— Пора заняться делом. Предстоит много работы, — пробормотал он.

— Вы устроите бойню? — холодея, спросила я: туника совсем промокла.

— Бойню, какой не видел свет: ведь Троя больше всех других городов.

Мы спускались по лестнице в темноте. Менелай спотыкался, незнакомый с дворцом. Но он шел впереди, не выпуская моей руки.

В нижних залах было тихо, люди спали в пьяном беспамятстве, гирлянды цветов обвивали их шеи. Менелай тащил меня мимо спящих, осторожно обходя их.

— Проснитесь! — закричала я, стала толкать их ногой. — Проснитесь! В Трое враги!

— Ах ты! — Менелай рванул меня, поставил перед собой и ударил по лицу. Из носа теплой струйкой потекла кровь. — Замолчи! Еще один звук — и… — Он сжал руку в кулак и замахнулся.

Спящие зашевелились.

— Поднимите тревогу! Греки в городе! — успела я крикнуть, прежде чем он опустил кулак, ударом свалив меня на пол.

Это дало мне свободу. Окруженная множеством рук и ног, я затерялась среди них и стала отползать вглубь, а Менелай растерянно озирался в полумраке, потеряв меня из виду. Я мысленно благодарила всех этих чужестранцев. Закон гостеприимства, который некогда нарушил Парис, теперь меня спас. Наши гости стали моими спасителями.

Они просыпались, вскакивали на ноги.

— Греки? Где греки? — спрашивали они.

— Они вылезли из коня! — крикнула я. — Они сидели внутри! А теперь пошли к воротам. Бегите защищайте ворота!

Услышав мой голос, Менелай взревел и бросился на его звук. Но снова меня спасли темнота и скопление людей. Я затесалась среди них и вместе со всеми выбежала на улицу.

Конь стоял на месте, дверца в низу живота болталась, открытая. Греки испарились, только Менелай задержался из-за меня. Улицы стояли тихие, безмолвные, словно зачарованные. Пробегая по ним к воротам, я видела в домах спящих людей, они улыбались и шевелили губами во сне, погруженные в приятные сновидения. Я стучала в окна, пытаясь разбудить их, но некоторые были так пьяны, что не устояли бы на ногах.

Внутри коня сидело не более десяти человек. Их задача — незаметно прокрасться к воротам и открыть их. Тогда остальные — ясно, что они не уплыли, а где-то спрятались — ворвутся в город, вооруженные и беспощадные.

Но если только ворота удастся защитить, тогда троянцы без труда справятся с горсткой греков, выследят их, поймают. Главное — не дать открыть ворота! Я бежала задыхаясь. Ветер холодил щеки, горевшие после удара Менелая.

Вот и Скейские ворота, сбоку от них — Большая башня. Темно и тихо, ни души. На посту ни одного часового. Неужели часовые тоже напились до потери сознания? Горе Трое, если так.

Огромный деревянный засов на месте. Но некому защитить его. Хоть бы в башне были люди! Я колотила в дверь, но никто не отозвался, не открыл.

Та самая башня, в которой Гектор прощался с Андромахой, завещая ей быть мужественной. В первый раз я порадовалась тому, что Гектора нет в живых и он не видит этого позора. Часовые покинули пост! Какой смысл в том, что люди доблестно погибали в сражениях, если город будет сдан врагу из-за беспечной халатности?

— Елена!

Из темноты вышел человек, но не троянец: тот обратился бы ко мне «царевна Елена». Так запросто мог назвать меня только грек.

Значит, они уже у ворот. Замешкался один Менелай. Это был Аякс, отвратительный Малый Аякс.

— Не трудись, их уже не разбудишь. Когда мы пришли, часовые спали. Мы помогли им уснуть вечным сном, — сказал он, и его лицо изобразило подобие улыбки. Он сделал выпад вперед, схватил меня и сказал кому-то из товарищей: — Эй, держите ее! Подарок Менелаю.

Необычайно мускулистый и необычайно молодой юноша положил руки мне на плечи.

— С удовольствием, — улыбнулся он. — Разве можно держать Елену без удовольствия?

— Так получи удовольствие по полной, — рассмеялся Аякс. — Кто скажет Менелаю? А ей он не поверит. Все знают, что она лгунья и предательница.

Юноша отвел меня в сторону. За моей спиной переговаривались греки, послышался скрежет вынимаемого засова. Со скрипом раздвинулись створы ворот.

Ворота открыты. Открыты. Троя погибла! Я закричала; юноша дотронулся до меня:

— Поздно. Все равно ты ничего не смогла бы поделать.

В отличие от Менелая и Аякса он был до смешного почтителен со мной. Его руки дрожали, когда он держал меня, и ни разу он не отважился меня толкнуть.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Какая тебе разница? — ответил он, но я почувствовала, что мой интерес ему приятен.

— Отблагодарю тебя за доброе отношение, если буду у власти.

— Ты никогда не будешь больше у власти. Твоя власть кончилась. Вместе с Троей.

— А если нет? — настаивала я, не отступаясь. Я хотела переманить его на свою сторону: больше мне среди греков рассчитывать не на кого.

— Это так. Твоя власть рухнула в тот самый момент, как тупые троянцы втащили коня в город.

— Кончилась моя власть или нет — решать Менелаю.

— Менелай ненавидит тебя. Он собирается убить тебя, он говорил нам. И он сделает это, как только увидит тебя.

— Мы уже виделись с Менелаем, — рассмеялась я, и юноша вздрогнул, услышав мой смех: он не соответствовал данному моменту. — Как видишь, я жива.

Я повернулась к свету, чтобы был виден мой нос.

— Он ударил меня, только и всего, но принял обратно. Он не причинит мне вреда, раз любит. — Я глубоко вздохнула и добавила: — Он хочет меня.

Юноша помолчал, потом сказал:

— Меня зовут Элат.

— Очень хорошо, Элат. Я не забуду тебя, когда вернусь в Спарту.

«Вернусь в Спарту»! Дорого бы я дала, чтобы этот день никогда не наступил.

— Благодарю тебя, моя госпожа.

Он был так юн. Как Парис когда-то. Как я сама. Навсегда покинули меня вместе с юностью невинность и доверчивость. Ничего не осталось, кроме хитрости и расчетливости — плодов зрелости.


Он отошел к воротам, оставив меня одну возле стены, улыбнувшись на прощание. Он надеялся, что я никуда не денусь.

Я смотрела с отчаянием в сердце на широко раскрытые створы ворот. Снаружи приближалась греческая армия, заполнившая всю равнину.

Лазутчики вышли навстречу товарищам, им не терпелось приветствовать их. Я отделилась от стены и по боковой улочке побежала в город. Я не хотела, чтобы у юноши были неприятности из-за того, что недосмотрел за мной, но война есть война.

Город по-прежнему спал как заколдованный. Для его жителей еще ничего не произошло, хотя конь стоит пустой, ворота распахнуты, равнина покрыта греками. Уже слышны их крики. Почему никто не просыпается? Что за злые чары опутали троянцев?

Я добежала до своего дворца. Менелая не было видно. Но и те, кого я разбудила, тоже исчезли. Их не было ни во дворце, ни на улице.

Я поспешила к Андромахе с криком:

— Проснитесь! Греки в городе!

Тишина в ответ. Я помчалась по улицам, я снова колотила в окна и двери, но тщетно. Троя была погружена в глубокий сон. Троянцы решили проспать последнюю ночь своей жизни. Они не ведали, что конец уже наступил. Конец Трои. Конец света.


Эвадна, Геланор. Нужно найти их, спасти. Мы вместе убежим. Эвадна жила в маленькой комнатке во дворце, но, когда я поднялась туда, она была пуста. Я успела добежать до дома Геланора, стала стучать в дверь, но его тоже не оказалось. Куда же они подевались?

А потом раздался вой. Нет, не вой — больше чем вой. Это был предсмертный вопль Трои. Стон и плач поднимались по улицам вместе с греками, которые шагали вверх от ворот, вырезая всех на своем пути. Они изголодались, как звери. Столько лет они томились вдали от дома, страдали, терпели лишения. Вся накопившаяся ненависть прорвалась и обрушилась на троянцев.

Греки покорили Трою. Слова плохо передают подлинный смысл. Греки покорили Трою — это значит, Троя перестала существовать. После того как добыча поделена, женщины изнасилованы, мужчины перебиты, дети заколоты, стены должны быть разрушены, город сожжен. И дым пожарища должен стать последним памятником ему, после чего само его имя должно быть стерто из истории. А кто судья? Кто выносит решение — существовать такому великому городу, как Троя, или исчезнуть? Лучше не спрашивать. Ибо судья продажен, нечист на руку, падок на лесть. К земным судьям мы и то предъявляем больше требований, чем к олимпийским. Что естественно.

Страха я не испытывала. Со мной все худшее уже свершилось. Я хотела только хоть как-то облегчить участь троянцев. Я бегала от дома к дому, поднимала тех, кто еще спал. Наконец-то все проснулись, высыпали наружу, дико озираясь, дрожа от неутихающего гула и воя. Где же наши советники, военачальники? Я подбежала к дому Антимаха. Антимах тряс головой, пытаясь стряхнуть сон. Посмотрев на меня, он спросил:

— Тебя побил Деифоб?

— Нет, Менелай. Он убил Деифоба. Греки в городе. Где наши воины?

— В бараках.

Бараки находились в Нижнем городе. Значит, у нас больше нет армии: все уже погибли в стычке или зарезаны во сне.

— А твоя охрана, где она?

Он кинулся на поиски охраны, бросив мне на ходу:

— Спрячься! Найди надежное место и спрячься.

Я расхохоталась, как в истерике. Весь город превратился в мышеловку — где в нем можно укрыться? Разве что в колодце, спустившись к воде, и то ненадолго. А если обломки соседних домов завалят крышку, то навсегда. Я направилась к Антенору. Конечно, спастись никому не дано, но лучше встретить смерть на ногах, чем во сне.

Антенор не спал. Он был одет и вооружен. Его жена стояла в дорожном плаще.

— Лаокоон был прав. Этот конь не предвещает добра, — сказал он и увидел кровоподтеки у меня на лице. — О Елена! Ты должна уехать из города вместе с моей женой.

— Это невозможно. Все ворота закрыты, кроме Скейских. А через них входят греки.