– Продолжайте без меня…

Следуя за королевой в ее кабинет, Сесил скосил глаза на девушек, в этот момент незаметным движением Анна быстро перевернула несколько страниц. Увидев, что попалась, она смущенно покраснела и вернула листы на место. Канцлер заговорщически улыбнулся.

– Не думайте, что я не вижу, как они листают книгу вперед, чтобы не читать то, что им не нравится. И еще то, что вы их поддерживаете.

– У вас глаза на затылке, Ваше Величество?

– Нет, просто я прекрасно знаю, что стоит отвлечься, и Анна обязательно перевернет лишний лист, она не слишком любит читать, особенно нравоучительные книги. Именно поэтому я заставляю читать ее. Ну, что там у вас?

Сесил принес Елизавете очередное послание Рандолфа. Посол утверждал, что главным чувством королевы Марии была даже не внезапно вспыхнувшая любовь к избраннику, а… всепоглощающая ненависть к своему сводному брату Меррею! Никто не мог понять почему, но королева потеряла голову, заявив, что не успокоится, пока не убьет брата. В порыве откровенности Мария сказала самому Рандолфу, что скорее лишится своей короны, чем откажется от мести сводному брату. Это было лишено всякого смысла, потому посол сразу заподозрил что-то неладное.

Рандолф немедленно провел собственное расследование и ценой подкупа нескольких бывших горничных королевы и охранников дворца выяснил, что истоки ненависти в казни поэта Шателяра. Никто не мог понять, почему так строго наказали за не столь уж большую вину бедолагу-поэта, а королева за него даже не заступилась. Горничные нашептали, мол, графа Меррея привлекли в покои сестры-королевы не крики о помощи, а стоны сладострастия! Конечно, выдавать сестру он не стал и Шателяра за самовольное проникновение в покои королевы казнил, но пригрозил при случае рассказать правду о недостойном поведении королевы. Именно тогда она и потеряла значительную часть своего блеска.

Мария люто ненавидела брата и теперь, выйдя замуж, не собиралась прощать ему стольких дней подавленного ожидания незавидной участи. Видя силу женской ненависти, Рандолф втайне посоветовал Меррею срочно покинуть Шотландию. Что тот и сделал с верными ему лордами.

Королева бросилась следом, ее теперь меньше заботили отношения с мужем, чем желание догнать и уничтожить сводного брата. Дело принимало неприятный оборот и для Англии тоже.

Елизавета долго держалась за виски, расхаживая из угла в угол. Перемудрила… Кто же знал, что у Марии настолько рыльце в пушку, что она ждет не дождется, чтобы выскочить замуж хоть за кого и взяться за брата?

– Но Меррея мы ей отдать не можем!

– Конечно, Ваше Величество. Он уже в Англии.

– Надеюсь, у нее хватит ума не переступать границы?

Переступить не рискнула, но французский посланник Демосьер рассказал Рандолфу, что королева Шотландии в ответ на предупреждение об опасности ее поведения объявила ему, что не успокоится, пока не дойдет до ворот Лондона.

– Сесил, как же трудно, когда на троне женщина! – посочувствовала Елизавета. По чуть насмешливому взгляду канцлера она мгновенно поняла, о чем тот думает, и уточнила: – Обыкновенная женщина, Сесил! Мария обыкновенная, а я нет! Вот еще одна причина не выходить замуж!

– Необязательно же за кого-то вроде Дарнлея, Ваше Величество.

– Сейчас вы начнете приводить примеры вполне подходящих для меня супругов. Ну, кто? Сын Филиппа Испанского Дон Карлос? Этот малолетний изверг, зажаривающий зайцев живьем?! Или не вполне разумный Эрик Шведский? Какое счастье, что его корабли дважды разметала буря, не то пришлось бы мне отбиваться от напористого жениха прямо в Уайт-холле! Нет уж, я замужем за Англией и детей у меня достаточно! Лучше умереть нищенкой-девственницей, чем замужней королевой!

– Ваше Величество, если не желаете ни с кем связать себя браком, назовите хотя бы наследников.

Елизавета долго смотрела на канцлера молча, тот ждал, зная, что лучше не торопить.

– Сесил, когда я была возможной претенденткой на престол, мне жилось очень и очень нелегко, даже опасно. Вы об этом знаете не хуже меня самой. И Марии тоже было трудно, она знала, что я невиновна, но, даже посадив меня в Тауэр, боялась. Вы хотите такой же жизни для меня? Стоит назвать наследника, и я подпишу себе смертный приговор. Кроме того, вызову разделение всех придворных на два лагеря, а это никогда к хорошему не приведет. Я не король, а королева и прекрасно отдаю себе в этом отчет. Я не хочу давать повод добиваться моего свержения в пользу кого-то, а потому ни замуж не выйду, ни наследника не назову до самого моего смертного часа. – Она жестом остановила Сесила и добавила: – А если это случится неожиданно, вы найдете кого выбрать! Без моего давления, – вдруг улыбнулась Елизавета.

Осталось только развести руками, по-своему она была права, спокойствию при своей жизни королева приносила в жертву сложности после смерти. Но кто знает, сколько проживет Елизавета и что за это время успеет сделать?

Прожила долго и сделать успела многое.

Рука у королевы твердая, ее почерк, хотя и не слишком ровный, больше похож на мужской, чем на витиеватый женский. Неудивительно, как иначе должна писать та, что равняется на мужчин, да еще и монархов? Елизавета очень любила свои руки и гордилась их красотой. Действительно, длинные пальцы, узкая кисть, тонкое запястье, прекрасной формы ногти… было чем полюбоваться.

Но сейчас Сесила раздражало именно любование Елизаветой своими пальчиками. Она то вытягивала руку в изящной перчатке, то подносила к близоруким глазам, поправляя кружева на обшлагах.

– Сесил… как вы думаете, оставить эти или попросить перчаточницу заменить кружево?

– Ваше Величество, Ваши руки хороши в любых кружевах!

Против воли канцлера в его голосе послышалось раздражение. Королева внимательно пригляделась к нему и вдруг звонко рассмеялась:

– Сесил, а почему вы никогда не говорите мне комплиментов, как это без конца делают другие?

– Ну кто-то же должен говорить правду?

– Да, вы говорите правду. А они почему лгут?

– Боятся оказаться в Тауэре.

– А вы не боитесь? Почему вы не боитесь, Сесил?

Едва сдержался, чтобы не попросить вернуться к сообщениям, которые он изложил. Но сказал другое:

– Я знаю о другой Вашей черте, Ваше Величество.

– Какой?

Та-ак… похоже, серьезного разговора сегодня не выйдет. Она начала болтать ни о чем, теперь на серьезные темы не переведешь. Такова Елизавета – если не желает говорить о чем-то, никакими силами не заставишь, заболтает кого угодно. Не один раз послы жаловались.

– Вы умны, Ваше Величество.

Елизавета расхохоталась:

– Все же вы сказали мне комплимент!

– Это не комплимент, это правда.

– Даже та-ак?.. Тем ценнее ваши слова, Сесил. Что вы там говорили о моей дорогой сестрице Марии? Следите, чтобы Рандолф не перестарался, эти мужчины так любят топорную работу…

Мысленно ругнувшись, канцлер вернулся к тому, с чего начал разговор. Сесил был озабочен решимостью Марии Стюарт.

– Ваше Величество, она потребует выдачи графа Меррея.

– Пусть попробует!

В тот же день Елизавета вызвала посла Мелвилла и в категоричной форме высказала свое недовольство намерением королевы Марии «дойти до ворот Лондона»!

– Простите, Ваше Величество, королева была слишком расстроена тем, что ее брат граф Меррей бежал в Англию. В знак дружбы Вы могли бы отправить графа и его сообщников обратно в Эдинбург.

Елизавета с трудом сдержалась, чтобы не сунуть под нос послу скрученный кукиш, она даже пальцы сцепила меж собой, чтобы не сделать этого! Зато улыбка на ее лице была ухмылкой аспида при взгляде на жертву:

– Непременно, как только она пришлет лорда Дарнлея и графа Леннокса! Ах, простите, я забыла, что лорд теперь еще и герцог Олбани! Да, и король Шотландии! Но он не перестал быть английским подданным, потому как женился без моего на то согласия!

Посол нахмурился, отношения между двумя королевами завязались в столь тугой узел, что даже их дружба с Сесилом вряд ли поможет этот узел развязать.

– Милорд, вам, кажется, доставляют удовольствия пикантные подробности жизни королев? Во всяком случае, вы большой любитель смаковать их по моему поводу… Возможно, вы знаете кое-что и о королеве Шотландии? Не объясните ли, почему вдруг моя добрая сестра так возненавидела своего брата графа Меррея? У меня есть основания считать, что это не из-за его веры или деловых качеств, а из-за некоей тайны…

Мелвилл сквозь зубы пробормотал, что ничего не знает о взаимоотношениях королевы Марии и ее сводного брата графа Меррея.

– Хорошо, милорд, доведите до сведения своей королевы, что я возмущена ее намерением разбираться со своими делами на территории моей страны и тем, что она не желает выдать Англии хотя бы графа Леннокса, если уж сын графа столь ей дорог! Граф Леннокс государственный преступник и не может удерживаться вне Англии! Как только граф Леннокс будет заключен в Тауэр, я постараюсь убедить графа Меррея вернуться в Шотландию… если сумею его найти…

Заявление было хлестким, а отвечать нечего. Требовать выдачи графа Меррея, не выдав Дарнлея и, главное, Леннокса, нелепо. Пришлось больше не упоминать о Меррее…


А события в Эдинбурге развивались весьма бурно.

Довольно быстро Мария сполна вкусила прелести замужней жизни. Но главное, она поняла, за кого вышла замуж! Дарнлея подстрекал уже не один отец, но еще и граф Мортон. Никто не понял, почему подружились эти двое, но Давида Риччи подле нового короля Шотландии быстро заменил Мортон. Главным занятием для него было вдалбливать в глуповатую голову красавчика, что супруга ведет себя с ним недостойно. Миром должны править мужчины, и не пристало мужу быть подданным жены.