Копье проскочило навылет, но не коснулось гортани. Гектор рухнул на землю, раскинув руки. Ахилл вспрыгнул на грудь его и закричал:

— И ты, убив Патрокла, уповал на спасение? Я сломил твою силу! Твое тело растащат хищные птицы и псы!

Гектор шевельнулся: он был еще жив. Изнемогая, он проговорил слабым голосом:

— Именем твоих родителей, умоляю: не допусти, чтобы тело мое растерзали псы. Тебя щедро одарит мой отец, только верни мое тело, чтобы троянцы погребли меня дома и огню приобщили.

Ахилл снова рассмеялся, еще громче, словно к нему перешла сила побежденного Гектора.

— Не смей поминать, собака, моих предков! И выкуп мне не сули! Если б даже Приам велел искупить твое тело золотом, равным ему по весу, то и тогда я лучше бы сам разорвал твое тело на части!

Гектор ответил, испуская дыхание:

— Знаю тебя хорошо. Зачем умолял я напрасно? У тебя железное сердце. Но оно тебя не спасет, когда у Скейских ворот Аполлон и Парис тебе приготовят гибель.

Только договорил — и смерть его осенила. Быстро умчалась душа, в Аид опустилась.

Ахилл вынул из тела копье, отбросил в сторону. Потом снял обагренные кровью доспехи и совершил черное дело, от которого все сердца содрогнулись. Он проколол сухожилия у пяток Гектора, продел в них кожаные ремни. Привязал к колеснице и погнал ее, волоча тело убитого, к кораблям. Тучей поднялся песок над телом. Прекрасная голова Гектора, преданная поруганию, билась в пыли, черные кудри смешались с прахом.

Я с плачем упала на грудь Париса.

Жалобно, громко стонал Приам. Гекуба стояла молча, только откинула далеко покрывало и рвала на себе волосы. Кто-то побежал известить Андромаху: она ничего не знала. Она никогда не выходила на стену и ждала Гектора дома. Когда он уходил, она ткала двойную ткань багряного цвета, рассыпая цветные узоры, приказав служанкам поставить над огнем большой медный треножник, чтобы к возвращению Гектора была готова теплая ванна. Она верила, что этот домашний ритуал защищает Гектора: сколько раз он уходил и возвращался.

Еще прежде, чем явился вестник, Андромаха услышала завывания и вопли на башне. Она добежала до стены, быстро взобралась на нее и увидела, как тело Гектора кони мчат к греческим судам.

Она упала навзничь и как будто лишилась дыхания. С головы слетели тесьма, плетеная сетка и покрывало, упали в прах, как и ее супружеское счастье. Вокруг нее суетились Лаодика и другие золовки, но я оттеснила их: отныне вступало в силу обещание, данное мной Гектору.

— Я буду сопровождать ее, — сказала я.

Под моим присмотром Андромаху отнесли обратно во дворец — сразу ставший мрачным и пустым: ведь никогда более в него не войдет Гектор, не позовет и не обнимет жену. Астианакс жалобно и пронзительно плакал в своей колыбели. Но он счастлив хотя бы тем, что этот день не отпечатается в его младенческой памяти.

Андромаха очнулась, но начала бредить, у нее словно помутился рассудок.

— Гектор, Гектор! — кричала она. — Гектор, приди скорее!

— Тише! — успокаивала я. — Гектор погиб, защищая тебя. Он любил тебя до последней минуты. Он и теперь думает о тебе.

— Я должна увидеть его! — кричала она. — Я должна похоронить его — о горе мне, бедной! Я не смогу жить без него! После похорон я отправлюсь к нему!

— Хорошо. Но только после похорон. А похороны могут быть не скоро. Для подготовки потребуется время.

— К нему! Скорее к нему! — кричала Андромаха, пытаясь встать.

— Ахилл увез тело Гектора. Чтобы похоронить, его нужно вернуть.

Она упала на кушетку и забилась в рыданиях.

— Но мы вернем его. Вернем, — гладила я ее по голове.


Наступила ночь. Равнина перед Троей оставалась пустынной. Приам послал людей, чтобы под покровом темноты попытались принести тела убитых, и повторил свой приказ не рыдать. Однако люди не могли его исполнить: слезы текли по щекам, невидимые в темноте. Экспедиция оказалась почти безрезультатной: тела тех, кто погиб в реке, были унесены в море или увязли в прибрежной топи. Удалось найти и принести в город тело двенадцатилетнего Полидора, любимого младшего сына Приама. Мне сказали, что, когда Приам увидел его, он застыл надолго, а потом произнес: «Теперь он гуляет по Елисейским полям за руку с Гектором».

Тело же Гектора лежало, обнаженное, возле шатра Ахилла.


Геланор стал самой важной персоной в те дни: все взгляды были обращены к нему. Только его разведчики могли сообщить нам, что происходит в лагере греков. Пока они выжидали подходящего момента, чтобы подать нам весть, мы изнемогали от неизвестности и нетерпения. Наконец один человек сумел пробраться в город и сообщил, что предыдущим вечером Ахилл устроил поминальную трапезу в честь Патрокла, которого не предавал огню три дня: каждое утро Ахилл трижды протаскивал вокруг него тело Гектора за своей колесницей — словно это могло порадовать Патрокла. Для души усопшего есть одна отрада — беспрепятственно попасть в царство Аида. И вот явилась Ахиллу во сне душа злополучного Патрокла и взмолилась: «Скорее погреби мое тело, чтобы я могла проникнуть в ворота Аида! Сейчас души усопших меня прочь отгоняют, не дают переправиться через реку, и я брожу бесприютно вокруг дома Аида». Наутро Ахилл приказал отправиться на гору Ида, собрать дрова для погребального костра. Возле костра Ахилл принес в жертву лошадей и собак Патрокла, а также двенадцать знатных троянских пленников. Когда жертвенный дым поднимался к небу, были объявлены погребальные игры.

— Погребальные игры? — переспросил Приам.

— Да, как обычно, соревновались в управлении колесницами, беге, борьбе, кулачном бою, метании дротика.

— Это когда тело Гектора лежит обнаженное и поруганное!

Приам застонал от боли.

Кто-то поинтересовался участниками игр. Ответ был:

— Диомед, Антилох — сын Нестора, Идоменей с Крита, два Аякса, Одиссей, лучник Тевкр, Агамемнон, Менелай. Диомед выиграл состязание колесниц, Аякс и Одиссей победили в борьбе.

— Значит, Патрокл получил упокоение. Теперь мы должны вернуть Гектора, — сказал Приам.

— Отец, вспомни, как Ахилл ответил на предсмертную мольбу Гектора о достойном погребении. Он сказал… — Парис не договорил.

Не было нужды повторять эти ужасные слова. Мы их слишком хорошо помнили.

— Я сам пойду и верну Гектора.

Приам резко встал с былой решимостью.

Он стремительно покинул дворец, вышел за ворота. Парис настиг его и остановил, положив сильные руки на отцовские плечи. Их нагнал Деифоб, который считал своим долгом не оставлять Приама наедине с Парисом. Рядом вырос рыжеволосый Гелен с пустыми глазами. После смерти Гектора между сыновьями Приама началось соперничество за первенство. Парис, не обращая внимания на братьев, повел отца обратно во дворец.


Уже три дня и три ночи рыдания и стоны троянцев, оплакивавших Гектора, были слышны даже в моей комнате на самом верху дворца. Я снова занялась своим ковром. Работа успокаивала меня, укрепляла мой дух. Но когда я протягивала нить, рука моя дрогнула, нить порвалась, и я разразилась рыданиями.

Парис стоял рядом.

— Клянусь тебе, я отомщу за Гектора. Я убью Ахилла.

Гектор сказал перед смертью, что Ахилл погибнет от руки Париса. Тот услышал эти слова и воспринял их как предсмертный наказ брата. Но как его исполнить?

— Я готов сделать это любым способом. Мне нет дела до чести и обычаев. Мне важно одно: чтобы Ахилл был мертв. Даже если придется воспользоваться отравленным платьем или ядовитой стрелой, что за беда? Благородный Гектор сошелся с ним лицом к лицу в честном поединке — и он мертв. Я должен умертвить Ахилла. Своей рукой. Ты поняла меня? Я убью Ахилла во что бы то ни стало. А если я умру сам и после моей смерти меня станут обвинять в бесчестье, тебе не будет стыдно за меня?

— Нет, никогда мне не будет стыдно за тебя.

Я посмотрела ему прямо в глаза.

— Похоже, мы с тобой принесли в Трою смерть. Мы сами должны встретить ее без страха. — Он прижал меня к груди. — Елена, я так хотел бы дожить с тобой до старости, пока она не разлучит нас. Но война…

Война, которую тоже мы принесли. Нельзя, чтобы за нас расплачивались Приам, Андромаха, младенец Астианакс.

— Это наша война. Кому ж, как не нам, в ней и погибнуть, — ответила я.

— Ты меня понимаешь.

— Понимаю, что мы навлекли беду на свои головы и на чужие. Ах, Парис, почему мы не проплыли мимо Трои… Если бы снова оказаться на том корабле!

— Ничего не переделаешь. Раз мы уже здесь, нужно принять свою судьбу.

Ночь тянулась медленно. Встав утром, я заметила, что под одной из шкатулок с драгоценностями растекается красное пятно. Я сразу догадалась, в чем дело: брошь Менелая оплакивает умерших кровавыми слезами. Вытирать ее бесполезно: пятно никуда не денется, пока не закончится война, — таков был замысел Менелая.


Следующие несколько дней и днями-то не назовешь: непроглядная тьма. Когда я вспоминаю их, перед глазами мелькают во мраке факелы, тени, ночная стража, летучие мыши. Казалось, солнце больше никогда не взойдет. Гектор погиб, Троя погрузилась в неизбывную ночь.

Прошло восемь ночей после того, как отпылал костер над Патроклом, закончились погребальные игры в его честь, кости были собраны в золотую урну. Злоба же Ахилла нимало не утихала, словно питалась сама собой, и только разгоралась как костер. Приам страдал во дворце, потерял сон и почти лишился рассудка. Он знал, что Ахилл продолжает терзать и бесчестить тело Гектора, привязав его к своей колеснице и объезжая вокруг могильной насыпи Патрокла. Восемь дней! За это время тело благороднейшего из воинов наверняка подверглось тлению и увечьям, и все это на глазах у врагов!

Посланцы Приама, которые побывали у Ахилла с предложением выкупа, вернулись ни с чем: он встретил предложение смехом: «Я же сказал Гектору, что не отдам его тело, даже если мне предложат столько золота, сколько весит оно само! Не бронзы, а золота! И даже если предложат в двадцать раз больше — не отдам! Его тело достанется хищным птицам и диким псам!» С этими словами Ахилл дико расхохотался, сел в свою колесницу и умчался прочь, волоча за собой тело Гектора и крикнув напоследок: «Любуйтесь своим героем сколько угодно!»