Седжвик. Боже правый! От него и так никакой пользы, а теперь он еще больше осложняет ему жизнь.

— Сознавая, насколько трудно в это опасное время и урожай вырастить, и денег прикопить, я решил напомнить тебе о своем предложении насчет тех сорока акров земли вдоль границы наших владений.

— Убирайся к дьяволу со своим предложением! — У графа чесались руки от желания стереть усмешку с лица этого ублюдка. — Да я скорее заживо сгнил бы в темнице у турок, чем отдал бы тебе хоть что-то из своего имущества.

— Не будь дураком, Уитмор. — Обходительность Клэкстона вдруг исчезла, уступив место откровенной злобе. — Ты не можешь заплатить королю и знаешь это. Он уже в ярости… Он заберет в качестве оплаты не только эти сорок акров, но и гораздо больше. Король выжмет тебя досуха. Продай землю мне. Заплати свои проклятые налоги, а на оставшиеся деньги вычисти зловонный свинарник, в котором ты живешь.

— Убирайся! — Перил толкнул его плечом. — Проваливай с моей земли!

Двое на лестнице хотели было кинуться на помощь своему лорду, но Майкл с Саймоном быстро их утихомирили. Столкновение вызвало реакцию за дверями и во внутреннем дворике, где на удар тут же отвечали ударом, а сила встретила твердый отпор.

Клэкстон удержался на ногах и злобно смерил графа убийственным взглядом, оценивая свои шансы. Нет, имея при себе всего несколько человек, он не справится с Пери-лом в его собственном замке, хотя тот и ранен.

— Ты еще пожалеешь об этом, Уитмор, — прошипел он.

Граф шаг за шагом теснил его к двери, однако на площадке лестницы, прикрытый своими людьми, Клэкстон прорычал:

— Земли не долго останутся твоими! Уж король об этом позаботится. Тогда я непременно окажусь здесь, чтобы посмотреть на тебя голого, безземельного и нищего.

— Убирайся к дьяволу, Клэкстон! Уверен, дорогу ты знаешь.

Перил смотрел, как сосед выбежал из зала, вскочил на коня, огрел его хлыстом и понесся к воротам. Когда негодяй скрылся из виду, граф направил весь свой гнев на себя.

Он ведь знал о грозящем несчастье… о долгах… о том, что нельзя оставлять Седжвика на хозяйстве в свое отсутствие… Король, осведомленный о бедственном положении Уитмора, ждал, что он сможет поправить дела поместья. Но минуло целых два года, а, несмотря на все его усилия, тут ничего не изменилось. Он также знал, что Клэкстон связан с Бромли и что король прислушивается к мнению своего казначея. Ему следовало трудиться день и ночь… решить что-нибудь по поводу Седжвика… он должен был сам надзирать за пахотой и севом, за стадами овец… за соответствующим хранением семян… лично отобрать несколько лошадей для работы в поле… Должен был проследить, чтобы после долгой зимы убрали вонючие отходы из главного зала… и поменяли наконец сгнившую посуду…

Элоиза стояла в двух шагах от него, поэтому видела, как его гнев перешел в отчаяние, плечи опустились, голова поникла. Ощутив свинцовую тяжесть в желудке, она представила, как должен чувствовать себя граф. Неприятности с королем. Абсолютное безденежье. Куда ни глянь, везде разложение, нищета, покорность судьбе. Жесткое давление со стороны алчного, злого соседа. Беспомощность, трусость и лень живущих в замке.

Горло у Элоизы перехватило, кулаки сжались.

Одинокий, несчастный, пытающийся бороться в одиночку человек… Не невеста ему нужна, а волшебник.

Или аббатиса.

— Вы могли бы избавить себя от многих неприятностей, ваше сиятельство, продав ему землю, а на вырученные деньги заплатить налоги королю и перестроить свой дом, — проговорила Элоиза, подходя к нему.

Перил нахмурился.

— Продать этому ублюдку самую плодородную землю Уитмора?! Вы могли бы избавить меня от лишних хлопот, сестра, если бы держали свое мнение при себе. Особенно когда вы не знаете, о чем говорите. — Он с трудом сдерживал ярость и отчаяние.

— О, к сожалению, я знаю, ибо уже две недели знакомлюсь с вашим поместьем… запущенным, грязным залом и замызганной кухней… оскудевшими кладовыми и развалившимися амбарами… пустой ткацкой и холодной кузницей. А вот чего я действительно не знаю, так это того, что вы делаете, чтобы исправить столь удручающее положение.

Граф покраснел от злости.

— Я не домашняя прислуга и не кухарка, чтобы отвечать за…

— О, именно вы отвечаете, сэр, за все это.

— Я — лорд, а не управляющий, который должен за всем следить.

— Будь вы управляющим, это не составило бы вам особого труда. Но ваши люди много не наработали. Они даже не пытаются что-то делать.

— И вы смеете считать меня ответственным за их лень?

— Конечно. Ведь по вашему приказу управляющий должен покупать, продавать и контролировать всю продукцию, экономка — руководить прислугой, старший конюх — отбирать, скрещивать и торговать лошадьми, а ткачи — прясть и ткать. Если ничего этого не делается, значит, вы не отдали нужных приказов.

— По-вашему, стоит отдать приказ — и все будет в порядке? — грустно засмеялся он.

— По крайней мере что-то изменится. — Элоиза подавила желание прикоснуться к нему. — Ваши люди нуждаются не столько в невесте, сколько в вас.

Резкие черты его лица вдруг смягчились, глаза потемнели и странно блеснули, как будто внутри у него лопнула натянутая струна.

— Я — воин… а не пахарь, не кузнец и не пастух.

До тех пор пока он так думает, вздохнула Элоиза, все останется по-прежнему.

— Вы никогда не станете настоящим хозяином Уитмора, если не будете тем, другим или третьим. Быть хозяином своих владений — означает быть частью их жизни. И если вы намерены возродить былое могущество, приведите сюда жену, наполните дом радостью, процветанием, детьми… У вас впереди много работы, милорд.

— Это что, ультиматум? — рявкнул он, разозлившись.

— Скажем… очень настойчивый совет.

Что ж, она сделала все, чтобы заставить его наконец заняться решением неотложных проблем, а не продолжать бездействовать, что привело Уитмор, его отца да и его самого в столь незавидное положение.

«Пожалуйста, — умоляла она всех святых на небесах, — помогите ему. Помогите ему сделать правильный выбор. Помогите ему сделать Уитмор своим домом».

Это и было сутью экзамена, ради которого она сюда приехала. Испытание мужчины. Испытание сердца. Испытание его характера.

Она затаила дыхание. Ожидая. Надеясь.

Когда он устремил на нее изучающий взгляд, Элоиза стала молить Бога о том, чтобы граф не заметил следы переживаний на ее лице, ибо в этот момент ему требовалась хладнокровная аббатиса, а не влюбленная в него женщина.

Молчание затянулось.

— И если я приму ваш совет, — наконец чуть слышно произнес он, — с чего мне следует начать?

Она глубоко вздохнула.

— Думаю, с поиска управляющего, который знает, какое сейчас время года на дворе, и хранительницы ключей, помнящей, от какой они двери.

Седжвик, с полнейшим равнодушием выслушав сообщение, что он больше не управляющий, повернулся на другой бок и громко захрапел. Зато мадам не пожелала открыть дверь, разговаривала через служанку и не хотела отдавать ключи. Но Элоиза настояла на том, чтобы ее пустили в комнату, мотивируя это тем, что ей надо поговорить с мадам лично. Переступив наконец порог, они с графом онемели от изумления при виде королевской роскоши, в которой жила экономка. Великолепные гобелены на стенах, резные кресла и стол, позолоченная кушетка с подголовником, бархатные подушки, стеганые одеяла, набитые гусиным пухом, резные гребни и щетки из слоновой кости, серебряный кувшин и кубки, чеканный медный кувшин для воды и таз. Каменный пол безукоризненно вымыт, а высушенные розы, клевер и гелиотроп в медных проволочных футлярчиках наполняли воздух нежным ароматом.

Мадам сидела на своей кушетке, но, увидев графа, смутилась и попыталась встать. Но тот остановил ее и молча сел на скамью рядом с кушеткой.

— Откуда все это, мадам? — удивленно спросил он.

— Ваша матушка, сеньор. Она была настоящая леди. А ваш отец… — Мадам Флермор отвернулась и сплюнула, как будто даже упоминание о нем осквернило ее рот. — Когда она умерла, он приказал выбросить из замка все ее вещи. Я принесла сюда ее самые любимые и с тех пор их храню.

Перил растерянно осмотрел комнату. Что заставило вконец свихнувшегося отца выкинуть из дома прекрасную мебель, которая делала его милым и уютным?

— Вы добросовестно выполнили свою обязанность, мадам, — хрипло произнес он. — Теперь я хочу освободить вас от тяжелой связки ключей, чтобы вы могли спокойно отдыхать.

Взглянув на него со слезами в выцветших от старости глазах, экономка поманила скрюченным пальцем служанку, и та принесла огромное кольцо с ключами. Правда, на вопрос, что каждый из них отпирает, мадам лишь недоуменно пожала плечами. В результате удалось определить назначение лишь трех ключей, блестевших от частого употребления. Она вспомнила, что они от кладовой с продуктами, коптильни, а «сладкий ключ» — от помещения, где хранились мед и несколько брусков прессованного сахара.

Когда они вышли за дверь, Перил остановился, изучая тяжелое железное кольцо.

— Вот, теперь ключи у меня, и что я должен с ними делать?

— Пользоваться ими, ваше сиятельство, — ответила сестра Элоиза и спрятала руки в рукава. — Узнайте, что они открывают, и тщательно осмотрите свои владения. И первым делом найдите в Уитморе что-нибудь такое, что вызовет интерес у жадного короля.

Все утро они подбирали ключи к замкам, осматривали запущенные сараи и нежилую часть дома, но ничего не нашли. Многие кладовые вовсе не имели замков — если там и было что-то ценное, оно давным-давно исчезло. Замки, которые еще остались, настолько проржавели, что их не брал ни один ключ, и чтобы открыть дверь, их пришлось бы выбить из створки зубилом.

Около полудня они наскоро перекусили, и Элоиза предложила графу исследовать корзину с пергаментными свитками, которые он вынес из комнаты Седжвика. В них были указаны расходы на каждую необходимую покупку для домашнего хозяйства, продуктивность каждого участка возделанной земли и каждого стада. К счастью, престарелый Седжвик обладал кое-какими познаниями в бухгалтерии, и, несмотря на его неразборчивый почерк, Элоиза смогла представить, а затем объяснить Перилу, каким образом за последние двадцать лет пришло в упадок его хозяйство.