Одеваясь, мы не думаем о том, что собой представляем, так же как не думаем о том, что хотели бы собой представлять.

В Лондоне улицы и даже целые районы имеют свою униформу. У Сохо свой кодекс понятий об одежде, у Сити и Кингз-роуд – свой. Но существуют места, где эти миры сталкиваются. Театр – одно из таких мест.

По-настоящему интересная постановка всегда собирает самую разношерстную публику. Консервативные бизнесмены, пожилые военные, студенты-хиппи, богемные мальчики с Ноттинг-Хилл, абсолютные минималисты в нехитрых одежках от «Прада» и «Армани», геи и натуралы, молодые и старые – все они смешиваются здесь в одно целое и в то же время сохраняют принадлежность к своей группе, как если бы каждая из них носила форменные футболки с соответствующей надписью.

Пятница, вечер, начало июня. Я потягиваю тепловатое белое вино в людном буфете «Амбассадорс театр» и болтаю со своей подружкой Сэнди, которая с поистине пророческим предвидением Кассандры умудрилась заказать эти билеты еще тысячу лет назад. Дают первый звонок, и плотная толпа устремляется к выходу из буфета, вот тогда-то Сэнди и решает, по обыкновению многих женщин, что за две минуты до поднятия занавеса самое время посетить дамский туалет. Толпа медленно стекается в зал, и в ее гуще я вдруг замечаю знакомый профиль. Он принадлежит хорошо одетому мужчине, который, наклонившись вперед, очень внимательно слушает, что говорит ему другой мужчина, помоложе.

В моем мозгу образуется странная пустота. Да, я знаю этого человека, но вот откуда?

И тут все вокруг словно исчезает – и толпа, и гул голосов, и звонок – так бывает в моменты великих постижений.

Все – я знаю этого человека. Это мой бывший муж.

Будто в гипнозе, я наблюдаю, как он оборачивается, смеется и хлопает своего друга по плечу.

Как странно, что я узнала его. Я не должна была узнать, потому что все в нем стало совершенно другим. Волосы коротко выщипаны. Заметьте, не подстрижены, а модненько выщипаны. И окрашены в светло-медовый оттенок. На нем темно-коричневые вельветовые брюки и светло-голубая водолазка с воротом, поднятым под самое горло – словно он только что натянул ее через голову. Через руку перекинут слегка приталенный черный кожаный пиджак, на ногах дорогущие ботинки от «Кемпера».

Одним словом, он не просто одет, а одет со вкусом, стильно.

И это человек, чей гардероб всегда состоял из рубашек, купленных ему матерью на Рождество где-нибудь в «Маркс и Спенсер», изношенных, вечно не глаженных рубашек, из которых постоянно вываливались поломанные запонки. Это человек, которому покупка новых ботинок не доставляла ничего, кроме физической боли. И вот теперь он, совершенно преображенный, летит, как бабочка, чтобы вернуть в буфет стакан, легко порхает в этом абсолютном хите сезона – ботиночках от «Кемпера» – без всякого намека на дискомфорт или хотя бы малейшего следа недовольства или сарказма.

Да, он очень изменился, и все же я его узнаю. Благодаря униформе. Ведь это явление мне знакомо.

Пустота в моей голове вдруг сменяется озарением. Если я не буду двигаться, он не заметит меня. Поэтому я замираю, стою как вкопанная, так что даже столы и стулья вокруг кажутся более живыми в моем присутствии. Затаив дыхание, я наблюдаю, как они потихоньку прокладывают себе путь в зал, непринужденно болтают, не подозревая о моем существовании. В его походке и движениях невиданная легкость, он почти скользит вверх по ступенькам. Меня мутит от этого зрелища, и в то же время оно меня завораживает.

Внезапно возвращается Сэнди, она долго ищет в бумажнике билеты, потом начинает паниковать из-за отсутствия мелочи, так как хочет купить программку, и громко вслух пытается решить, что делать с пальто – свернуть и засунуть под сиденье или сдать в гардероб. В общем, как-то незаметно мы усаживаемся на свои места рядом с парой немецких туристов, вцепившихся в разложенные на коленках рюкзачки. Свет в зале гаснет, когда до меня вдруг доходит, что я до сих пор держу в руках стакан своего теплого вина.

Совсем не помню, как прошел первый акт, потому что все это время сосредоточенно высматриваю в темноте очертания головы своего бывшего мужа. Мне кажется, что я вижу его среди других зрителей, потом вдруг почему-то не вижу. И мне хочется увидеть его снова. Хочется наблюдать за ним. Видимо, я просто не могу, не в силах поверить своим глазам. И вот я вглядываюсь в темный зал и совсем не смотрю на ярко освещенную сцену. Зрители, захваченные сюжетом, возбужденно подаются вперед, хохочут в смешных местах, вздыхают и ахают во время напряженной развязки, а я все не могу отыскать его глазами.

Первый акт заканчивается, и в зале зажигается свет.

– Потрясающе! – восторженно выдыхает Сэнди. – Правда, здорово?

Вот они! Я наконец вижу их – они идут по центральному проходу и смеются.

– Да, невероятно, – бормочу я.

Сэнди встает, одергивая юбку.

– Пойдем?

Сейчас я разглядываю его друга – та же щипаная прическа, те же ботинки от «Кемпера»… Но как он молод! Гораздо моложе, чем мне показалось сначала. Гипертрофированно точеные черты лица. Неужели он выщипывает брови? Одет в джинсы «Дизель» и облегающую черную толстовку. Они как раз проходят мимо нас. Я даже не дышу. Сэнди подталкивает меня к проходу, и мы сливаемся с толпой прямо позади них. Я улавливаю легкий аромат одеколона молодого парня и вдруг вижу, как он как бы невзначай на короткое мгновение обнимает моего бывшего мужа за шею.

Всего лишь маленький жест, быстрый, небрежный, но от увиденного я буквально застываю на месте. Словно в замедленной съемке передо мною предстает вещь, которую я всегда боялась увидеть. Вытаращив глаза, я пялюсь не на эту руку, а наблюдаю за реакцией своего бывшего мужа.

А ее нет. Реакция отсутствует.

Ноги мои одеревенели, и я не могу заставить их двигаться вперед. В толпе сзади меня уже образовался затор.

– С тобой все в порядке? – спрашивает Сэнди, осторожно подталкивая меня вперед. Но я словно приросла к полу.

– Я забыла программку, – хрипло шепчу я и, развернувшись, пру наперекор толпе. – Пойду заберу свою программку.

Шаткой походкой я ковыляю вниз по ступенькам, даже пропускаю свой ряд, пока не добираюсь до самой сцены и там, прислонившись к ней спиной, останавливаюсь у оркестровой ямы. Сердце бешено колотится.

Теперь понятно. Теперь мне все понятно.

Нет, вообще-то я знала это всегда, но теперь мне все окончательно понятно.

Нельзя составить представление о книге по ее обложке, а вот узнать многое о человеке по его ботинкам – можно!

Вуали

Вышедшие в наше время из моды, (не могу вообразить почему), вуали могут считаться одними из самых волнующих и трепетных дамских украшений. Если вы хотите выглядеть одновременно соблазнительной, таинственной и невероятно утонченной, вуаль послужит вашим целям самым превосходным образом. Неповторимый шарм этого аксессуара заключается в том, что он придает, самому некрасивому и невыразительному созданию величие Анны Карениной или по меньшей мере Греты Гарбо. Именно тот факт, что часть лица оказывается скрытой для, взглядов, создает, ощущение некоей таинственной завесы, возбуждающей и интригующей в одно и то же время. Какую бы вуаль вы ни выбрали – крупную сетку или небольшой клочок тончайшего тюля, – результат, будет одинаков. Женщина, носящая вуаль, всегда смотрится как создание загадочное и недоступное. А что может быть элегантнее?

– Но я не ношу шляпки! – протестую я. – В наше время никто давным-давно не носит шляпки!

– А в «Эскот» надевают, – стоит на своем Колин. – Без шляпки тебя туда даже не пустят, так что успокойся и смирись. А теперь, будь добра, дай-ка мне вон тот кусок наждачной бумаги.

Наклонившись, я роюсь в ворохе инструментов, грязных тряпок и пузырьков со всевозможными химикатами, с помощью которых Колин отдирает старую краску с двери в гостиную. Наконец нахожу кусок чего-то грубого и коричневого и протягиваю ему.

– Но это такая скука! – не унимаюсь я. – Я вообще не понимаю, почему должна идти на это идиотское мероприятие. Эти корпоративные вечеринки, оказывается, такое занудное дело!

– Ну знаешь… – Колин опускает зубную щетку в скипидар и энергично размешивает его. – Тебя никто не заставлял идти на эту работу в «Роял». Ты могла отказаться от идеи получать больше денег, вращаться в таком потрясающем обществе в одном из лучших художественных заведений страны и щеголять в дорогущих модных туфлях. Ведь тебя никто не тянул туда за руку. Кстати, вернуться к серой посредственной работенке – это, знаешь ли, очень просто…

– Да, мне понятен ход твоих мыслей, – огрызаюсь я.

Колин поднимает на меня строгий взгляд.

– Только не надо бросаться на меня, детка! Я вообще не понимаю, что с тобой. Ты должна быть довольна и счастлива. Большинство девушек дрожали бы от восторга, будь у них возможность пойти в «Эскот», да еще бесплатно!

– Большинство девушек-англичанок, – грустно поправляю его я.

Он хмурится.

– Интересно, какая разница?

– Большая! Господи, ну как ты не понимаешь! – Я драматически закрываю лицо руками.

Колин откладывает щетку в сторону и осторожно смотрит на меня.

– Луи, а может быть, кто-нибудь просто ждет месячных?

– Нет! – рявкаю я. – И не надо этого снисходительного тона!

– Да у меня нормальный тон, – возражает он. – Особенно если учесть, что я проживаю в одной квартире с доктором Джекилом и мистером Хайдом. То ты сходишь с ума от радости, что получила работу своей мечты, а через минуту уже мечешь громы и молнии из-за того, что приглашена на один из самых престижных приемов и все, что от тебя требуется, это только напялить на голову шляпку! Если честно, Луи, то у тебя всю неделю было паршивое настроение, и если твои месячные все-таки не настанут, то тебе лучше придумать какую-нибудь убедительную отговорку.

Некоторое время мы сидим и молча смотрим друг на друга.