Бриттани Черри - Элеанор и Грей

Поначалу я задумалась над ответом, но потом поняла, что не знаю, что написать. Я знала, что сказала бы мальчику из прошлого, но он уже не был им, как и я не была той девочкой.

Теперь я не знала, что его злило, а что могло утешить.

Поэтому лучшее, что я могла сделать, – это уважать его желания.

И я ничего не ответила.

Не проигнорировала его письма.

В понедельник, придя на работу, я застала Грейсона у входа в комнату Карлы. Глубоко погруженный в раздумья, он не сводил глаз со спящей дочери.

Я часто видела, как он приходит проведать спящих детей. Иногда мне даже казалось, что он считает их пульс.

Мне было интересно, как долго он вот так смотрит на них по утрам, стараясь не разбудить.

– Привет, – сказала я, и он обернулся ко мне. – Я знаю, что у вас скоро самолет, и не хочу, чтобы вы опоздали. Кроме того, сейчас пробки из-за снегопада. – Он на несколько дней собирался в Нью-Йорк, и я впервые оставалась жить в его доме вместе с девочками.

– Да, конечно. – Он быстро отвел взгляд и снова посмотрел на Карлу. А затем снова обернулся ко мне. – Спасибо за заботу о них. Эллисон и Клэр будут рядом, если вам что-нибудь понадобится, а если возникнет экстренная ситуация, немедленно звоните мне, – сказал он, оправляя костюм.

– Договорились. Удачной поездки.

Он кивнул и прошел мимо меня, едва задев меня плечом. На мгновение мне показалось, что время остановилось.

– И еще, Элеанор… гм… – Он кашлянул, переминаясь с ноги на ногу. – Насчет тех писем…

Я слегка улыбнулась и пожала плечами.

– Каких писем?

Он с облегчением вздохнул и расправил плечи. Впервые за все это время он по-настоящему посмотрел на меня. Наши взгляды встретились, и мне вдруг показалось, что его душа открылась мне навстречу.

– Спасибо, Элеанор, – с благодарностью произнес он. Опустив голову, он шмыгнул носом, а затем едва заметно улыбнулся мне. – Спасибо вам.

– Думаешь, ему понравится?! – воскликнула Лорелай. Всю неделю Лорелай проводила свободное время у себя в мастерской, создавая новые шедевры, чтобы украсить стены своей комнаты, но больше всего она трудилась над рисунками для Грейсона. После его последнего ночного кошмара Лорелай пыталась придумать, как порадовать папу. Она проводила долгие часы, рисуя в качестве подарка картины, на которых запечатлевала семейную историю. И мне казалось, что это было самое замечательное проявление дочерней любви, которое только можно было придумать.

В ту пятницу Грейсон вернулся из поездки. Он не сказал ни слова: вцепившись в сотовый телефон, глава семейства сразу скрылся в кабинете, закрыв за собой дверь.

В тот день Лорелай наконец закончила свою работу. У нас оставалось немного времени до того, как Клэр заберет девочек к себе на выходные, и Лорелай изо всех сил торопилась закончить свои рисунки до отъезда.

– Закончила, – сказала она, отложив карандаш. Собрав рисунки, она с гордостью разглядывала их.

– Отличная работа, – ласково сказала я, гордясь усердием малышки. Перед моими глазами возникло множество событий из их семейного прошлого, где была Карла и их родители, и я была растрогана до глубины души. Я радовалась, что она все это помнила.

После маминой смерти я изо всех сил старалась удержать в памяти множество воспоминаний.

Лорелай, радостно улыбаясь, прыгала от нетерпения.

– Я подарю их ему прямо сейчас! – воскликнула она.

– Подожди, он сейчас занят, – ответила я, но она уже выскочила из мастерской и помчалась к кабинету Грейсона. – Лорелай, постой!

Поспешив за ней, я увидела, как она врывается в его кабинет. Дверь распахнулась, ударившись о стену, и я съежилась.

– Папочка! Папочка! Посмотри, что я нарисовала для тебя! – пискнула Лорелай, ее голос дрожал от восторга, и она прыгала на месте от волнения.

Грейсон стремительно обернулся к дочери, все еще прижимая к уху мобильный. Его глаза расширились от недовольства, и он прикрыл ладонью трубку.

– Лорелай, не сейчас.

– Но, папочка! Я нарисовала…

– Нет. Не сейчас! – раздраженно прошипел он. Он взглянул на меня, и я увидела в его глазах такую ярость, что отшатнулась. Он словно безмолвно приказывал мне выполнить мою работу, пока я не лишилась ее. А затем повернулся к нам спиной и продолжил разговор:

– Прошу прощения. Здесь ничего серьезного.

Нет, Грейсон, это очень серьезно.

Еще как серьезно.

Подойдя к Лорелай, я ласково положила руки ей на плечи.

– Нам надо подождать, когда он освободится.

– Но он всегда работает. – Она вздохнула, качая головой. И снова запрыгала, все еще надеясь на внимание отца. – Папочка, я нарисовала это для тебя! – воскликнула она.

И от ее оптимизма мне стало грустно.

То же самое у меня происходило с моим отцом.

– Лорелай, я не шучу! Сейчас не время! – огрызнулся Грейсон, и радость его дочери тут же угасла.

Ее плечи поникли, а на глаза навернулись слезы.

– Но, папочка, рисунки…

Грейсон что-то пробормотал и снова отвернулся.

– Оставь их на столе.

Лорелай была окончательно раздавлена. Она больше не танцевала от счастья, и ее улыбка погасла. Медленно приблизившись, она положила на стол рисунки, в которые вложила столько сил. А затем отвернулась и вышла, страдая от обиды и боли.

Ничего себе.

В такой ситуации я просто никак не могла промолчать.

Я не могла закрыть на это глаза. Лорелай была самой милой девочкой на свете, и, увидев, как отвратительно с ней обошелся отец, я просто вскипела.

И поэтому я была рада, что в этот момент Грейсон закончил разговор, потому что я ни за что бы не ушла, не высказав ему все, что думаю.

– Вы издеваетесь? – прошипела я, упрямо стоя посреди его кабинета. Он непонимающе взглянул на меня.

А затем он произнес в трубку:

– Я перезвоню вам, мистер Уэйкен. Да, я все понимаю и прошу меня извинить. Но возникла проблема, с которой я должен немедленно разобраться.

– Да, Грейсон, – заявила я, скрестив руки на груди. – Разберитесь с этим.

И вот так мы перешли к эпизоду шесть из шоу о Грейсоне и Элеанор: «Непредвиденные последствия».

Повесив трубку, он обернулся ко мне и прищурился.

– Что вы себе позволяете?

– Я? Нет, это что вы себе позволяете?

– Я работаю, в отличие от некоторых. Как вы допустили, чтобы Лорелай вломилась в мой кабинет? Вы знаете, насколько важен этот звонок? – рявкнул он.

– А вы знаете, как важны рисунки Лорелай? – рявкнула я в ответ, не собираясь сдерживаться. Мне надоело уступать. Грейсон страдал от душевной боли, но при этом позволял себе причинять боль самым близким людям. Он причинял боль своим дочерям.

Его дыхание сделалось прерывистым.

– Элеанор, пожалуйста, покиньте мой кабинет.

– Нет.

Он вскинул бровь.

– Что?

– Я сказала «Нет». Я не уйду, потому что вы должны выслушать меня. – Я проглотила ком в горле, едва сдерживая волнение, но не собираясь сдаваться. – Я понимаю, что это непросто для вас.

– Что?

– Я сказала, что понимаю. Я понимаю, что бывают очень непростые моменты в жизни, но то, как вы обошлись с Лорелай, просто непозволительно.

– Прошу прощения? – прошипел он, в его голосе прозвучало негодование. Прерывисто дыша, он сжал кулаки.

– То, как вы сейчас отмахнулись от дочери, просто непозволительно. Она целую неделю корпела над этими рисунками и не могла дождаться, когда покажет их вам.

– Но она выбрала неподходящий момент.

– А когда она должна была подойти к вам? Последнее время у вас все время неподходящие моменты. Вас то нет дома, то вы запираетесь в своем кабинете, как дикарь. Вы не обращаете внимания на дочерей, пока они не заснут, в чем я не вижу никакого смысла. Днем вы даже взглядом их не удостаиваете, Грейсон. Вы даже не видите своих дочерей.

На мгновение он закрыл глаза, словно услышал правду в моих словах, но изо всех сил боролся, не желая взглянуть в лицо реальности.

– Она знает, что нельзя врываться в мой кабинет.

– Ей всего лишь пять, Грейсон! К черту ваши правила.

Он снова отвернулся от меня. Именно так он всегда и поступал – отворачивался от проблемы.

– Давайте вы займетесь своими делами, а я – своими.

– Она так трудилась над этими рисунками, а вы просто отмахнулись от ее подарка. Вы должны извиниться перед ней.

– Вы должны уйти, – мрачно произнес он, шагнув мне навстречу.

– Нет, – пробубнила я и, распрямив спину, шагнула ему навстречу. Выпятив грудь, я гордо вскинула голову. Оставалось лишь надеяться, что он не заметил, как меня бьет дрожь. Я ужасно волновалась. Он был таким холодным и жестким, и я никогда не знала, чего от него ожидать в следующий момент, и потому побаивалась его. И все же я не собиралась отступать, потому что это было для блага Лорелай. Кто-то должен был постоять за нее, потому что сама она еще не могла этого сделать. И вот я уперлась ногами в пол и смерила его взглядом.

– Ваша дочь плачет в своей комнате, потому что вы даже не взглянули на ее подарок.