисс Вудхаус, мисс Отуэй, мисс Ферфакс! Да что вы, в самом деле! Ну же, Эмма, покажите своим спутникам пример. Все разленились! Заснули!

– Я готова, – улыбнулась Эмма, – только позовите.

– С кем вы собираетесь танцевать? – спросил мистер Найтли.

Мгновение она пребывала в нерешительности, а потом ответила:

– С вами, если вы меня пригласите.

– Вы позволите? – Он предложил ей руку.

– Разумеется! Вы показали, что умеете танцевать, и понимаете, что мы на самом деле не настолько брат и сестра, чтобы нам не подобало танцевать вместе.

– Брат и сестра! Да ничего подобного!

Глава 39

Маленькое объяснение с мистером Найтли доставило Эмме неизъяснимое удовольствие. Это было одно из самых приятных воспоминаний о бале, которое она лелеяла, выйдя на следующее утро погулять на лужайку. Она особенно радовалась тому, что их мнения относительно Элтонов совпали и они сошлись во взглядах и на мужа, и на жену. Еще больше ее порадовали его похвалы в адрес Харриет. Наглая выходка Элтонов, грозившая испортить для нее остаток вечера, стала поводом испытать огромнейшее удовольствие. И Эмма с нетерпением ожидала другого последствия этого события – исцеления Харриет… Эмма вспомнила, как Харриет рассказывала ей о произошедшем в момент, когда они покидали бальную залу. Казалось, она внезапно прозрела и обрела способность понимать, что мистер Элтон – вовсе не то совершенное создание, каким она себе его вообразила. Лихорадка прошла, и Эмма не видела больше причин опасаться, что сердечко ее подруги забьется чаще, если прежний предмет ее чувств проявит назойливую учтивость. Она полагалась на то, что злоба четы Элтон еще проявится в дальнейшем в пренебрежении к Харриет… Итак, Харриет образумилась, Фрэнк Черчилль влюблен, но не слишком, а мистер Найтли с нею не спорит! Какое счастливое лето ожидает ее!

Этим утром Фрэнк Черчилль зайти не обещал. Он сказал, что не может позволить себе удовольствие посетить Хартфилд, поскольку к обеду обязан быть дома. Она не жалела.

Разрешив для себя все трудности, еще раз все обдумав и разложив по полочкам, она как раз поворачивала к дому, освежив свою голову мыслью о двух малышах племянниках, а также об их дедушке, когда кованые металлические ворота распахнулись и впустили двух людей, которых она никак не предполагала увидеть вместе, – Фрэнка Черчилля и Харриет, которая шла, опираясь на его руку… Неужели это Харриет? Эмме хватило одного взгляда на нее, чтобы понять: случилось нечто из ряда вон выходящее. Харриет выглядела бледной и испуганной, а он пытался ее подбодрить… От кованых ворот до крыльца было не далее двадцати ярдов; скоро все трое оказались в прихожей, и Харриет, усаженная на стул, немедленно лишилась чувств.

Молодую девицу, которая упала в обморок, необходимо привести в чувство, и только потом настает черед расспросам, ахам и охам. Такие события очень интересны, однако к чему долго гадать? Спустя несколько минут Эмма знала все.

Мисс Смит вместе с мисс Бикертон, еще одной пансионеркой миссис Годдард, которая также присутствовала вчера на балу, вместе вышли прогуляться на дорогу. Несмотря на то, что дорога на Ричмонд довольно оживленная, они попали в беду. Дорога выводила путников за пределы Хайбери, примерно через полмили делала крутой поворот и на довольно обширном отрезке становилась весьма пустынной: росшие по обеим сторонам вязы сильно затеняли ее. Внезапно девицы обнаружили на придорожной полянке – совсем недалеко от себя – цыганский табор. Мальчишка, стоявший на страже, бросился к ним, клянча подаяние, и мисс Бикертон, крайне испуганная, громко вскрикнула и, призывая за собой Харриет, взбежала вверх по крутому склону, перелезла через невысокую живую изгородь на его вершине и пустилась наутек, срезая дорогу до Хайбери. Однако бедная Харриет не могла последовать за нею. После танцев ноги ее сводило судорогой: стоило ей попытаться взобраться на склон, как ногу ее свело так болезненно, что она буквально лишилась чувств. И в таком состоянии, к тому же изрядно напуганная, она вынуждена была остаться на месте.

Можно только гадать, как вели бы себя бродяги, окажись юные девицы храбрее. Но такому явному призыву к нападению трудно противиться – вскоре Харриет окружили с полдюжины ребятишек, возглавляемых мальчишкой постарше и толстухой. Все они были шумные, крикливые, нахальные, хотя оскорблять ее и не посмели. Все более и более пугаясь, она тут же пообещала дать им денег и, вытащив кошелек, дала им шиллинг, умоляя не просить больше и не причинять ей вреда. Постепенно к ней вернулась способность ходить: она заковыляла прочь, однако ее ужас и ее кошелек слишком подстрекали цыган к дальнейшим действиям, и вся шайка шла за нею по пятам. Вскоре они снова окружили ее и принялись клянчить деньги.