– Ладно. – Борька уселся в кресло, чтобы хоть как-то успокоить расшалившиеся нервишки, и решил быть откровенным с приятелем: – Мне казалось, что Алена в прошлом, но, когда я снова услышал ее голос, во мне словно что-то взорвалось.

– И? – приподнял бровь Белый.

– И теперь я все время о ней думаю.

– Я всегда знал, что у вас так просто не кончится, – с обезоруживающей прямотой рубанул Серега.

Борька кисло поморщился:

– Знаешь, я чувствую себя виноватым. Мне Варька нравится. Если честно, мне никакая другая девчонка не нужна, но…

– Но ты все еще неровно дышишь при имени Алена, – закончил за него друг.

– Нет. Наверное, – смутился Борька. И продолжил, уговаривая себя с каким-то отчаянием: – Что здесь такого? Всего лишь остановка на четыре часа.

– Наверное, ничего, – проникся его беспокойством приятель. – Встретитесь, пообщаетесь между рейсами. Все-таки в одном классе учились… помимо всего прочего, – после едва различимой паузы добавил Сергей.

– Вот именно, – горячо поддержал Борька. – Она отправится в Эмираты за новыми впечатлениями, а моя жизнь вернется в привычное русло.


Борька настраивал себя на эту волну до тех пор, пока не услышал из динамика хорошо поставленный женский голос:

– Совершил посадку самолет из Новосибирска, рейс сто тридцать семь.

Дальше все его мысли замерзли на уровне одной: когда же он увидит Алену?.. когда же он увидит Алену?..

Он то и дело поглядывал на часы, раздраженно думая, что секунды бегут слишком медленно. Но вот примерно через полчаса она появилась, стремительная, порывистая, как всегда. С такими же длинными светлыми волосами, которые, казалось, догоняют ее и не могут догнать. И все же это была не она…. Не та Алена, образ которой он помнил и хранил глубоко в памяти. Это была совсем иная девушка, более уверенная в себе, в классном прикиде: белые джинсы с низким, пожалуй, даже рискованно низким поясом, короткий, в обтяжку, топик. – Она улыбалась. Она улыбалась так, что могла ослепить этой счастливой улыбкой, которой раньше у нее не было. Боковым зрением Боря заметил ее сопровождающего – Вадима Петровича. Вот он ничуть не изменился. Разве что помолодел в окружении новой семьи. Боря шагнул к турникету, не зная, что сказать, что сделать. Алена нашлась первой.

– Борька! Как же я рада тебя видеть! – выкрикнула она, возбужденно смеясь. – Ну, ты так и будешь стоять истуканом или все же поцелуешь меня?

И это тоже было так не похоже на прежнюю Алену, что Борька беспрекословно подчинился и приложился губами к ее теплой, пахнущей персиками щеке, невзирая на присутствие родителя.

– Потрясно выглядишь, – пробормотал он, заливаясь румянцем.

– Правда? – рассмеялась Алена еще звонче, беря его под руку. – А мы никуда не летим сегодня. Верно, пап? – Она обернулась к отцу.

Тот следил за получением багажа и поэтому ответил рассеянно:

– Да, похоже, придется задержаться.

– Как же так? – растерялся Борька.

Он думал, что к девяти вечера все уже будет кончено. Он проводит ее в Шереметьево-2, они посидят в кафе здания аэропорта, возможно, пройдутся по близлежащим окрестностям, а потом, как в песне поется:

Растворился удаляющийся лайнер,

И надрывно прокричала чайка вдруг.

К берегам другим уносится печальный,

Но такой мне близкий друг…

А выходит, лайнер отменяется?

– Ты вроде говорила, что у вас путевки уже на руках, – вспомнил Борька.

Мысль о том, что Алена остается в Москве, пусть и ненадолго, в голове не укладывалась.

– Путевки на руках, – тряхнула золотистыми волосами Алена. – Но для нас это не проблема, прилетим на курорт чуть позже. А может, и вообще новые путевки купим. У папы какие-то срочные переговоры в правительстве наметились. Да, пап?

– Да, Ален. – Вадим Петрович разговаривал по мобильному телефону.

– Я сама об этом только утром сегодня узнала, перед самым вылетом, – добавила Лена, восхищенно и гордо поглядывая на отца.

– Что же ты мне не перезвонила?

– А это что-нибудь меняет? – удивленно спросила Лена.

Боря задумался всего лишь на миг:

– Нет, не меняет.

Его глаза встретились с ее светлыми, прозрачно-голубыми глазами. А потом все закрутилось с бешеной скоростью. Лена предложила поехать Борьке к ним домой. И пока папа будет занят своими делами, он, Боря, поможет Лене привести квартиру в божеский вид.

Борька не мог отказать Алене. Это было бы некрасиво с его стороны, впрочем, тогда ему это даже на ум не пришло. Все казалось вполне логичным и правильным. К кому же, как не к нему, обращаться с подобной просьбой?

Они втроем вышли на улицу, и Борька растерянно отступил. Конечно, нельзя сказать, что роскошь была ему незнакома, но здесь…

– Ну и тачка! Невероятный кусок железа! – не смог сдержать восхищения Борька, увидев подогнанный для Драгомиловых лимузин.

– Ну и чего ты открыл рот, Шустов-младший? – хмыкнул Вадим Петрович, прежде чем ненавязчиво распорядиться: – Давайте устраивайтесь сзади. Думаю, вам есть о чем поболтать. – После чего обратился к водителю: – Сначала закинем ребят домой, а потом сразу в центр.

Потрясенный Борька утонул в мягком кожаном сиденье, стараясь незаметно рассмотреть шикарный салон. Тут тебе и телефон, и бар, и даже факс.

– Сзади еще бассейн плавательный, – насмешливо бросила Алена и захихикала, когда он недоверчиво обернулся.

– Это второй папин кабинет, иногда ему приходится работать в машине, – пояснила Алена уже серьезно.

Борька кивнул: это понятно – и подумал про себя: «А у нее появилось своеобразное чувство юмора». Но вскоре он сосредоточился совсем на иных ощущениях. Сидя рядом с Аленой, вдыхая аромат ее духов, слыша ее голос, Борька словно пребывал под властью ее магического очарования. Он ощущал на себе колдовские путы, приятно сдавливающие грудь и лишающие воли. Стоит ли удивляться, что образ Вари стал медленно тускнеть, не смея конкурировать с Аленой.

Оказавшись в квартире Серовых, Борька огляделся и почти сразу же испытал разочарование. У него даже настроение слегка упало. Это была уже не та квартира, где он провел столько счастливых часов. Здесь на славу потрудились дизайнеры, был сделан евроремонт, исчезла старая обстановка, а вместе с ней исчез и своеобразный дух и уют этого жилища. Оно стало безликим, слепленным под стандартную копирку – арки, подсветки, натянутые потолки. Уж кто-кто, а Борька, собирающийся в строительный институт по стопам отца, в этом неплохо разбирался. Впрочем, помогая Алене снимать чехлы с мягкой мебели, сохранившей запах новенькой кожи, Борька понял одну простую истину: скорее всего, он жалеет не о старом, проваленном диване, исчезнувшем на свалке, а о том времени, которое обратно не вернешь.

А потом, когда все более-менее было приведено в порядок, Алена сказала:

– Борь, я так давно здесь не была. Пойдем погуляем? На Красную площадь сходим, заодно в «Макдоналдсе» на Тверской чего-нибудь перекусим.

– Пошли, – охотно согласился он.

И опять Борька не увидел в этом желании ничего необычного. Алена соскучилась по Москве. Разумеется, ей хочется пройтись, вспомнить старое, увидеть новое. Его сознание подтачивало что-то другое. Не в его характере было паниковать, но Борьку с каждой пройденной минутой будто в какую-то воронку затягивало, и он понятия не имел, как из нее выбраться.

5

– Варь, пойми: еще год, и все. Следующая остановка – реальный мир. Сергей Васильевич предлагает отличный вариант. Год позанимаешься в его группе, поможешь ему на кафедре, это сыграет свою положительную роль при поступлении.

– И что? Если я не поступлю в твою Академию печати, ты разочаруешься во мне, да? Давай, пап, говори правду! – Варя в сердцах бросила вилку на стол. Все равно она не ужинала, а только делала вид, что ест.

– Правду? – Анатолий Семенович вскинул седеющую голову.

– Да, – сказала Варя, встретившись с отцом взглядом.

– Правда такова, – выждав небольшую паузу, начал тот. – Больше всего я хочу видеть, как ты улыбаешься, а не хмуришь брови. Будешь ты поступать в институт или не будешь, решать тебе. В конце концов, психология и жизнь утверждают, что влияние родителей на собственных детей заканчивается примерно в пятнадцатилетнем возрасте, а дальше мы можем только любить вас и оказывать вам поддержку, разрешая при этом делать ошибки и расплачиваться за них. Можно, конечно, подавать вам положительный личный пример, что, как мне кажется, мы с мамой и делаем, но это уже отдельная тема.

Вести философские дискуссии с отцом о смысле жизни в ее нынешнем душевном состоянии Варе не хотелось. Все ее силы были направлены на другое. Она встала, резко отодвинув стул.

– Спасибо за ужин и вдохновляющую речь. Именно ее-то мне и не хватало, – проворчала Варя себе под нос уже на выходе из кухни.

– Я все слышу! – крикнул ей в спину отец.

– Кто бы сомневался, – бросила Варя, захлопнув за собой дверь собственной комнаты.

– Что это с ней? – Анатолий Семенович удивленно посмотрел на жену.

Его дочь крайне редко ощетинивалась иголками, у нее был покладистый, ровный характер.

Екатерина Андреевна лишь пожала плечами. Она, конечно же, заметила, что с Варей весь вечер творится что-то неладное. Но не стала приставать к ней с расспросами, знала: дочь успокоится и сама все расскажет. В доме у них секреты в шкафу не прятали, здесь делились всем – и горестями, и радостями, и победами, и поражениями, потому что у каждого в жизни есть свои взлеты и свои падения.

Оказавшись в своей комнате, Варя первым делом взглянула на циферблат будильника. Она ждала звонка от Бори. Она надеялась, что он позвонит. И звонок действительно раздался. Минут через пятнадцать.

– Варь, тебя Даша. – Мама заглянула к ней в комнату, протянула трубку и тут же деликатно вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

– Ну что? Звонил? – спросила без всякой преамбулы Даша.