Луна была надкушена сбоку и поубавилась с тех пор, как мы с Парисом бежали. Луна никогда не дремлет, она отсчитывает ночи, которые я провела с любимым.

XXVII

Розовоперстая Эос — заря постепенно заливала небо, она заставила поблекнуть луну, превратив ее в бледный призрак, который спешит уйти на запад. Белопенное море простиралось, куда ни глянь. Где-то за ним, невидимая, находилась Троя.

Я не могла представить себе, какова она. Я слышала, что ее называют «изобильная, крепкостенная твердыня». Там улицы широки, там дуют буйные ветры. Но из этих слов не складывалась картина. И я гадала: как я приму этот город? Как он меня примет?

За спиной раздался шорох. Парис вышел из шатра, протирая глаза. Восходящее солнце ударило ему в лицо, позолотив кожу. Он зажмурился, потряс головой, потом огляделся. Увидел меня, подошел и обнял.

— Тебе не холодно?

Сбросив плащ со своих плеч, он закутал меня. Только тут я поняла, что замерзла.

— Спасибо! — сказала я, прижалась к нему и сразу согрелась.


Вдвоем мы отправились обследовать остров. Он был так велик, что, бродя по лесу или карабкаясь в гору, легко было забыть, что мы на острове. Густые леса были наполнены журчанием быстрых ручьев, пением птиц и казались волшебными.

— Не удивительно, что здесь родилась Афродита, — сказала я, когда мы проходили мимо родника, белой лентой ниспадавшего с высоты в пруд.

Этот остров казался самым прекрасным садом удовольствий, созданным на земле.

Нам встретилась миртовая роща, похожая на семью из нескольких поколений женщин: родоначальница, высокая и мощная, а вокруг нее — дочери пониже и внучки, юные и хрупкие, еще в цвету. Запах был таким густым, что, казалось, его можно зачерпнуть ладонями.

— Вот оно, это место, — сказал Парис. — Здесь мы должны построить для Афродиты святилище.