Предполагалось, что Джейн получит образование, а впоследствии станет домашней учительницей и будет учить детей в богатых семьях. Скромный капитал в несколько сотен фунтов, унаследованный ею от отца, исключал всякую возможность независимого существования. Позаботиться о ней иным способом было не в силах полковника Кемпбелла – несмотря на то, что он получал неплохое жалованье, капиталы его были весьма скромны и все до последнего пенни предназначались в приданое дочери. Однако, дав Джейн хорошее образование, он надеялся обеспечить ей безбедное существование в будущем.

Такова история Джейн Ферфакс. Ей повезло: от Кемпбеллов она не видела ничего, кроме добра, и получила блестящее образование. От постоянного общения с людьми высокоразвитыми и благонамеренными душа ее и разум приобрели все преимущества, какие дают дисциплина и культура; поскольку проживала семья полковника Кемпбелла в Лондоне, все склонности и таланты Джейн, даже самые малые, получили полное развитие благодаря первоклассным наставникам. Внешность ее и способности находились в полном соответствии с усилиями друзей; в восемнадцать – девятнадцать лет она была полностью сведуща в искусстве наставлять других, насколько возможно в столь юном возрасте. Однако к ней слишком привязались и не хотели с нею расставаться. Ни полковник, ни его жена не могли даже и помыслить о том, чтобы отпустить от себя свою любимицу, а для их дочери сама мысль расстаться с Джейн была невыносима. Несчастный день все откладывался. Было решено, что Джейн еще слишком молода, и она осталась, разделяя с ними на правах второй дочери все скромные удовольствия изящного общества и разумно сочетая развлечения с делами домашними. Лишь иногда, при мыслях о будущем, чело ее омрачалось – ведь трезвым своим умом она не могла не понимать, что рано или поздно всем этим милым удовольствиям придет конец.

Привязанность к ней всей семьи, и особенно нежная дружба с мисс Кемпбелл, еще более служили к чести обеих сторон, учитывая то обстоятельство, что Джейн решительно превосходила свою подругу как в красоте, так и в приобретенных знаниях. Молодой женщине невозможно не заметить, что подруга щедрее одарена природой; точно так же, как и ее родители прекрасно понимали, что Джейн превосходит их дочь по способностям. И тем не менее дружбу их ничто не могло омрачить до самой свадьбы мисс Кемпбелл, которая, по странной прихоти судьбы (о, судьба часто шутит в матримониальных делах и награждает любовью скромных, а не самых достойных), завоевала любовь мистера Диксона, богатого и славного молодого человека, чуть ли не с первого дня знакомства. Девушка законным образом счастливо обрела собственный дом, в то время как Джейн Ферфакс в будущем предстояло зарабатывать себе на хлеб насущный.

Событие это произошло очень недавно – слишком недавно, чтобы менее счастливая подруга мисс Кемпбелл, то есть миссис Диксон, успела вступить на самостоятельную дорогу, хотя она уже достигла совершеннолетия и имела право сама решать, когда ей начинать трудиться. Она давно уже положила для себя начать искать работу, когда ей исполнится двадцать один год. Словно послушница, намеренная постричься в монахини, решила она принести себя в жертву и бежать от всех удовольствий света; она сознательно отказывалась от общения с людьми возвышенными, равными себе, отказывалась от покоя и надежд на лучшее будущее и смиренно готовилась наложить на себя епитимью на остаток жизни.

Здравый смысл полковника Кемпбелла и его жены заставлял их не восставать против такого решения, хотя их чувства протестовали. Покуда они живы, ей нет нужды подвергать себя лишениям, их дом навсегда останется ее домом; и ради собственного удобства они удержали бы ее при себе, однако это было бы с их стороны проявлением себялюбия. Если уж расставание неизбежно, чем скорее оно произойдет, тем лучше. Возможно, теперь им иногда казалось, что они в свое время поступили бы благоразумнее и добрее по отношению к девушке, если бы, вопреки своей склонности, не удерживали бы ее при себе и не воспитали бы в ней вкуса к довольству и праздной жизни, с которыми ей теперь предстоит распроститься. И все же, любя Джейн, они рады были воспользоваться любым разумным предлогом для того, чтобы не торопить ужасную минуту. Со времени свадьбы их дочери Джейн еще ни дня не чувствовала себя по-настоящему хорошо; несмотря на то, что силы ее полностью восстановились, полковник с женой считали своим долгом запретить ей искать себе место, принимая во внимание ее ослабленное здоровье и неустойчивое душевное состояние, ведь для выполнения ее будущих обязанностей, даже при самом благоприятном стечении обстоятельств, от нее потребуется нечто большее, чем просто крепкое здоровье и здравомыслие.

Так как она не ехала вместе с ними в Ирландию, ее письмо тетке не содержало в себе ничего, кроме правды, хотя, возможно, кое-что она утаила. Она сама решила посвятить время своего так называемого досуга Хайбери, провести, возможно, последние месяцы полнейшей свободы со своими добрыми родственницами, которым она столь бесконечно дорога. Кемпбеллы, какими бы чувствами при этом они ни руководствовались – были или нет у них скрытые мотивы, – всецело согласились с ее планом и заявили, что, по их мнению, за те несколько месяцев, что Джейн проведет на родине, здоровье ее поправится куда быстрее, чем если она останется в Лондоне или поедет в Ирландию. Словом, ее приезд был делом решенным; и жителям Хайбери, настроившимся поглазеть на такую диковину, как давно обещанный Фрэнк Черчилль, предстояло довольствоваться Джейн Ферфакс, которая всего два года не была в родных местах.

Эмма расстроилась – целых три месяца придется терпеть эту задаваку! Проявлять по отношению к ней внимание, чего совсем не хочется, и все равно делать для Джейн меньше, чем от нее ждут! Почему Джейн Ферфакс ей не нравится? Эмме трудно было ответить на этот вопрос. Однажды мистер Найтли заметил ей: все потому, что Эмма признает в Джейн по-настоящему умную и образованную девицу, такую, какой ей хочется, чтобы считали ее самое. Несмотря на то, что в то время Эмма с негодованием отвергла такое предположение, случались у нее минуты самокопания, во время которых она признавалась себе самой, что совесть у нее нечиста. Но… Эмма оправдывала себя тем, что ей никогда не удавалось По-настоящему подружиться с нею – она не знает, как это получилось. Джейн всегда была такой холодной, такой сдержанной – проявляла такое очевидное равнодушие к тому, нравится она или нет… и потом, ее тетка такая болтушка! Кроме того, с Джейн все так носятся! И почему-то все вообразили, что они с Джейн непременно должны сделаться близкими подругами только потому, что они сверстницы! Ну почему всем кажется, что они должны обожать друг друга? Таковы были доводы Эммы – за неимением лучших.

Эмма сознавала, что на деле Джейн Ферфакс совершенно не заслужила с ее стороны подобного неприязненного отношения; она так старательно раздувала все подлинные и мнимые недостатки Джейн, что всякий раз, впервые увидев мисс Ферфакс после долгого перерыва, Эмма не могла не чувствовать, что была к ней несправедлива. И теперь, нанеся спустя два дня после прибытия Джейн визит вежливости, Эмма находилась под впечатлением тех самых внешности и манер, которые она поносила все два года. Джейн Ферфакс была очень изящна, поразительно изящна! Эмма почитала изящество высшей добродетелью. Рост у нее был очаровательный, как раз такой, о котором все говорят: «высокая», но никто не скажет: «каланча»; фигурка отличалась особенной грацией; она не была полна и не казалась чрезмерно худой, хотя вследствие болезни скорее приближалась ко второй из двух крайностей. Эмма не могла не оценить ее красоты: да, верно, ее личико прелесть – черты просто точеные! Со времени прошлого приезда она еще больше похорошела. Черты лица Джейн трудно было назвать правильными, однако красота ее ласкала взор. Глазам ее, темно-серым, с темными ресницами и бровями, Эмма никогда и прежде не отказывала в похвале, но кожа, к которой Эмма привыкла придираться, называя ее слишком бледной (ей недостает румянца), была такой чистой и нежной, что румянец был тут, пожалуй, и ни к чему. Джейн обладала тем типом красоты, в котором правило бал изящество. Однако, согласившись вслух с тем, что мисс Ферфакс красива (а про себя она давно признавала Джейн красавицей), Эмма должна была бы, по чести и в соответствии со своими правилами, прилюдно восхищаться ею: изящество – все равно, внешности ли, ума ли, – редко встречалось среди обитателей Хайбери. Никакого намека на вульгарность, сплошные достоинства и заслуги.

Короче говоря, во время первого визита Эмма сидела и дивилась на Джейн Ферфакс, вдвойне довольная собой: она с удовольствием любовалась мисс Ферфакс и отныне решила воздавать ей должное. Она более не будет выказывать своей нелюбви к ней. Напомнив себе ее историю, ее теперешнее положение, приняв во внимание ее красоту, Эмма не могла не пожалеть бедняжку: когда она думала, какая судьба уготована этому изяществу, откуда суждено ей упасть в бездну, как ей придется жить, она ощущала невозможность чувствовать по отношению к Джейн что-либо, кроме жалости и уважения. Особенно если к хорошо известным частностям ее жизни, и без того вызывающим сочувствие, добавить в высшей степени возможную вероятность ее влюбленности в мистера Диксона, которую Эмма так легко домыслила сама. В таком случае ничто не могло быть более достойно жалости и более почетно, чем жертвы, которые Джейн готовилась принести. Эмма испытывала большое желание оправдать Джейн за попытку соблазнить мистера Диксона и увести его от жены или за иные неблаговидные поступки, которые поспешило приписать мисс Ферфакс ее воображение. Если и присутствует в ее истории чувство, это, скорее всего, безответная и несчастная любовь лишь с ее стороны. Джейн, вероятно, бессознательно вдыхала сладкий яд, когда вместе с подругой участвовала в беседах с ним; и теперь, наверное, она отказалась от поездки в Ирландию из самых лучших, самых чистых побуждений, преисполнившись решимости отдалиться от него и его родственников, как можно скорее вступив на стезю тяжкого труда.