— …Ты, наверное, шутишь? Шутка не очень удачная.

Шон раздраженно смотрел на старшего брата.

Оба находились в библиотеке дома, где сейчас жил Шон. Дома, который уже около века принадлежал семье Лассе-теров.

Не привыкший вставать с постели раньше середины дня и оттого находящийся в дурном расположении духа, Шон запахнул халат и повторил:

— Ты на ней женился? Что за чушь! Для этого дурацкого известия ты разбудил меня и потащил в эту комнату, не дав даже опохмелиться после вчерашнего?

— Я не шучу, — спокойно сказал Келл. — Это произошло вчера вечером. По специальной лицензии, которую я получил.

У Шона побледнели губы. Смотреть на это было неприятно. Некоторое время он молчал, потом ринулся к боковому столику, трясущейся рукой налил себе полный бокал виски и проглотил одним глотком.

Когда он заговорил, его голос дрожал от злобы.

— Ты сошел с ума? Я не могу поверить, что мой собственный брат предал меня… нанес мне такое оскорбление, приняв в нашу семью гнусную потаскуху, которая исковеркала всю мою жизнь.

Келл с трудом подавил гнев. Он знал, что разговор предстоит тяжелый, и готовил себя к этому. Он даже умиротворяюще протянул руку и потрепал Шона по волосам, как часто делал, когда тот был подростком.

— Это не предательство, Шон, а скорее помощь. Я спас тебя от тюрьмы. Тебе просто повезло, брат, что я сумел вовремя вмешаться… Не перебивай! Дай мне сказать… Возможно, ты не задумывался, что, оскорбляя мисс Кендрик, ты нанес оскорбление всему ее семейству. Они пришли в ярость и угрожали тебе судебным преследованием и еще Бог знает чем. Тебе хотелось бы попасть за решетку? Я не могу этого допустить.

Шон бросил на брата презрительный взгляд, в котором читалась горечь.

— Ты не мог найти другого способа? Я был о тебе лучшего мнения, Келл, будь ты проклят! Никогда не думал, что ты способен воткнуть нож мне в спину!

Он с размаху бросил хрустальный бокал в камин, а потом, сжав руками голову, опустился в кресло.

Келл ожидал подобного взрыва, он много чего ожидал от своего брата. И много чего видел, что вызывало у него негодование, злобу, желание плюнуть и разорвать с ним всякие отношения. Но он не делал этого, потому что жалел Шона, помня о его несчастном поруганном детстве. Жалость побеждала в нем все остальные чувства.

— Ты говоришь о других способах… — произнес он, стараясь держаться спокойно. — Но разве ты оставил мне какой-то выбор? Если бы не твое сумасшедшее намерение мстить ей, я никогда бы не предложил ей выйти за меня замуж.

— Она получила от меня то, что заслужила! Жалею, что не довел месть до конца.

— Не думаю, что она виновна в твоей беде. Если кто и виновен, то ее конюх. Да и то он всего-навсего пытался защитить свою хозяйку, с которой ты вел себя неподобающим образом.

— Она уже успела одурачить тебя, простак! Обвести вокруг пальца!

— Не думаю, что ты прав.

— Не прав? Ты веришь каждому ее слову и совсем не веришь мне, твоему кровному брату! Идешь у нее на поводу, как до тебя ходили десятки оболваненных ею! Она захватила тебя в свои сети так же, как их… Как меня…

— Ты ошибаешься, Шон, — повторил Келл.

Что еще мог он сказать этому полубезумному, не признающему никаких доводов человеку, с кем его объединяла общая кровь?

— Да, конечно. Я всегда ошибаюсь. Всегда не прав. Всегда и во всем плох… — В голосе Шона послышались рыдания, слезы наполнили глаза. — Ты просто украл ее у меня! — выкрикнул он. — Вот что ты сделал! А я любил ее, Келл…

Келл медленно покачал головой.

— Если бы любил, то не мог бы поступить с ней так, как поступил. Не мог бы подвергать ее насилию любого рода. Не мог обречь на то, чтобы она стала отверженной в своем обществе. Как наша с тобою мать… И ее мать тоже… — Он сжал кулаки. — Что бы там ни было, я не допущу, чтобы ее судьба была похожа на судьбу нашей матери.

Шон отвел глаза в сторону.

— Но я действительно любил мисс Кендрик, — сказал он каким-то детским, на удивление жалким голосом. — Клянусь тебе! И готов был сам жениться на ней.

— Однако она не захотела, Шон, и ты не нашел ничего более умного, как украсть ее из-под носа жениха! Избить, привязать к кровати, напоить наркотической бурдой и попытаться изнасиловать… Ничего себе любовь! И при этом еще полагал, что после всего этого она сразу полюбит тебя и согласится выйти замуж. Так?

Лицо Шона исказилось, на него было жалко смотреть. И Келл, который еще не выговорился, немного смягчил тон.

— Что ж, — продолжал он, — надо признать, кое-чего ты добился, братик. Можно считать, отомстил. Только за что? За то, что она тебя не полюбила? Но разве можно заставить любить? Подумай сам… Однако ты должен быть удовлетворен: ты лишил ее места в обществе, к которому она принадлежала. Это раз. Лишил мужа — это два. Не будем говорить о такой мелочи, как то, что ты поколебал ее веру в порядочность, честность и доброту многих людей… Впрочем, она и раньше была не слишком высокого мнения о людях. С самого детства. Чем тоже напоминает нас с тобой, брат.

Он засмеялся. В смехе были горечь и презрение. Когда он заговорил снова, в его голосе появилась несвойственная ему неуверенность.

— Конечно, я понимаю, брак со мной — невысокая честь, и мисс Кендрик шокирована моим положением в обществе. Но повторяю, в этом был хоть какой-то шанс для спасения ее репутации. Какая-то возможность хоть как-то объяснить случившееся. Без упоминания твоего имени и твоей чертовой роли во всем этом. И сейчас твоя обязанность, Шон, не вылезать со своим изложением событий — ни в трезвом, ни в пьяном виде. В последнем ты пребываешь чаще всего!.. А теперь слушай внимательно: мы придумали подходящую историю, и если ты осмелишься ее опровергнуть или извратить, то за твою судьбу я не ручаюсь. И в тюрьму к тебе приходить не буду, так и знай.

— Какая еще история? — спросил Шон слабым голосом. У него продолжала болеть голова после вчерашней попойки, бокал виски, который он осушил, не принес облегчения. Пить дальше он опасался, потому что хотел услышать и понять, о чем говорит Келл.

А Келл продолжал:

— Мы с мисс Кендрик были уже давно влюблены друг в друга… Не дергайся, черт тебя побери! Я впервые близко увидел ее только вчера вечером у себя в клубе… И это я похитил ее, не допустив до алтаря, потому что не представлял жизни без нее. И сделал я это, заметь, по обоюдному согласию. Хотя мы оба знали, что брак с владельцем игорного клуба, да еще полуирландцем, да еще обман герцога выводит ее за границы высшего света. Лишает прежнего статуса.

— Провались они со своим статусом! — рявкнул немного пришедший в себя Шон, презрительно скривив рот.

У него с братом зрела давнишняя неприязнь к сословным различиям. Вернее, к тем из высших слоев, кто эти различия возводил в догму. Наверное, подумал Келл, его брата оскорбил не только и не столько отказ Рейвен, как то, что предпочтение было отдано персоне из высшего света.

— Ну вот, собственно, это я и хотел тебе сообщить… И помни, что никаких оскорблений в адрес Рейвен я не потерплю, — добавил он твердо.

— Горите вы оба в аду! — яростно выкрикнул младший брат.

— Шон…

— Уходи! Оставь меня одного.

— Я так и сделаю. Но я еще не сказал тебе всего.

— Что еще нового и приятного?

— Я хочу, чтобы ты на некоторое время покинул Лондон.

Шон уставился на него свирепым взглядом.

— Какого черта?..

Келл постарался говорить спокойно. Он давно привык к вспышкам брата, хорошо знал его грубый нрав и почти не злился на него. Скорее жалел.

— Тебе следует уехать, — терпеливо объяснил Келл, — чтобы утихли волны, поднятые разразившимся скандалом. Я имею в виду похищение Рейвен, пускай по нашей версии и добровольное… Чтобы успокоились члены ее семьи, горящие желанием отомстить похитителю…

— Куда я должен уехать?

— В Ирландию. На нашу ферму. Ты не был там с прошлой зимы…

Года три назад Келл приобрел недалеко от Дублина конскую ферму. Главным образом для того, чтобы было куда отправлять Шона, когда тот почти приходил в состояние буйного помешательства. Тому причинами были не только пьянство и разгульный образ жизни, но и, как полагал старший брат, их общее несчастливое детство.

— Я уже отдал все необходимые распоряжения о твоем отъезде, — добавил Келл. — Надеюсь, там ты придешь в себя и сумеешь правильно оценить все, что сделал.

— Что же такого я натворил, черт возьми?

Келл подавил вздох.

— Начнем опять сначала… Ни один порядочный человек не поднимет руку на женщину, Шон. Ты сделал это и перешел черту. Кроме того, ты оскорбил и оболгал ее, когда рассказывал мне о том, что якобы произошло между вами. Это гнусная ложь… Словом, все, что ты сделал по отношению к ней, не заслуживает прощения.

— Иди ты к черту!

— Только после того, как ты отправишься в Ирландию.

Шон вскочил с кресла.

— Я не обязан подчиняться всему, что ты приказываешь! Ты больше мне не брат! Иди к своей придуманной невесте. Или жене, не знаю… И не жалуйся мне, когда угодишь в самое пекло ее обмана и сгоришь там!

— Если сгорю, то жаловаться не буду, — хватило у Келла духу пошутить. — Но ты, Шон, немедленно покинешь Лондон, даже если мне придется для этого лично сопровождать тебя!

— Тебе придется лично нести меня на руках!

— Что ж, думаю, и это осилю…

С этими словами Келл повернулся и покинул дом своих предков, который он с некоторых пор возненавидел и не хотел в нем жить.

Но не мысли о доме занимали его сейчас. Он думал о брате.

Конечно, Шону необходимо некоторое время, чтобы привыкнуть к тому, о чем ему только что сообщил Келл. Ведь этот оголтелый шалопай и лоботряс, без сомнения, искренне полюбил Рейвен — что Келла совсем не удивляет. Только способы выражения этой любви были у него своеобразные, свойственные ему и неприемлемые для других. Тем более для Рейвен.

Келлу было неприятно: он и в страшном сне не мог предположить, что причиной их ссоры станет женщина. Только этого не хватало! Хотя, чтобы оградить Шона от беды, подумал Келл с кривоватой улыбкой, он готов жениться на всех женщинах, из-за которых брату грозят крупные неприятности.