– Ахилл потерял рассудок! решили испуганные ахейцы. – И может прикончить любого, кто станет у него на пути!

– Но он же голый и безоружный, – заметила одна женщина. – Попытайтесь хотя бы остановить его, пока он не разбился о скалы.

– Безоружный-то он безоружный, но все равно может убить, – возразили ей самые боязливые, стараясь держаться от Ахилла подальше. – Он и голыми руками придушит.

Некоторое время спустя подошли главные вожди: первым явился Аякс Теламонид со своим неизменным другом Тевкром, за ними – Одиссей, Диомед, Менелай, Нестор и, наконец, на колеснице, влекомой парой белоснежных коней, великий Агамемнон, вождь всего греческого воинства. Узнав, что сын Пелея лишился рассудка, он пожелал убедиться в этом самолично. Через несколько минут мнимого безумца окружила сотня вооруженных воинов, чтобы попытаться удержать его. Но тут Ахилл внезапно остановился сам, и на лице его вновь появилось свойственное ему выражение спокойной суровости. Он недоуменно огляделся по сторонам, словно очнувшись от дурного сна, и заговорил своим низким, ровным голосом:

– О мои соратники, о мои испытанные в битвах друзья, однажды мы с Агамемноном поссорились из-за прекрасной розовощекой девы, и это был, поверьте, поистине счастливый день, но не дня нас, а для Гектора и всего рода Приамова. Ах, если бы Брисеида погибла от стрелы Артемиды в тот самый день, когда я пленил ее в Лирнессе! Но сегодня я укрощаю свой гнев и клянусь вам, братья: долго будут лить теперь слезы троянские женщины с узкими опоясками на бедрах!

– О слуги Ареса, – воскликнул, в свою очередь, Агамемнон, – хочу сказать вам, что если мы тогда и поссорились, то повинны в том не сами: Зевс, Фатум и эринии настроили против меня богиню ошибок Ату. Она помрачила мой разум! Злобная богиня легкими шагами ступает по головам людей и заставляет их творить ошибки так, что сами они того не замечают. Правильно сделал отец богов, когда схватил Ату за длинные ее косы и низверг с Олимпа!

– А я, – подхватил его слова Пелид, – стал жертвой обманщицы Холле, речи которой, как известно, бывают слаще меда, капающего с пчелиных сот!

В общем, как и всегда, натворив глупостей, люди попытались свалить всю вину на богов: им не хотелось признать свою ошибку, значит, отвечать за нее должны были Ата, Аполлон, Зевс и Холле.

– Забудем прошлое, о Пелид! – предложил Агамемнон, протягивая руки. – Теперь уж все равно, кто из нас двоих получил большую выгоду и кто пролил больше горьких слез. Все мы – ахейцы, и это главное!

Хочешь не хочешь, приходится констатировать, что почти всем распрям когда-нибудь наступает конец: враги становятся друзьями, так называемая вечная ненависть оказывается совсем не вечной. Не зря поется в одной неаполитанской песне: «Кто получил, тот получил, а кто отдал, тот и отдал».


Поскольку ссора с Агамемноном окончилась преломлением хлеба и кубком вина, Ахиллу оставалось только дожидаться возвращения матери с новыми доспехами. А когда герой увидел оружие, выкованное для него Гефестом, он, конечно же, пришел в невероятное возбуждение и пожелал немедленно опробовать его в битве с троянцами.

Первым делом он приказал Автомедонту приготовить колесницу, но возничий и сам об этом позаботился, и три коня – Балий, Ксанф и Педас уже более часа нетерпеливо перебирали копытами.

– О Балий и Ксанф, – обратился Ахилл к двум из них (полагаю, к великой обиде третьего), – сегодня у вас одна только задача: вынести меня с поля боя живым и невредимым, чего вы не сделали с моим другом Патроклом. Увы, лишь в жестокой схватке ахейцам удалось отбить его тело.

На что Ксанф – он один из тройки обладал даром речи – не без горечи ответил:

– Можешь поверить, о Пелид, что мы-то рады вернуть тебя в твой шатер в целости и сохранности. Но знай: смерть уже дышит тебе в затылок. И в этом повинны не мы, простые кони, а бог, который могущественнее даже самого Зевса-тучесгустителя.

– О Ксанф, – воскликнул Ахилл, разочарованный столь не оригинальными речами, – ты тоже предрекаешь мне раннюю погибель? Все знают, что Фатум определил мне умереть молодым и вдали от отчего дома. После долгих раздумий я сам выбрал такую судьбу. Родившемуся героем важнее всего прожить отведенное ему мойрами время в радости. Для меня же нет большей радости, чем убивать врагов… да, убивать, убивать и еще раз – убивать!..

– Я предупреждаю тебя, – сказал Ксанф (возможно, его устами говорила сама Фетида), – возьмешь снова оружие в руки – смерти тебе не миновать.

Тут вперед вышел Леонтий, решивший все-таки передать Ахиллу просьбу Поликсены о свидании. Как знать, не заставит ли любовь такой прекрасной девушки изменить отношение героя к превратностям судьбы?! Леонтий уже готов был заговорить с Ахиллом, но его опередили старик Феникс и обливающаяся слезами Брисеида.

– Только не заставляй меня есть, добрый мой Феникс, – запротестовал Ахилл, увидев, что старик направился к нему с блюдом всякой вкусной еды, – в моем теле не осталось места ни для чего, кроме жажды расплатиться с врагами. А ты, розовощекая Брисеида, утри слезы: пусть за нас все решит сама судьба.

Невольница, уже основательно расцарапавшая себе лицо и грудь после гибели Патрокла, поняла, что настаивать бесполезно: Ахилл был упрям, и никто не смог бы повлиять на его решение.

Надев на себя выкованные Гефестом доспехи, герой потряс ясеневым копьем,[87] подаренным его отцу добрым Хироном, и легко, несмотря на громоздкое снаряжение, вспрыгнул на колесницу. Леонтий лишь посмотрел вслед герою, умчавшемуся к стенам Трои в сопровождении горланящих мирмидонцев.

Появление Ахилла на поле битвы побудило Зевса изменить свое решение о невмешательстве богов. Теперь, когда равновесие сил было нарушено, он позволил богам вмешиваться в ход событий и помогать своим любимцам. Артемида, Аполлон, Арес, Афродита, Латона и бог реки Скамандр поспешили на помощь троянцам. Афина, Гера, Гермес, Посейдон и Гефест выступили за ахейцев. Свою позицию не определила только богиня раздоров Эрида, которую интересовало лишь число жертв: чем больше народу гибло у нее на глазах, тем больше радости она испытывала.

Вступив в бой, Ахилл тщетно искал встречи с Гектором. Он нетерпеливо вглядывался вдаль – туда, где сливались две реки и возвышались троянские стены, но могучая фигура врага все не показывалась. Единственным заслуживающим его внимания воином оказался Эней, но бог Посейдон, хоть он и поддерживал ахейцев, увел его у Ахилла буквально из-под носа, прибегнув к уже избитому трюку с темным облаком. И тогда, охваченный безумный яростью, Пелид стал разить всех подряд. Среди прочих его жертв оказался и вождь пеонов Астеропей, с которым мы познакомились в предыдущей главе. Этот несчастный, увидев героя, не бросился от него наутек, как сделал бы любой благоразумный человек. Нет, он, оставаясь верным себе, впал в ораторский раж и начал рассказывать Ахиллу, чей он сын да чей внук.

– Я родом из благодатной Пеонии, – заявил он высокопарно, – и привел с собой храброе войско копейщиков. Мое племя восходит к богу Аксия – реки, орошающей страну пеонов хрустально-чистой ледниковой водой; мой отец – знатный Пелегон, прославленный копьеметатель, а отец моего отца – сам Аксий, бог реки. Таков, о великодушный Пелид, род человека, которого ты видишь перед собой!

Пелид же отнюдь не великодушно перерезал бедняге горло, так и не дав тому возможности познакомить его со своим генеалогическим древом.


Однако не все столкновения заканчивались чьей-нибудь гибелью: в ходе другой стычки быстроногий Ахилл одним махом захватил в плен сразу двенадцать противников. Вы лучше не спрашивайте меня, как ему удалось в одиночку связать сразу двенадцать человек. Но как-то он все же ухитрился это проделать. Во всяком случае, известно, что, связав пленных по рукам и ногам, он передал их одному из своих помощников.

– Этих отложи в сторонку, – сказал он. – Их я прикончу потом, на могиле Патрокла.

И не только в данном случае проявилась кровожадная натура Ахилла. Вспомним, как он убил Ликаона – сына Приама, которому не было еще и пятнадцати. Разоружить мальчишку и вонзить ему меч в сердце Ахиллу ничего не стоило.

– Не убивай меня, о благородный Ахилл, будь милосердным! – молил его со слезами на глазах Ликаон. – Сжалься над моей молодостью! Неужели моя несчастная мать для того произвела меня на свет, чтобы я погиб так рано! Ты уже убил моего брата Полидора, пронзив его насквозь своим не знающим пощады копьем. Наверно, мы прогневали чем-то Зевса, раз он поставил нас обоих на твоем пути. Но знай, я всего лишь наполовину брат Гектора, ибо матери у нас разные. Возьми меня лучше в плен, о великодушный герой: увидишь, отец даст за меня богатый выкуп.

Пустые слова! Ахилл все равно убил юношу и, пронзенного копьем, взял его за ногу и швырнул в воду Скамандра. Не следовало бы ему этого делать! Разгневанный столь жестоким поступком, бог реки стал вздувать свои воды, и высокая, метров в десять, смертоносная волна, выйдя из берегов, обрушилась на Пелида. Но тут же последовала немедленная реакция Геры: как посмело это захудалое божество вмешиваться в ее планы?! Гера кликнула на помощь своего сына Гефеста.

– Давай скорее, деточка, хромоножка моя! – сказала она ему. – Давно пора поставить Скамандра на место! Раз и навсегда! Накажи его, нашли на него великое пламя, и пусть оно не гаснет, пока Скамандр не высохнет до последней капли! А я попрошу Нота и Зефира хорошенько раздуть огонь.

Гефест тотчас выполнил приказ, и оба берега реки запылали. Волна отхлынула назад, вся земля в округе сразу же высохла, и очень скоро от реки осталось лишь голое каменистое ложе.

Все это произошло на глазах грозно насупившего брови Ахилла и объятого ужасом Леонтия. Юноша следовал за героем с того самого момента, когда тот поднялся вместе с Агамемноном на боевую колесницу. Леонтий видел, как Ахилл убивал троянцев и брал пленных, как он в одиночку сражался против десятков врагов, в каждой схватке одерживая победу. Вид сражающегося Ахилла был, должно быть, неповторимым зрелищем. Если верить Гомеру, то никакой воин на свете не смог бы противостоять ему хотя бы одну минуту. Но день удивительных неожиданностей еще не кончился: вскоре юный Леонтий стал свидетелем совершенно потрясающих событий.