Пелей был не хуже и не лучше других: спрятался вблизи морского грота, где каждый день отдыхала нимфа, и стал ждать. Через полчасика он увидел, как Фетида подплыла к берегу верхом на дельфине – совершенно голая и с развевающимися на ветру волосами (потрясающее, наверно, было зрелище!). Но герой не шелохнулся: лишь дождавшись, когда нимфа уснет, этот отъявленный негодяй набросился на нее. Борьба была нешуточная. Фетида, извиваясь в лапах злодея, оборачивалась огнем, водой, львом, змеей, даже каракатицей. В этом последнем обличье она обдала Пелея с головы до ног чернилами, но нашему герою было все равно; каракатица так каракатица! И Пелей овладел ею (как он умудрился это сделать, ума не приложу). Так уж вышло, что, вырываясь от Пелея, царапая и кусая его, Фетида через несколько часов сама загорелась желанием и затихла в его объятиях, страстно отвечая на поцелуи. Сцена с Пелеем, мокрым от морской воды, пота и крови, обожженным, испачканным чернилами каракатицы и тем не менее пробудившим пламенную страсть в Фетиде, – одна из самых волнующих в нашей истории.


Свадьба была грандиозная. Пир устроили перед пещерой Хирона на горе Пелион при огромном стечении бивших копытами кентавров. Главные боги восседали на двенадцати изукрашенных алмазами тронах, а Ганимед без устали обходил всех, наполняя кубки нектаром. Музы пели, Пан играл на волынке, Орфей – на лире, Аполлон – на кифаре, сорок девять сестер Фетиды – нереиды – затеяли хоровод и осыпали гостей розами и лилиями, а над их головами кружили тысячи голубей. Сама супруга громовержца Гера держала в руке свадебный факел. Затем вестница Зевса Ирида ввела богов в пещеру, где они продефилировали перед новобрачными со своими дарами: Афина принесла копье, наконечник которого был выкован самим Гефестом, а древко сделано из ясеня, срубленного Хироном; Посейдон вошел, держа под уздцы двух бессмертных коней – Балия и Ксанфа (один из них был наделен даром речи); Дионис одарил новобрачных темно-красной жидкостью, которой никому и никогда еще не доводилось пробовать (впоследствии ее назвали «вином»).

По примеру авторов светских хроник мне следовало бы перечислить всех гостей. Кроме названных, там были Артемида со своим луком, Гестия с неизменной траурной вуалью на голове, вездесущий Зевс, мудрая Фемида, Деметра с дочерью Персефоной, Хирон в качестве шафера со стороны жениха и его жена Харикло, Амфитрита, Гермес с матерью, Гефест под руку с Афродитой, Арес с сыновьями – Блеском, Пламенем, Шумом и Ужасом и дочерью, кровожадной Энио, Нерей и Дорида – родители невесты, старик Хронос с женой Реей, а также три хариты: Аглая-Сияющая, Евфросина-Благомыслящая и Талия-Цветущая, отсутствие которых все сочли бы дурным предзнаменованием…

Там можно было увидеть и некоторых смертных, например, Теламона, Кадма и Тесея. Приносим извинения, если кого-то забыли—слишком уж много гостей набралось.

Все ели, пили, мирно беседовали, как вдруг в глубине пещеры показалась богиня раздоров Эрида. Гости так и оцепенели, музыка смолкла, а нереиды перестали танцевать. Эрида же, ни слова не говоря и ни на кого не глядя, пересекла поляну, подошла к главному столу и бросила на него золотое яблоко. Оно покатилось среди блюд с яствами и, опрокинув несколько кубков с нектаром, застыло перед новобрачными. Пелей взял яблоко и прочитал вычеканенное на нем слово: «Calliste», что означает «прекраснейшей». Он не знал, как быть с яблоком, и растерянно озирался по сторонам, однако быстро сообразив, что такой штукой можно и обжечься, передал его Зевсу.

Между тем на противоположном конце стола уже разгорелся спор между Афродитой и Афиной. Кто из них прекраснее? Кому должно достаться яблоко? Зевс внимательно оглядел всех' присутствующих богинь: не зря ведь он считался знатоком по этой части и не хотел попасть впросак. Прелестниц на пиру было много, но когда его взгляд упал на Афродиту, сомнения рассеялись: конечно же, самой красивой была она. Зевс уже был готов отдать яблоко ей, но под взглядом Геры так и застыл с поднятой рукой.

– Ну, решай же, отец! – торопил его Гермес, видя замешательство Зевса. – Кто, по-твоему, всех красивей у нас па Олимпе?

Гефест подошел к Зевсу и, делая вид, будто подливает в кубок нектар, прошептал ему на ухо:

– На твоем месте я бы, не раздумывая, выбрал Афродиту. Не потому, что она моя жена, нет, ни в коем случае! Просто совершенно очевидно, что она прекрасней всех: посмотри сам и скажи, неужели тебе не хочется сию минуту возлечь с ней?

– Еще как хочется! – признался Зевс (и это была чистая правда). – Я бы с радостью вручил яблоко ей. Но что скажет моя супруга? Решение еще не объявлено, а она уже готова испепелить меня взором.

Между тем гости принялись оживленно обсуждать вопрос: кто прекраснее всех и вообще, что такое красота? Физический дар или дар духовный? Большинство присутствовавших высказывалось в пользу Афродиты.

– Она, конечно, глуповата, спорить не буду, – говорил один, – но что до красоты, то тут и сомнений никаких быть не может: прекраснейшая – она!

– А я за Афину! – твердил другой. – Невозможно же заниматься любовью двадцать четыре часа в сутки. Когда-нибудь и перерыв приходится делать, и тогда, естественно, возникает потребность в общении. Но о чем разговаривать с Афродитой? О благовониях? О косметике? О шелковых тряпках? С Афиной же можно говорить о чем угодно. Афина – самая умная из богинь.

– Здесь ума не требуется, – возражал третий. – На яблоке что написано? Там написано: «прекраснейшей», а не «умнейшей». И потому яблоко должно быть вручено самой красивой. Остается только решить, какая из наших богинь действительно красивее всех. По мне, так Афродита слишком уж худа: признаться, я предпочел бы ей лилейнорукую Геру. Она… ну, как бы это сказать… вся такая пышная, такая цветущая, в общем, женщина что надо.

По выражению лица Зевса было заметно, что он не знает, как выйти из тупика, в который загнала его богиня раздоров. Не осмеливаясь обернуться, он затылком чувствовал грозный взгляд жены.

– Не встревай в это дело, – шепнула ему на ухо Фемида, – поручи его какому-нибудь смертному: пусть все неприятности падут на его голову.

Совет ее пришелся как нельзя более кстати: царь богов поднялся с трона и, кашлянув, чтобы прочистить горло, изрек:

– Дорогие мои богини, я старею и в женщинах стал разбираться хуже. На мой взгляд, вы все одинаково красивы, и мне хотелось бы иметь не одно, а тысячу золотых яблок, чтобы одарить каждую, как вы того и заслуживаете. Но три из вас, по-моему, все же превосходят по красоте всех остальных. Это Гера, Афина и Афродита. Теперь мне надо сделать окончательный выбор и установить, кто из названных богинь – прекраснейшая. Но, поскольку я – муж первой из них и отец второй и третьей, меня могут упрекнуть в необъективности, и потому я решил призвать в судьи кого-нибудь со стороны, то есть не из нашего круга. Скажем, одного из смертных.

Гости за столами возроптали. Каждый задавался вопросом: может ли смертный судить богинь? И что должен будет испытать этот бедняга, когда перед ним вдруг предстанут три богини с Олимпа? Не ослепнет ли он от такого блеска?

Чтобы восстановить тишину и продолжить выступление, Зевсу пришлось дважды стукнуть своим скипетром по столу.

– Умолкните вы, боги, – воскликнул он, – и выслушайте мою волю. Избранного мною смертного зовут Парисом. Это один из сыновей Приама и Гекубы. Он еще не знает, что в его жилах течет царская кровь, и считает себя жалким пастухом. Живет Парис на горе Иде – там, на другом берегу моря. Завтра Гермес покажет ему богинь, и пусть он решит, которая из них достойна яблока. А теперь выпьем за здоровье молодых!

ПРЕКРАСНЕЙШЕЙ

Глава III,

в начале которой рассказывается о страшном сне, привидившемся царице Трои Гекубе, а также о суде Париса и похищении Елены.


«Кто на Олимпе прекраснейшая, пусть решает Парис, сын Приама», – изрек Зевс. С этого момента на троянцев и посыпались беды. Но начнем все с начала, с рождения Париса.

Троя была небольшим, но могущественным городом, раскинувшимся на горе вблизи Геллеспонта, ныне Дарданелл. Из-за того, что пролив, соединяющий Эгейское море с Мраморным, в этом месте резко сужается, всем, кто проплывал по нему на Восток, приходилось держаться крутого троянского берега, за что троянцы, естественно, претендовали на плату.[14]

Тот, кто пытался проплыть мимо Трои тайком, на большой скорости или под прикрытием темноты, обязательно подвергался нападению, и весь товар у него отбирали. Для этого у Приама был десяток быстроходных судов, которые, словно ястребы, набрасывались на жертву из-за мыса Сигей и наказывали тех, кто старался проскочить незамеченным. Тут и подумаешь: а может, вовсе и не из-за золотого яблока Эриды ахейцы объявили войну троянцам?

Сегодня археологами установлено, что разрушенных и спаленных городов под названием Троя было не меньше десятка. Мы с вами займемся седьмым по счету,[15] а именно той Троей, где царствовали Приам и Гекуба,[16] а население было смешанным, состоявшим из троянцев, илийцев и дарданцев.

У Приама и Гекубы было с полсотни сыновей и дочерей. Гимназистом я всегда думал: интересно, что творилось у них дома во время обеда, когда вся эта орава собиралась за столом? Детки поднимали галдеж, а папочка требовал отчета у мамы:

– Слушай, Гекуба, сколько их у нас?

– Полсотни.

– Ну, что ж… Только больше не надо! Понятно, что все они не могли быть детьми одной матери хотя бы потому, что у бедняги просто физически не хватило бы времени нарожать их столько. Если верить Гомеру, Гекуба произвела на свет лишь девятнадцать отпрысков (из них наиболее известны Гектор, Деифоб, Кассандра, Полидор, Троил, Парис и Поликсена), кроме того, у Приама был самый старший сын от умершей Арисбы – Эсак и еще тридцать детей «второго сорта», рожденных ему наложницами и случайными женщинами. Говорили, что Эсак унаследовал от деда по материнской линии способность предсказывать будущее. У него нередко случались также припадки эпилепсии, из-за чего его считали буйным помешанным.