Моя жизнь была прекрасна! Теперь внезапно возникшее желание к Максу было полностью задвинуто на второй план, я получу больше свободы передвижения, прикрываясь свиданиями с Беловым, психолог поможет Максу решить все проблемы, ну а если он и не перестанет трахать все, что шевелится, то ничего страшного — жертвы это переживут! Мира лохматит белобрысую челку Белова, а значит — у того есть шанс! А самое, самое главное — я нахожусь в кругу своих друзей, рядом с которыми ничего не страшно.

Идиллия эта и не могла длиться вечно. Белов ответил на телефонный звонок, быстро меняясь в лице.

— Я не понял, что в вашей гимназии делают дети из детдома?! — орала трубка. — Кто вообще их принял туда? На каком основании? Так ладно бы это, Яна еще и сказала, что ты с ними тесно якшаешься! Как это понимать?! И почему я об этом узнаю от посторонних, а не от родного сына? Да они уже в понедельник вылетят оттуда, помяни мое слово! Вылетят!!!

Наверное, Белов не преувеличивал, когда рассказывал о своем отце.

Он скинул вызов и с ужасом посмотрел на Танаевых. В нависшей каменной паузе вдруг послышался тихий смех. Мы одновременно посмотрели на Макса. Он смеялся искренне, все громче и громче, обхватив ладонями лицо. Мира встала, и на ее лице читались по очереди испуг, надежда и полное счастье, заполняющее глаза слезами. Ей было наплевать на отца Белова и на все другие проблемы — ведь ее брат смеялся!

Белов же этой радости оценить не смог:

— Я, конечно, в восторге, что ты и хохотать умеешь, но вообще-то он серьезно…

Макс оторвал руки от лица, немного успокоился и ответил:

— Да вы только послушайте, как это звучит! Я выжил в Организации, я притащил на руках в деревню умирающую от голода сестру, я социализировался, я — наследник чуть ли не всей московской наркоимперии, и кто-то поднимет нехилые бабки, если я не доживу до апреля, за мной следит Первый Поток и только ждет, когда я начну пачками убивать людей, чтобы сразу же пристрелить, я, в конце концов, знаю в совершенстве два иностранных языка… и меня выгонят из какой-то паршивой школы?

Мира уже обнимала его и тоже смеялась. Мы с Беловым просто переглянулись, не поняв и половины сказанного, кроме того, что Танаевых возникшая проблема не сильно обеспокоила и, судя по реакции его сестры, что Макс так смеется впервые.

Глава 12. Экзамен Белова

Когда все более или менее успокоились, я поинтересовалась у Белова:

— Так что, тебе домой сейчас нужно?

Он удивленно глянул на меня, а потом, как будто только вспомнив о произошедшем, отключил телефон.

— Зачем? Я уже в любом случае нарвался, так что пара часов ничего, по сути, не решит. Может, переместимся в зал? Кино какое-нибудь посмотрим. Комедию, раз Макс у нас такой весельчак.

Хоть он и пытался вести себя естественно, было очень заметно, что он расстроен. И я смела предположить, что расстроен он в большей степени из-за беспокойства за друзей. Хотя и ему самому несладко придется, это понятно.

Макс передвинул журнальный столик поближе к дивану, Мира переносила на него фужеры и тарелки, Костя открывал вторую бутылку шампанского — первую уже прикончили. Я на алкоголь вообще не налегала, даже первый бокал еще не допила, поэтому почти все к тому моменту выпитое можно списать только на заслуги Белова с Мирой. Я же выбрала один из дисков с полки — фильм, который мы в последний раз не успели досмотреть. Ну, а если захотят наши пьяницы что-то другое, то перевыберут вместе. Села рядом с Максом, занимая одно из лучших мест в кинотеатре.

Он тут же взял мою руку и переплел наши пальцы, как это недавно делала я, когда хотела его поддержать. Но в данном случае этот жест мне показался каким-то слишком интимным, не оправданным ситуацией. Поэтому я с удивлением посмотрела на него. Он наконец-то решил заметить мой взгляд и тоже повернулся.

— Ты против?

Я не то чтобы была против, но все же внутри у меня не окончательно все устаканилось. Такие жесты должны носить или явно выраженный дружеский подтекст, как это было в предыдущем случае, или начинают наталкивать на ненужные мысли. А я еще пока не готова снова встретиться с ними лицом к лицу.

— Нет. Но… Почему? — попыталась улыбнуться, чтобы показать, что искренне интересуюсь, а не пытаюсь обидеть холодностью.

Но Макс, наверное, не понял или, наоборот, все понял слишком верно, потому что с серьезным лицом тут же убрал свою руку и положил к себе на колени.

— Я просто ошибся. Решил, что это допустимо, раз ты сама так делала.

Он иногда просто с ног валит своей детской непосредственностью. Кто бы мог сейчас заподозрить в той угрозе, что он из себя представляет? Мне даже стыдно стало. Поэтому уверенно взяла его руку и вернула на место, сжав пальцы, чтобы показать, что ничего зазорного в этом нет.

— Это допустимо, Максим Танаев. Мне просто было интересно, почему ты это сделал, ведь я хочу тебя понимать лучше. Но если не хочешь — не объясняй.

Мне стало бы менее неловко, если бы он улыбнулся, но он не удосужился хотя бы попытаться. Даже висок пальцем левой руки почесал, тем самым выдав свою растерянность или глубокую задумчивость. Мира с Беловым смеялись о чем-то на кухне, но Макс все равно говорил тихо, только мне:

— Я говорил уже, что суть моей проблемы не в возбуждении, а в обязательном человеческом присутствии. Мы росли без матерей, отцов, без вообще какого-либо тепла, и, как говорил мой московский психолог приемному отцу, у меня что-то типа гиперкоменсации. Слыхала о таком? — я кивнула, хотя и не очень-то понимала суть этого термина. Просто не хотелось его сбивать — он и так нечасто откровенничал. — Если коротко, то моя тяга к сексу — это многократно увеличенная компенсация каких-то там детских переживаний, защитная реакция психики, позволившая мне не сойти с ума. Но я недавно заметил, что ты на меня влияешь положительно. Я объясняю себе это так: ты тут постоянно рядом крутишься, сама то обниматься, то целоваться лезешь, так что я к тебе просто привык. И поэтому ты меня успокаиваешь, но при этом не вызываешь желания подавить, подчинить полностью… ну, ты понимаешь, о чем я. У меня от тебя внутри все успокаивается, хоть и не до конца, но ощутимо.

Да вы посмотрите на него! У него внутри все успокаивается! А с моим «внутри» теперь что делать прикажете? И разве он только что не обозначил, что в сексуальном плане потерял ко мне интерес? То есть трахнуть хочет каждую первую, а меня — подержать за руку? Аж зарычать хотелось от такого неприятного осознания. Но сказано это было так искренне, так открыто — как просьба о помощи, причем совершенно невинная. Я отвела взгляд, чтобы он не прочитал в нем метания, и произнесла как можно увереннее:

— Хорошо. Если тебе это помогает, то можешь брать меня за руку, когда тебе это потребуется. С меня не убудет.

Да, все верно, друзья для того и нужны, чтобы поддерживать. Помолчала немного, пытаясь себя убедить в правдивости сказанного. Но потом спросила:

— А Мира? — я имела в виду то, что за руку можно взять и ее, если в человеческом тепле он действительно находит успокоение.

— Она моя сестра! — заявил Макс совершенно неожиданное. — Я же не извращенец!

У меня аж челюсть отвисла, но несформулированные слова не успели обозначиться, потому что в комнату зашел Белов:

— Это кто тут не извращенец?! — это прозвучало даже как-то возмущенно. — Парень, у меня для тебя дурные вести!

Следом за ним впорхнула и Мира. Замерла, увидев наши сцепленные ладони, потом перевела внимательный взгляд с моего лица на брата. Но комментировать ничего не стала. Наверное, это было что-то новенькое, удивительное для нее. Но тут ничего страшного — Макс потом объяснит ей, раз уж даже мне удалось объяснить.

Белов снова разливал шампанское, а Мира уселась в кресло сбоку. Я решила вернуть разговор к важной теме:

— Так и что теперь делать-то? Если Игорь Михайлович действительно захочет вас выгнать из гимназии? Он человек влиятельный…

Мира, видимо, сильно заботиться об этом не собиралась:

— Даже если и выгонит, пойдем в другую школу.

— Э-э, нет! Меня этот вариант не устраивает! — озвучил Белов и мою точку зрения.

А Макс будто его и не расслышал:

— Или вообще можем отсюда уехать. Мы тут уже нашли то, что искали. Нас тут больше ничего не держит.

Все замерли и уставились на него. Но я свое возмущение скрывать не собиралась:

— Вот так просто, да? — даже повысила голос. — Ничего не держит?! То есть для тебя ничего не значат друзья? Уедешь и даже не вспомнишь про нас?!

— А чего мне про вас вспоминать? — он ответил настолько серьезно, что холодом обдало.

Тут уже вмешалась и Мира:

— Знаешь, брат, ты что-то перегибаешь. Дашка легко заставляет тебя улыбнуться, а Костик вообще выбил из тебя смех! Если я куда-то и поеду, то только с этими двумя в багажнике! Разве ты не видишь, что они тебе тоже стали близкими? Это твой выход, кроме меня, идиот!

Белов просто выкрикнул возмущенное:

— Да! — и тут же умолк, не находя дополнительных доводов.

Я почувствовала, как слегка дрогнула рука Макса. Думаю, это означало, что он злится или очень взволнован. При этом лицо и голос оставались предельно спокойными:

— Сестра, это не мой выход, а твой. Может, тогда пора меня отпустить, раз ты наконец-то полностью социализировалась? С Костей у вас… не знаю, что там у вас намечается. А Даша — твой первый настоящий друг…

— Макс! — я задохнулась. — Да, я друг Миры! Но я и твой друг, если что! Прекрати уже быть таким гадом!

Он повернулся ко мне, а в радужках блеснуло нечто серое, как стальная молния:

— Друг? Серьезно? Ты правда думаешь, что с друзьями так целуются? Ничего не смущает? — он зачем-то хотел поддеть меня. Не знаю, что на него нашло. Видимо, он хотел использовать этот шанс, чтобы вернуться в Москву, а сестру оставить на нас. Или разругаться со всеми, считая, что представляет для нас угрозу.