– Это все, Элеанор? Потому что, если вы закончили, я хотел бы вернуться к работе.

– Работа – это не самое важное в жизни, – мрачно откликнулась я.

– Возможно, для вас, но не для меня.

– Ты ведь не хотел становиться похожим на него, – воскликнула я, качая головой. – Всю жизнь ты не хотел быть таким, как твой отец.

– Мой отец трудился, не покладая рук. В детстве я не понимал, на какие жертвы ему пришлось пойти, чтобы компания процветала и семья ни в чем не нуждалась.

– Это ложь.

– Элеанор, прекрати, – произнес он, словно умоляя меня поостеречься, потому что я вторглась на опасную территорию. Но я не собиралась отступать. Я собиралась хорошенько встряхнуть его, пока он не выйдет из глубокого мрачного забытья, в которое давно погрузился. Я собиралась бросать ему в лицо слова, пока он не вернется в реальность.

– Твой отец бросил тебя, – сказала я. – Он ушел, так же, как и мать, оставив тебя одного.

– Элеанор. – Его голос сделался тихим, и он не сводил с меня пристального взгляда. Мне удалось. Я пробралась к нему в душу и не собиралась останавливаться.

– Ты постоянно говорил, каким одиноким чувствовал себя после смерти дедушки. Ты постоянно рассказывал, как невыносимо тебе оставаться в собственном доме, потому что ты никому там не был нужен. Грейсон – это ведь не ты. Это не тот человек, которым ты хотел стать.

– Ты не знаешь меня, – рявкнул он, и его лицо налилось кровью. – Ты не знаешь, кем я стал.

– Да, но я знаю, кем ты был! – выпалила я. – И время от времени я вижу в твоих глазах того мальчишку, который изо всех сил хочет вырваться на свободу.

– Ты ничего не знаешь, – упрямо ответил он.

– Я знаю, что ты скучаешь по жене.

От удивления у него отвисла челюсть, и он прищурился. Это было прямое попадание. Эти холодные серые глаза…

– Тебе лучше замолчать.

– Да, ты прав, но я не стану этого делать, потому что все понимаю. Я знаю, что ты скучаешь по ней, Грейсон, и знаю, что, глядя на дочерей, ты вспоминаешь о ней, а это нелегко. Иногда горе накрывает тебя с головой, но ты не можешь допустить, чтобы оно полностью поглотило тебя. У тебя две прекрасные дочери, которым необходимы твоя поддержка и любовь, а не монстр, который время от времени вырывается наружу из твоей души, разрушая их мир.

И хотя мой голос дрожал, я стояла перед Грейсоном, высоко вскинув голову. Я знала, что этот призрак человека не был настоящим Грейсоном. Конечно, прошло много лет, но где-то в темных глубинах его души томился мальчишка, которого я так любила когда-то – нежный, добрый мальчик, который однажды спас меня.

Я должна была верить, что мой Грей все еще жил в этом человеке. А иначе все потеряно.

– А ты, оказывается, всезнайка, – язвительно заметил он.

– Нет, но многое знаю.

Он презрительно фыркнул в ответ, явно раздраженный, что я осмелилась так с ним разговаривать.

– Тогда, пожалуйста, Элеанор, ответьте мне. Похоже, вы появились здесь, чтобы рассказывать мне о моих промахах. Чтобы бросать мне в лицо правду обо мне и моей семье. Тогда ответьте, что же нужно моим детям?!

– Их отец! – вскричала я, и мой голос сорвался, когда я направилась к нему.

Я по-прежнему не собиралась сбавлять обороты, и это меня удивляло. Еще и потому, быть может, что здесь скрывалось нечто личное. Возможно, я сама представляла себя на месте этих девочек, потому что слова, которые я никогда не осмеливалась выкрикнуть в лицо отцу, теперь рвались из моей души. Я не могла отступить, потому что сердце изо всех сил билось в моей груди. Потому что понимала, как важно помочь Грейсону найти путь домой. Мы стояли лицом к лицу, он тяжело дышал, пылая от недовольства, моя грудь бурно вздымалась от едва сдерживаемой злости. Меня раздражала его закрытость. Его горячее дыхание обжигало мою кожу, и каждый раз, когда он моргал, я ждала, когда наши взгляды снова пересекутся.

В воздухе повисло гнетущее напряжение. Каждый вдох давался с трудом, и мое сердце едва не выпрыгивало из груди. И я продолжала бы до бесконечности давить на него, если бы не одна деталь.

Каждый раз, на мгновение закрывая глаза, Грейсон выглядел абсолютно опустошенным. Словно его душа была объята пламенем.

Среди множества чувств, обуревавших Грейсона, больше всего в глаза бросалась его нечеловеческая усталость.

Впервые с того момента, как я ворвалась в его кабинет, я внимательно вгляделась в его лицо: изгибы, морщинки, линии.

Его губы… печально опущены вниз.

Его глаза… повествующие историю его прошлого.

И я отступила.

Я должна была отступить, потому что у него уже совершенно не осталось сил.

– Ты, Грейсон… – Я отвела взгляд, коснувшись большим пальцем подбородка. – Им просто нужен ты.

В комнате повисла тишина, а он продолжал смотреть на меня.

Я шагнула назад.

– Прости, – прошептала я. – Я перегнула палку.

– Да, это точно.

– Я просто хотела сказать…

– Вы уволены, – выпалил он.

– Постой, что?

– Совершенно очевидно, что вам чужды правила этого дома, поэтому эта работа вам не подходит.

Меня захлестнула волна паники, и все в груди болезненно сжалось.

– Но, я понимаю, что перегнула палку…

– Да, и поэтому вы получаете третье предупреждение. – Он повернулся ко мне спиной и, опустив голову, отдал мне свой последний приказ. – Закройте за собой дверь, когда будете уходить.

39

Элеанор

– С днем рождения, милая! – воскликнула Клэр, появившаяся чуть позже днем, и Лорелай выскочила из своей комнаты навстречу бабушке. Клэр приехала забрать девочек на очередной уик-энд. Лорелай запрыгнула к ней в объятия и изо всех сил прижалась к ней. Я же застыла от изумления.

– Сегодня день рождения Лорелай? – спросила я, когда Клэр отпустила внучку, чтобы та собрала свои вещи. – Я не знала. Мы могли бы отметить.

– Да, сегодня ей исполнилось шесть. – Она бросила взгляд в сторону кабинета Грейсона. – Как он? Я весь день звоню ему, но он не отвечает.

Я еще до сих пор не пришла в себя после перепалки с Грейсоном.

– На самом деле он уволил меня.

– Что? – Ее глаза округлились от беспокойства. – Что послужило причиной?

Я объяснила, что произошло, и она глубоко вздохнула.

– О, понимаю. Бедняжка Лорелай.

– Она была буквально убита горем.

– Все в этом доме убиты горем, – согласилась она. – Мне следовало догадаться, что все будет непросто. Но я надеялась, что горе сблизит Грейсона с дочерьми, а не оттолкнет от них.

– Что вы имеете в виду?

– Сегодня год со дня аварии. – Она понурила голову и шмыгнула носом. – Последние несколько недель я чувствовала, что Грейсон еще сильнее замыкается в себе. После трагедии он всегда казался холодным, но теперь стал еще холоднее.

Я сглотнула, чувствуя себя ужасно, потому что набросилась на него, не зная, что происходит в его душе. Конечно, ему было очень плохо, а как иначе?

– Я ничего не знала, – призналась я. – Мне так жаль. Не следовало перечить ему.

– Это не ваша вина. Вы действительно были не в курсе.

Однако от ее слов мне не сделалось легче, и грудь по-прежнему продолжало теснить чувство вины.

Ворвавшись в кабинет Грейсона, я разговаривала с ним не просто как обеспокоенная няня, а как дочь, которая столько раз глотала обиду и гнев на собственного отца, который эмоционально бросил ее. Я набросилась на него сгоряча и сказала то, что не следовало говорить. Вторглась в его личное пространство и отчитала не только за Лорелай, но и за себя, за каждого ребенка, чувствовавшего себя невидимкой для родителей.

И пока я бушевала из-за этого, мне и в голову не приходило, какая буря бушует в душе у самого Грейсона.

Клэр слегка сжала мое плечо.

– Вы извиняетесь, что устроили ему взбучку, но мне кажется, это должно было произойти. Кто-то же должен как следует встряхнуть Грейсона. Его необходимо подтолкнуть вперед, поэтому спасибо вам за это. Спасибо, что заставили его очнуться от оцепенения.

– Не знаю, помогло ли это ему, но это уже не так уж и важно, потому что он уволил меня.

Клэр улыбнулась, покачав головой.

– Подождем, когда закончатся выходные. Ему просто нужно все это пережить, только и всего. Этот ужасный день. Вы работаете здесь уже намного дольше других нянь, а это о многом говорит. Поэтому не размещайте пока свое резюме. Пусть все немного утрясется.

* * *

После того как Грейсон уволил меня, мне следовало сразу же уехать домой. Свернуться на диване калачиком с книгой и чашкой чая. Но мне это показалось неправильным. Я просто не могла представить, как оставлю Грейсона одного в самую одинокую и ужасную ночь в его жизни.

Когда умерла мама, он часами висел со мной на телефоне, не оставляя меня наедине с собой. И потому я должна была отплатить ему за его дружескую поддержку.

Через некоторое время я подошла к входной двери Грейсона и постучала, но он не ответил, хотя я видела его через окно. Он стоял в гостиной, глядя на бушующее в камине пламя, и держал что-то в руках.

Я снова постучала, но он даже не шевельнулся.

Глубоко вздохнув, я достала ключи и отперла дверь. Он уже меня уволил, так чего мне еще бояться? Что он вызовет полицию и заявит, что я вломилась в дом, воспользовавшись ключами, которые он сам же мне и дал?