Майкл неловко поклонился. При попытке вести себя галантно его лицо отразило, чего это ему стоило.

— Идем, Блэкуэлл, пока я не утащил тебя, иначе Роуэн тебя убьет.

Эш пришел в замешательство.

— Роуэн — доктор. Я не видел, чтобы он убил хотя бы мышь. — Тем не менее, он попятился к выходу. — Искренне прошу меня простить, если обидел вас. Я просто хотел пошутить, но жена постоянно говорит, что я невыносимый. Майкл прав. Нам пора. Я дам Картеру знать, что мы…

— Мистер Блэкуэлл! Мистер Радерфорд! — поздоровалась с ними с порога миссис Эванс. — Я не знала, что вы пришли! Как давно? Я бы отправила вам поднос… — Тут она заметила Гейл, и ее радость сменилась на сухое неодобрение. — Я вас искала, но никак не ожидала увидеть здесь, мисс Реншоу.

Гейл изо всех сил старалась не выглядеть как провинившаяся школьница, которую директриса застала в неположенном месте.

— Вы меня искали?

— Флоренс только что спустилась сверху и сообщила, что в лаборатории доктора Уэста что-то выкипает, и без всякого присмотра!

— О! — Не оглянувшись на гостей, Гейл в немом недоумении бросилась вон. — О Боже!

И помчалась вверх, перепрыгивая через ступеньки.

«Лекарство! Я не могла оставить его на плитке, не могла. Утренняя работа. И хуже того, я могла из-за своей халатности спалить дом!»

Как миссис Эванс и описывала, содержимое сосуда на плитке бурно кипело, переливаясь через край коричневым водопадом, и пахло скорее как горелая обувная кожа, чем лимонный бальзам. Второй мыслью было то, что на уборку следов этого происшествия у нее уйдет весь остаток дня, а вот запах и за несколько дней не выветрится. Гейл чуть не плакала. Схватив кожаную прихватку, она сняла сосуд с газовой горелки, разбрызгав коричневую жижу по столу и полу.

«Все погибло».

Звонок колокольчика весело оповестил ее о возвращении Роуэна. В ответ она могла лишь вздохнуть. Поскольку внизу находились его друзья, спускаться она не торопилась. До сего момента она не слышала, чтобы к нему приходили гости. Мистер Блэкуэлл и мистер Радерфорд наверняка отвлекут Роуэна на какое-то время, прежде чем он поднимется в лабораторию, чтобы узнать, как у нее обстоят дела.

Но у Роуэна, очевидно, имелись свои взгляды на этот счет.

Когда он вошел, она стояла на четвереньках под столом, отскребая от половиц вязкую, как деготь, субстанцию. Гейл с трудом удержалась от стона. Застигнутая в таком положении, она испытала крайнее смущение и какую-то долю секунды даже понадеялась, что он ее не заметит.

— Мисс Реншоу?

Его ноги замерли напротив нее.

Она закрыла глаза, словно хотела, чтобы он исчез.

— Я… я не ожидала, что вы так скоро вернетесь.

«О Господи, умоляю, не дай мне расплакаться! Сейчас скажет что-нибудь о невежественной рассеянности или о том, что женщин нельзя и близко подпускать к его восхитительной лаборатории… и что я возражу ему в ответ?»

Он наклонился и заглянул под стол.

— Вы в порядке?

Не доверяя своему голосу, она лишь кивнула.

— Можете назвать мне основные артерии предплечья и кисти?

Часто заморгав, она ответила:

— Плечевая артерия, локтевая, лучевая… пальцевая, пястная, глубокая и поверхностная ладонные дуги.

— Очень хорошо. — В знак одобрения он шлепнул ладонью по крышке стола. — Я буду у себя в кабинете, если вам что-то понадобится.

«Как будто он всегда разговаривает с женщинами, сидящими под столом… как будто я ничего не испортила…»

— Да… — ответила она, и потрясение уступило место благодарности. — Спасибо, доктор Уэст.

Он ушел, но Гейл оставалась под столом, боясь пошевелиться, чтобы не испортить момент.

«Думаю, что мы с ним, возможно, прошли переломный момент. Только хотелось бы знать, куда я иду».

Глава 11


В среду он принимал пациентов в своем кабинете на первом этаже. Рабочим давно было известно, что доктор Уэст никому не отказывает в помощи и не требует платы за свои услуги с тех, у кого нет средств. Его немногочисленные слуги знали о дневном распорядке, и все были наготове, чтобы в случае необходимости оказать помощь. Картер собирал карточки и составлял списки так, чтобы все попали на осмотр либо в заранее назначенный час, либо в порядке живой очереди. Лакей Барнаби вместе с Тео обеспечивали безопасность, а миссис Уилсон внизу пекла хлеб, чтобы накормить тех, чьей основной жалобой был голод.

В эту среду Роуэн решил включить в работу и мисс Реншоу. Учитывая вероятность сплетен, это был смелый шаг. Роуэн надеялся, что ее воспримут как сестру милосердия. В конце концов, он не мог до скончания веков держать ее взаперти, в лаборатории на третьем этаже.

Он велел ей надеть самое простое платье и белый фартук, чтобы ее присутствие не бросалось в глаза. Но все эти ухищрения не возымели действия. Ее самое простое платье желтовато-зеленого цвета выгодно оттеняло темные волосы и восхитительные глаза. Даже в большом, не по размеру, фартуке она выглядела потрясающе.

«Вы похожи на аристократическую красавицу в бедном одеянии, мисс Реншоу. Что ж, ваше место в первом ряду».

— Он плачет, доктор, — едва донесся до него сквозь крики несчастного младенца голос матери, и Роуэн улыбнулся.

— В самом деле, миссис Дорсетт. Вы посидите здесь, а я осмотрю этого громкоголосого молодого человека, может, он скажет нам, что его беспокоит. Иди ко мне, красавчик.

Он взял малыша из рук матери и подал Гейл знак, чтобы она подошла с ним к смотровому столу. Он нарочно говорил тихим голосом вместо того, чтобы стараться перекричать своего юного подопечного. — Мой стетоскоп — в первом ящике этого стола. Выньте его, и давайте послушаем легкие ребенка.

Гейл без труда нашла инструмент.

— Вот он.

— Я уже не глядя могу сказать, что у него много сил и чистый голос. Это хороший знак. — Он осторожно положил мальчика на стол, чтобы развернуть для осмотра. — Видите? У него хороший цвет кожных покровов, хотя лицо, заметно покрасневшее от натуги. Теперь послушаем… вот так… между криками… нет ли влажных хрипов… — Роуэн протянул трубку, чтобы и Гейл могла попробовать послушать. — Что-нибудь слышите? Дыхание свободное? Звук высокой частоты с легким приглушенным тоном при вдохе и выдохе. Да?

— Да!

— Таким образом, мы установили, что это не пневмония. Легкие у него здоровы. Мать не жаловалась ни на кашель, ни на температуру. Это основополагающее. Что дальше? Может, это просто колики. Нужно пощупать его животик. Мягкий он или напряженный?

Роуэн поднял на мальчике рубашонку и бережно обследовал животик. Потом подложил руку Гейл под свою и дал ей ощутить напряжение.

— Он как маленький барабанчик! — ахнула она.

— Бедный парень! Смотрите, как тянет вверх ножки! Бедолага, но это пройдет. — Он перевернул малыша, не отнимая от его животика своей теплой ладони, что давало временное облегчение. — Это колики, миссис Дор…

Роуэн замолчал, когда они оба увидели, что миссис Дорсетт, которой едва исполнилось семнадцать, уснула на стуле.

Гейл посмотрела на нее с сочувствием:

— Она сама еще ребенок. Ей что, никто не помогает?

Роуэн покачал головой.

— Она ничего об этом не говорила. — Он снова повернулся к столу. — Ладно, позвоните Барнаби и Флоренс, а пока будем ждать, я покажу несколько простых приемов, как помочь нашему пациенту. Видите? Можно использовать легкое тепло и давление руки. Иногда достаточно погладить кругообразными движениями его спинку или животик. То же самое можно делать и в сидячем положении, только при этом ребенок должен откинуться на спину и расслабиться. Это не лечение. Нужно, чтобы перед кормлением мать давала ему укропную воду и следила за своей диетой. Часто все само собой проходит, когда дети подрастают. Так что через месяц-два ее мучения могут закончиться.

Гейл позвонила в колокольчик, вызвав прислугу, затем бок о бок с Роуэном возилась с плачущим малышом, пока его крики не смолкли и он не впал в сон. Прибыл Барнаби и окинул сцену взглядом:

— Кого мне нужно забрать?

— Можете перенести миссис Дорсетт в библиотеку, не разбудив ее? Там темно и тихо, кушетка послужит ей идеальным местом, чтобы немного отдохнуть. Предупредите всех, чтобы не тревожили ее, ладно, Барнаби? И приглядите за ней, чтобы, когда проснется, не испугалась. Флоренс позаботится о ее мальчике, да, еще скажите Картеру, чтобы положил в ее корзинку несколько шиллингов, пока не ушла.

— С легкостью! — тихо ответил Барнаби и отступил в сторону, пропуская вперед Флоренс.

— О, какой славный мальчуган! — негромко воскликнула она, радуясь возможности забрать его из рук Гейл. — Я пригляжу за ним, доктор, не волнуйтесь! На кухне в это время дня тихо и тепло, и он побудет маленьким принцем, правда, сладкий?

Мать и дитя унесли отдыхать, а Роуэн написал Гейл инструкцию по приготовлению укропной воды, чтобы дать потом матери.

Так прошел день. Все его надежды, что менее благородные пациенты со своими жалобами оттолкнут ученицу, быстро испарились. Напротив, он обнаружил, что давно не получал такого удовольствия от среды. Гейл ко всему проявляла искренний интерес и задавала лишь уместные вопросы. Она быстро работала и не путалась под ногами. Утро пролетело незаметно, хотя в прихожей продолжали толпиться пациенты.

— А, мисс Фезерстоун!

Роуэн с улыбкой оторвал взгляд от стопки карточек. Эта пациентка будет настоящим испытанием для терпения любого ученика, и он сгорал от желания посмотреть, как Гейл отнесется к Аде Фезерстоун, потому что молодая женщина никогда не чувствовала себя хорошо, что бы ей ни говорили и ни делали. И никто не мог убедить ее, что она благополучно доживет до конца месяца. Старой деве было далеко за тридцать, брат оставил ей достаточно денег, чтобы жить с претензией, но маловато, чтобы обзавестись мужем или бороться с жалостью. Ада сделала здоровье или его отсутствие своей единственной целью. Знал Роуэн и о причудливом элементе романтических фантазий, которые Ада привносила в их еженедельные встречи, но думал, что лучше безобидно ей потворствовать, чем обижать.