Он привлек меня к себе легко, словно перышко. Я и чувствовала себя беспомощной, как перышко.

— Нет. Если бы я сейчас снова оказалась в Спарте той лунной ночью во внутреннем дворе дворца, когда Эней пошел запрягать колесницу, то я бы не сказала: «Поезжайте без меня. Я остаюсь». Нет. Я бы сказала еще решительнее: «Скорее же едем, скорее!»

— Наша дорога была трудной и опасной с самого начала. Как оказалось, за нами сразу пустились в погоню.

— На Кранах мне показалось, будто мы в безопасности.

Сейчас эти воспоминания грели душу. Но к ним сразу примешался холодок — словно Трою окутывал коварный туман.

— Мы и сейчас в безопасности, — успокоил меня Парис.

Я не сказала ему, что Гектор считает иначе. Не смогла.


Ночью я не могла уснуть: все время представляла себе Кастора с Полидевком. Я потихоньку встала с кровати. Лежа рядом с крепко спящим человеком, чувствуешь особо остро, что сон тебя покинул.

Я бродила по залам и оказалась рядом со своим праздно стоявшим ткацким станком. И тут вдруг я поняла, что именно хочу выткать на нем. Я покажу обе стороны моей жизни, соединю их, включив в одну картину. До этой встречи с Агамемноном я думала, что простилась со своим прошлым и оно больше не является частью моей жизни. Но тут я осознала, что навсегда останусь Еленой Спартанской. Она никуда не исчезла. Она существует наряду с Еленой Троянской. И только приняв ее и предоставив ей убежище в своем настоящем, я могу спасти ее.

Я увлеченно рисовала в своем воображении будущую картину. По окоему я вытку серо-голубой нитью Еврот, затем последует более яркая голубая полоса — это море, которое отделяет Спарту от Трои, а в центре поднимется белая крепость Трои. Вверху будут реять Персефона и Афродита, две богини, которые ведут меня по жизненному пути.

Только бы не забыть. Нужно запечатлеть свой замысел, утром он может растаять, как сон, а сейчас так отчетливо стоит перед глазами. Я размяла в руках кусочек цветной глины и в слабом свете масляной лампы сделала набросок картины, которая, когда будет выткана, соединит в единое целое два осколка Елены.

Я проснулась от прикосновения солнечного луча и ласковой руки. Наступило утро, Парис стоял возле меня.

— Я с тобой, — только и сказал он, не прибавив: «Выбрось дурные мысли из головы» или «Не грусти».

Он слишком хорошо знал меня и понимал, что это невозможно.

XLVII

В течение нескольких дней все было спокойно. Греки удалились за линию кораблей. Как сообщали наши шпионы, они там сооружали защитную стену. Пока врагов не было видно, хотелось предаться иллюзии, будто их и вовсе нет. Но время иллюзий миновало.