Эдит, стоявшая на пороге рядом с Элоизой и смотревшая, как новый управляющий торопится назад к своим амбарам, энергично потерла рукава платья.

— У меня такое чувство, будто я не мылась целый месяц.


Утром Перил стоял у воды, приводящей в движение мельничное колесо, и мрачно смотрел на обломки. Подняв пару кусков расщепленного дерева, он внимательно изучил их, затем передал Саймону и Уильяму.

— Я начинаю работу на рассвете, — в десятый уже раз говорил мельник, утирая нос рукавом. — Пришел… а тут все разломано. С этим колесом работал еще мой отец. И его отец тоже.

Он закрыл лицо руками, не желая показывать слезы жене, двум своим ученикам и нескольким клиентам. Раздалось знакомое бормотание:

— Проклятие…

— Злые духи…

— Любовница Энн…

— Никакого проклятия нет! — в ярости вскричал граф, подходя к людям. — Это сломано умышленно… человеческими руками. Вы что, сами не видите?

— Но кто сделал такое с моим колесом? — недоверчиво спросил мельник. — Кому это нужно?

— Я по опыту знаю, что всякая поломка кому-то выгодна, — ответил Перил.

Он пристально изучал ближайшие заросли, думая о ворах, прячущихся на землях Клэкстона. Они наверняка видели… или были предупреждены о его патрулях, которые прочесывают местность на юге и западе, поэтому обошли их, чтобы грабить и разрушать его северные владения.

— Тогда мы должны задать себе вопрос: кто получит выгоду от поломки мельницы в Уитморе и отсутствия муки для выпечки хлеба? — сказал Саймон, подходя с Уильямом Райтом к воде.

— Кто хочет видеть Уитмор опустошенным и голодным? — подхватил Уильям.

— Только один человек, — ответил Перил, вспомнив злобное лицо Клэкстона. — Почему мы во всем виним злых духов или «проклятие», когда у наших границ затаился граф

Клэкстон! — Он повернулся к своим друзьям и добавил, понизив голос: — Его прихвостни все больше наглеют. Мы должны их проучить.

Мельник, утирая слезы, поспешил за графом, направлявшимся к своему жеребцу.

— Но что же делать, милорд? Нам ведь нужна мельница, чтобы молоть зерно.

— Мы построим другую. Я пришлю сюда плотника и жестянщика, пусть осмотрят старое колесо. И еще я прикажу Хедрику найти маленькое колесо. Его мой отец держал в замке на случай осады.

— Пока суд да дело, почему бы нам, милорд, не очистить пруд и не произвести некоторые усовершенствования на мельнице? — раздался за его спиной знакомый голос.

Обернувшись, граф увидел Элоизу, сидящую верхом на Сэре Артуре.

— Что ты здесь делаешь? — недовольно спросил он, затем огляделся вокруг, чтобы увидеть ее свиту, но не обнаружил никого.

— Я узнала, что сломано колесо, и захотела посмотреть, не могу ли я чем-то помочь. Я слышала о новом колесе, где вода льется вниз, что позволяет улучшить…

— Вы нужны в замке, леди, а не здесь, — холодно прервал ее граф.

Он страдал оттого, что вчера она его избегала, а ночью повернулась к нему спиной, словно он не был ее мужем. Потом она долго молилась, слишком долго — чтобы досадить ему — и в конце концов отослала его проверить ночной патруль. И вот теперь она снова диктовала ему, как он должен поступить!

— Никогда не выезжай из замка одна. Никогда, слышишь?

— Я подумала…

— Не надо думать, — разозлился он. — Тебя все это не касается, а твои прогулки без эскорта могут привести к беде.

— Я просто хотела…

— Знаете, милорд, — вмешался Саймон, пытаясь отвлечь графа, — если новое колесо будет лучше старого, возможно…

— Я уверен, Хедрик Хайд все учтет и примет решение! — рявкнул Перил в ответ.

— Тогда по крайней мере скажите ему, чтобы он, прежде чем принимать решение, посоветовался с сэром Саймоном, — подала голос Элоиза, заставив мужа повернуться к ней.

— С кем он будет советоваться и будет ли советоваться вообще, не ваша забота, миледи. Я полагал, что выразился достаточно ясно.

— Разумеется, милорд.

Вспыхнув, она резко повернула Сэра Артура и поскакала к замку. Она не слышала, как граф приказал Уильяму сопровождать ее.

Элоизе хотелось быть хоть чем-то полезной, но один звук ее голоса мгновенно вызывал у Перила желание противиться всему, что бы она ни предлагала. Она понимала, чего он добивается, но не могла этому помешать. Он намерен превратить ее в унылое, безликое существо, преисполненное добродетели днем и вожделения ночью… Представляющее для него не большую ценность, чем обглоданная за ужином кость. Или в простую служанку.

Отношения между ними ухудшались с каждым днем. Вчера за столом он едва сказал ей пару слов. После ужина он сразу отправился в их комнату, где и провел остаток вечера. Когда она в сопровождении новой горничной поднималась по ступенькам к кровати, он с негодованием наблюдал, как она давала указания Роуз, и выскочил из комнаты, хлопнув дверью. Он требовал, чтобы она вела себя более женственно, а когда она подчинялась, он, кажется, лишь еще сильнее начинал ненавидеть ее. Она слышала, как он поднялся на верхнюю площадку недостроенной башни и полночи вышагивал там. Когда наконец он вернулся, она решила не показывать ему, что расстроена его отсутствием, и притворилась спящей.


Поднимаясь на последний холм перед деревней, Элоиза слегка придержала лошадь, чтобы Уильям Райт смог догнать ее. Какое-то время они ехали молча, затем она попросила его помочь ей спешиться и отвести Сэра Артура в конюшню, потому что остаток пути ей захотелось проделать пешком.

— Его сиятельство приказал мне сопровождать вас, — напомнил Уильям.

— Но тут уже недалеко…

Элоиза посмотрела на его широкое доброе лицо, в глазах у нее блеснули слезы, и она поспешно отвернулась. Должно быть, Уильям это заметил, потому как молча взял Сэра Артура под уздцы и вскоре исчез за воротами замка. Едва он скрылся из виду, Элоиза повернула налево, обошла деревню и направилась к лесу.

На опушке она услышала какое-то движение и скользнула за ствол ближайшего дерева. Рядом мелькнуло что-то яркое… красное… затем блеснул золотой лучик… и к ней вышла женщина с длинными распущенными волосами.

— Ты здесь, маленькая сестра?

Это была незнакомка, которая проявила к ней сочувствие в тот день, когда Элоиза узнала, что никогда не станет монахиней. «

— Кто вы? — настороженно спросила она, выходя из-за дерева. — Что вы тут делаете?

— К сожалению, нас еще не представили друг другу, — усмехнулась женщина и подошла ближе. На ней было красное платье, а в ушах золотые кольца. — Многие называют меня Хильдегард. А что касается моего пребывания здесь… Я устала жить в одиночестве и подумала, что, возможно, найду себе место в деревне. — Она внимательно оглядела Элоизу. — Ты больше не носишь покрывало.

— Я уже не послушница. Теперь я жена и хозяйка. Леди Элоиза.

— И не очень счастлива, — проницательно заметила Хильдегард.

— Я была бы много счастливее… если бы мой супруг меня любил.

Почему этой странной женщине она могла сказать то, чего не сказала бы никому на свете?

— Твой муж что — слеп и глуп? — Хильдегард положила ей руку на плечо. — Не любить такую красивую девушку, как ты? По-моему, он должен благодарить судьбу, что ты его жена.

— Может, он и любит меня. — Элоиза с трудом выталкивала застревавшие в горле слова. — Он просто не любит меня такую.

Похоже, Хильдегард поняла, что она имеет в виду, ибо сочувственно покачала головой. Женщины подошли к ручью, сели на поваленное дерево, и Элоиза рассказала ей свою историю с самого начала, ничего не утаив.

— Я упряма, — говорила она, вытирая слезы рукавом. — Я смелая, дерзкая, откровенная и непокорная. Я была плохой послушницей. И возможно, стала бы плохой монахиней. Но как жена я, наверное, еще хуже. Всегда сую нос куда не следует, не могу быть скромной, не умею молчать. А он хочет, чтобы у него была добродетельная, простодушная, со всем согласна;! жена. Мне тут не место. Я не знаю, есть ли мне вообще где-нибудь место… Я не принадлежу ни Христу, ни графу. — Элоиза вздрогнула от неожиданности, услышав тихий смех.

— О, моя девочка… тебе еще столько предстоит узнать. — Хильдегард с такой искренней добротой смотрела на нее, что Элоиза ей поверила. — Пойдем со мной. Позволь дать тебе главный урок.

— Что? — спросила Элоиза, когда Хильдегард потянула ее за собой по неприметной лесной тропе. — Подожди, куда ты меня ведешь?

— Туда, где встречаются земля и небо. Туда, где солнечный свет разгоняет тьму. — Она помолчала и торжественно произнесла: — Там, моя девочка, ты узнаешь, где твое место.

Они шли долго, казалось, целую вечность, пока не оказались перед холмом, настолько крутым, что им пришлось карабкаться вверх, подняв юбки. Хильдегард, несмотря на возраст, первой добралась до вершины, и когда Элоиза присоединилась к ней, они долго стояли рядом на краю утеса, глядя на долину, покрытую лугами и пастбищами.

Солнце было таким ярким, небо таким голубым, что у Элоизы заболели глаза. Весенняя зелень была нежной, слегка подернутая желтизной… Она глубоко вдохнула в себя запахи влажной земли и молодой травы.

— Распусти волосы, — приказала Хильдегард, — и разденься.

После секундного колебания Элоиза вынула шпильки, развязала шнурок и передала их Хильдегард. Затем сняла голубое платье, обувь, тряхнула головой и, когда волосы рассыпались по плечам, широко развела руки, позволяя легкому ветерку наполнить ее рубашку. Странно было… даже неприлично… ощущать скольжение рубашки по голому телу… это как… но она тут же прогнала мысль о графе.

Хильдегард велела ей закрыть глаза, подошла к ней, встала рядом, говоря тихо, почти беззвучно:

— Ты чувствуешь лучи солнца на лице? Это ласка твоей матери, Элоиза, матери всей жизни, источника света. Ты чувствуешь ветер в своих волосах? Он приветствует тебя как сестру. Ты чувствуешь весну, пробуждающуюся в земле, траве, лесной зелени? Она пробуждается и в тебе, Элоиза. Ты часть этого нового рождения, этой весны. Где твое место, Элоиза?