Бриттани Черри - Элеанор и Грей

Если бы я верил в ангелов, то каждый день мог бы тоже разговаривать со своей женой.

Лорелай уснула, но я по-прежнему лежал рядом, прижимая ее к себе.

В ту ночь я был очень ей нужен, возможно, так же сильно, как она мне.

Я проснулся в постели Лорелай и сначала не мог понять, почему я там оказался. Я выпрямился, чувствуя, как все тело ноет после ночи, проведенной в скрюченном положении на маленькой кроватке.

Который час?

Сколько я проспал?

Я не знал ответов на эти вопросы, но это был лучший сон за последние десять месяцев, несмотря на то, что теперь я не мог разогнуться.

Отправившись на кухню, я столкнулся с Элеанор, которая как раз наливала себе чашку кофе.

Обернувшись, она слегка вздрогнула, заметив меня.

– О, Грей… гм… мистер Ист. Доброе утро.

Я прищурился.

Утро?

– Который час? – проворчал я.

– Семь. Я как раз собиралась будить девочек, чтобы они приняли душ, – объяснила она. – Но когда увидела, что вы спите с Лорелай, решила не мешать вам.

– Семь?! Вот черт! – Я застонал, проведя ладонями по спутанным волосам. Просто невероятно, что я проспал так долго. Со мной вообще такого не бывало. И теперь я опаздывал, и у меня не оставалось времени на утреннюю пробежку. – Вам следовало разбудить меня, – огрызнулся я, хотя это не входило в ее обязанности. И все же.

Черт!

– Простите, но я подумала, что вы уже оделись на работу и просто прилегли ненадолго рядом с дочерью.

– С чего вы взяли, что я уже собрался на работу? – гаркнул я, злясь на нее, хотя и сам не мог понять, почему. Иногда мои эмоции внезапно выходили из-под контроля.

– Ну, понимаете… – Она указала на меня ладонью, и я внимательно оглядел себя.

На мне был изрядно помятый костюм за пять тысяч долларов, в котором я проспал эту ночь. Я уснул в костюме за внушительную сумму, как самый беспечный человек на свете.

– О, простите, – пробормотал я, чувствуя себя полным идиотом. Отвернувшись, я собрался уходить, но она остановила меня.

– Мистер Ист, еще минутку, – произнесла она тихим и немного застенчивым голосом.

– В чем дело?

– Я просто хотела извиниться за свое письмо вчера вечером. Это было очень непрофессионально.

Я прищурился, немного обескураженный ее извинением. Этого я никак не ожидал.

– О, да. Это было непрофессионально, но ничего страшного.

– И все же. Я не поверила сразу, что вы хотите, чтобы я называла вас мистером Истом, но потом получила ответ. Поэтому мой смешной ответ выглядел абсолютно некстати. Я пересекла грань дозволенного и потому прошу прощения. Эта работа очень многое значит для меня, и я благодарна вам за предоставленный шанс. Поэтому извините, если я повела себя грубо и резко. Я серьезно отношусь к своей работе и надеюсь, вы это понимаете.

Я молча кивнул, потому что мне больше нечего было сказать.

– И еще, мистер Ист, – сказала она, проведя ладонью по волосам.

– Да?

– Знаете, я очень сожалею.

– Да, Элеанор. Вы это уже говорили.

– Нет, сожалею… о вашей утрате. Я еще не говорила вам об этом, но хочу, чтобы вы знали. Все, что я слышала о Николь, говорит о том, что она была прекрасной женщиной и замечательной матерью, и мне невероятно горько от вашей потери. Я знаю, что это ничего не изменит, но просто знайте, что мне очень жаль.

В это мгновение я, наконец, внимательно посмотрел на нее. Я не делал этого с момента нашей встречи на собеседовании. У нее были волнистые светло-каштановые волосы. Они показались мне гораздо светлее, чем в юности. И дело не в том, что это имело какое-то значение, просто я вдруг обратил на это внимание. А ее глаза… Ее глаза по-прежнему казались темными и загадочными тоннелями, как когда-то в детстве. И по-прежнему напоминали глаза олененка. И были так же красивы. И теперь она смотрела на меня так, словно перед ней самый несчастный человек на свете. И от этого сочувственного взгляда я чувствовал себя ужасно неловко.

В глубине этих глаз я заметил тепло и сострадание, которых совершенно не заслуживал. Я вел себя грубо и безразлично по отношению к ней, сам не понимая почему, и все же она смотрела на меня так, будто простила за резкость, хотя сам я не нашел смелости попросить у нее прощения.

Спустя столько времени Элеанор по-прежнему испытывала ко мне теплые чувства, и ее извинение было самым искренним признанием, которое я когда-либо слышал.

– Спасибо, Элеанор.

– Не за что.

Я уже собрался уходить, но вдруг замедлил шаг, чувствуя, как тоска снова начинает заполонять меня изнутри. Она жила по своим законам, появляясь совершенно внезапно. А затем целиком заполоняла мою душу, лишая сил.

Все в этой жизни стало невыносимым без Николь.

Каждый вдох давался с трудом.

И я не знал, как объяснить это Элеанор.

Не знал, есть ли ей до этого дело.

Я потер затылок и откашлялся.

– Мы были очень молоды, – сказал я, и ее карие глаза снова взглянули на меня. – Когда у нас родилась Карла, я не сразу смог свыкнуться с ролью отца, но Николь… – Я умолк, ощутив на губах ее имя. Даже спустя столько времени я чувствовал, как небо обрушивалось на меня, стоило мне произнести ее имя. Я глубоко вздохнул. – У нее все так легко получалось. Словно она была создана для материнства. Поэтому все, что тебе рассказывали, правда. Она была прекрасной женщиной и самой замечательной матерью.

На глаза Элеанор навернулись слезы, и она кивнула, понимая, как нелегко дались мне эти слова.

Я вдруг подумал: а что, если она смогла разглядеть осколки моей души?

– Если тебе когда-нибудь захочется с кем-нибудь поговорить… – начала она, но я покачал головой.

Это чересчур.

– Не надо.

Да, я пересек черту, рассказав ей о Николь, но в тот момент ничего не мог с этим поделать.

Я отчего-то захотел, чтобы она знала.

Весь мир должен был знать, какой исключительной женщиной была моя супруга, и весь мир должен был понимать, как много мы потеряли с ее смертью.

Я ошиблась, думая, что Грейсон остался все тем же беспечным мальчишкой, каким я когда-то знала его. После нашего обмена письмами я изо всех сил старалась общаться с ним исключительно в деловом тоне, хотя нам не так уж и часто приходилось разговаривать.

За следующие несколько недель я многое узнала об Истах.

Стены комнаты Лорелай были украшены ее собственными рисунками. Ни дня не проходило, чтобы она, лежа на животе и болтая ногами в воздухе, не рисовала какой-нибудь свой очередной шедевр. Не забывая при этом нацепить на спину крылья бабочки. И она обладала просто невероятным воображением. Мы играли с ней, представляя, что охотимся в Южной Африке на львов, а в следующее мгновение уже оказывались на Гавайях, лакомясь свежими ананасами.

А еще Лорелай вовсю вела разговоры с мамой. Это происходило каждый день. Иногда она вела себя так, будто мама находится рядом с ней. А еще каждый понедельник она ставила для Николь стул за обеденным столом, потому что это был их любимый Макаронный День. Николь обожала спагетти.

Меня до глубины души потрясла ее горячая привязанность к маме.

И эти ежедневные разговоры с нашими мамами очень нас объединяли.

А Карла стала моей лучшей антиподругой. Я ничего не могла узнать о ней, оглядывая ее комнату, потому что в ней не было ничего, кроме компьютера на письменном столе. Стены и полки были абсолютно пустыми. Единственным знаком, хоть что-то говорившим о ней, был плакат «ВХОД ВОСПРЕЩЕН» на двери ее стенного шкафа с припиской «НЕ ПОДХОДИТЬ БЛИЗКО».

Одно это многое говорило о ней.

А еще был Грейсон, хотя мы почти не пересекались.

Мы виделись так редко, что я просто не успевала понять, что он сейчас из себя представляет. У меня остались лишь воспоминания о нем прежнем, и, по правде говоря, я не видела в нынешнем Грейсоне ничего общего с тем мальчиком из прошлого. А если порой и возникали какие-то «проблески», то они были мимолетны. Он словно старался не выдавать своих чувств, сильнее замыкаясь в себе.

Он не подпускал к себе не только меня, но и девочек. Даже когда он был рядом, казалось, что он витает где-то далеко. Он словно выпадал из реальности, и я удивлялась, как ему удавалось справляться с работой. Но в работе он действительно был на высоте. Профессионал и трудоголик, Грейсон серьезно подходил к своим обязанностям.

И если бы ему не надо было обсуждать по телефону деловые вопросы, то, думаю, он бы вообще не издавал ни звука.

Они с Карлой были во многом похожи, оба холодные и отчужденные, однако разница заключалась в том, что Карла была злой, а Грейсон нет. Он был просто безумно потерянным.

Каждый раз, когда мы с Лорелай ужинали в столовой, я чувствовала, что Грейсон и Карла всеми силами стараются обходить нас стороной. Они просто торопливо забирали свою еду и уходили к себе.

Что отец, что дочь.

Но я не придавала этому большого значения. Они нуждались в личном пространстве, и я не мешала им. И потому больше всего внимания я уделяла Лорелай.

Она была настоящим благословением в эти трудные дни. Все в этом мире вызывало неподдельную радость в этой девчушке. Она озаряла своим светом дом, наполненный мраком.