С точки зрения императрицы, энергия и выносливость Екатерины, ее неунывающий дух и мужество, и в особенности ее упругое, соблазнительное тело были насмешкой над двором. Что толку в ее достоинствах и прелестях, если главная роль, предназначенная ей — материнство, — до сих пор ускользала от нее? Люди подмигивали друг другу, хихикали и шептались о том, что она все еще девственница. Канцлер Бестужев тряс головой и разводил руками, государыня топала ногами и заявляла, что у Екатерины есть какая-то тайная особенность, которая не дает ей забеременеть. Она велела Марии Чоглоковой подвергнуть медицинскому осмотру обоих супругов. Екатерину должна была проверить повивальная бабка, а Петра — доктор. Решили выяснить — раз и навсегда! — почему они не следуют законам природы.

И все же эти угрозы императрицы были редкими и оказывались пустым звуком. Казалось, что ее интерес к престолонаследнику угас. Она старалась избегать своего отвратительного племянника и с головой погрузилась в приятные развлечения. Думать о передаче власти означало думать о временности бытия, о том, что она стареет, что ее пухлые румяные щеки бледнеют, а в прелестный пышных волосах появилась седина.

Густые румяна не могли больше скрыть тяжелые впадины под глазами или складки обвислой кожи. Она все еще сохраняла остатки былой красоты, но они быстро исчезали, а ее тело приобретало нездоровую полноту. Чтобы скрыть жировые наслоения, окружавшие ее раздутую талию и живот, пришлось перешивать тысячи платьев. И все же правительница продолжала услаждать себя обжорством, не зная в еде никакой меры. Уже организм начал бунтовать против переедания.

Она мучилась коликами и непроходимостью кишечника, но все равно, как говорят, набивала живот даже тогда, когда от боли ей приходилось скрючиваться, а врачи уговаривали передохнуть и принять лекарство. Придворных бросало в дрожь при виде повелительницы, когда она, бледная, с явными следами болезни, начавшей разъедать ее тело изнутри, сурово сжав губы, отправлялась в карете на охоту.

Елизавета по-прежнему вгоняла в отчаяние своего канцлера, отказываясь заниматься делами и избегая ответственности. Иногда она уже брала перо, чтобы подписать важный документ, но ее рука повисала в воздухе. Дело было в том, что она проводила своеобразную проверку, клала на документ сверху любимую реликвию, иконку Св. Вероники и прислушивалась к голосу сердца, которое часто говорило ей, что лучше не ставить подпись. Бывали случаи, когда она отказывалась прочитать документ, потому что на нем сидела муха, а это воспринималось ею как дурной знак. Она не поддавалась никакому политическому давлению и пренебрегала докладами о волнениях внутри страны. Когда взбунтовались три тысячи крепостных крестьян, которые вооружились и нанесли поражение полку драгун, Елизавета лишь недовольно пожала плечами и не придала никакого значения тому, что для подавления восстания требовалось шесть полков.

Все это оставляли на усмотрение местных властей. Искоренение возмутителей спокойствия было делом тайной канцелярии, агенты которой рыскали повсюду, подслушивая у замочных скважин, собирая сведения с помощью платных осведомителей, пробираясь в правительственные учреждения и роясь там в архивных документах. Стоило им лишь выйти из тени и произнести свой девиз «Слово и дело!», означавший, что задеты высшие государственные интересы, как сердца обывателей охватывал невыразимый ужас.

Во главе тайной канцелярии стоял Александр Шувалов, брат нового фаворита императрицы Ивана Шувалова, который занял место ее морганатического мужа Алексея Разумовского. Разумовский отошел в сторону, не теряя, впрочем, достоинства. Теперь всем заправлял Иван Шувалов, но и у него были соперники, поскольку государыня, по мере старения, окружала себя молодыми красавцами, цепляясь за них в призрачной надежде, что часть их молодости и задора поможет ее щекам вновь налиться румянцем, а ее походке обрести стремительность и упругость.

По ее совету на придворной сцене ставились русские трагедии, роли в которых исполняли молодые солдаты гвардейских полков. Елизавета приводила их в свои покои, где сама выбирала для них костюмы и гримировала их.

Эти гвардейцы отличались исключительной привлекательностью, вспоминала Екатерина, у них были ярко-голубые глаза и лица с мягкой, гладкой кожей. Один из этих юношей, по имени Требор, пользовался гораздо большим вниманием, чем остальные. Императрица румянила ему щеки, одевала его в выбранные ею наряды и держала его подле себя даже после того, как заканчивались спектакли. Требор стал чем-то вроде эротической игрушки, особым амулетом императрицы. Она ласкала его, как комнатную собачку, и осыпала милостями и подарками.

В феврале 1749 года Елизавета несколько дней подряд не появлялась на людях, и среди придворных поползли слухи. Врачи объявили, что она удалилась в свои покои по причине запора, однако шли дни, а императрица так и не выходила.

К Екатерине прибежал Петр, дрожа от душевного возбуждения. Что, если правительница и в самом деле серьезно заболела? Что будет, если она умрет? Что произойдет с ними? Признают ли Петра ее законным преемником, или же его попытаются убить и захватить трон? Он был так напуган, вспоминала Екатерина, что «не знал, какому святому кланяться».

Екатерина, которая была тоже встревожена, постаралась успокоить мужа. Их комнаты находились на первом этаже и, если бы им угрожали убийцы или похитители, они могли бы спастись, выпрыгнув из окна в сад, объяснила она Петру. Кроме того, они не без друзей, напомнила она ему. В своей преданности им поклялись несколько гвардейских офицеров и Захар Чернышев, пылкий обожатель Екатерины, служивший у нее в свите. Он обязательно придет на помощь и позовет еще кого-нибудь.

Екатерина старалась вселить в Петра мужество. Несомненно, чувство общей опасности, хоть на время, сблизило их. Они были, по сути, пленниками, их держали в неведении, ничего не говоря о здоровье императрицы. Им было велено находиться в своих апартаментах. Они ничего не знали о важных решениях, которые принимались в очень узком кругу приближенных государыни.

До Екатерины доходили обрывки сплетен, по которым можно было кое о чем судить. Иногда ей и ее свитским случалось видеть канцлера Бестужева и другого советника императрицы Степана Апраксина спешащими по коридорам дворца с весьма озабоченными лицами. Великая княгиня узнала о тайных встречах сановников, хотя она могла лишь догадываться о том, что на них обсуждается и планируется. Внезапно активизировали свою деятельность агенты тайной канцелярии, зашнырявшие по всем закоулкам дворца. Они установили наблюдение за всеми придворными, фиксируя каждое подозрительное слово или поступок, которые можно было истолковать как изменнические.

Одно было ясно: императрица серьезно заболела, возможно даже смертельно, и шли приготовления к немедленной передаче власти в случае ее смерти.

В течение нескольких недель напряженность продолжала нарастать. Если императрица находилась на смертном одре, рассуждали Петр и Екатерина, весьма мало вероятно, чтобы она доверилась им или помогла Петру укрепить свое положение в качестве престолонаследника. Она была недовольна Петром и сказала Ивану Шувалову:

— Черт бы побрал моего племянника, этого придурка!

Она чувствовался себя обманутой и злилась на Петра за то, что он не мог зачать сына. Насколько было известно Петру и Екатерине, императрица уже тайно распорядилась о том, чтобы трон был передан томившемуся в тюрьме Ивану VI, при котором учреждался совет регентов. Возможно, все это было делом рук заговорщиков, стремившихся создать впечатление, будто Елизавета изменила свои намерения насчет того, кому наследовать престол, а в действительности принудить умирающую, в полубессознательном состоянии женщину одобрить их планы.

Когда через несколько недель императрица появилась на всеобщее обозрение, выглядела она бледнее чем обычно, но в остальном была такая же, как и раньше. Петр и Екатерина почувствовали огромное облегчение. И все же они понимали, что здоровье государыни весьма ненадежно. Оттого, что смерть коснулась ее своим крылом, Елизавета не стала более благоразумной в смысле питания, скорее наоборот. Почти сразу же она сделалась пленницей своих прежних нездоровых привычек и к ней снова возвратились боли в желудке и расстройство кишечника. Никто не знал, когда случится следующий «запор», который унесет ее жизнь.

Однажды на охоте, вдали от бдительных глаз агентов тайной канцелярии, к Петру приблизились несколько его егерей и сообщили, что с ним хочет встретиться его сторонник. Петр согласился, и вскоре к нему подскакал молодой гвардеец, поручик Бутырского полка, который назвался Яковом Батуриным. Он соскочил с седла, пал на колени и поклялся, что с этого момента для него «единственным повелителем» является Петр и что он готов «выполнить все его приказания».

Петр, который годами отдавал ненастоящие приказы ненастоящим солдатам, задрожал от волнения и страха. Что-то в манерах этого отчаянного молодого человека говорило ему, что Батурин опасный авантюрист. Не дослушав его до конца, Петр повернул коня и поскакал на поиски Екатерины, которой, заикаясь от испуга, выложил всю историю.

Поручик Батурин тут же был арестован. Заодно схватили и егерей, которые устроили ему аудиенцию с великим князем. Сотрудники тайной канцелярии узнали о заговоре Батурина: решено было убить императрицу, поджечь дворец Головина, а потом при всеобщем смятении собрать войско из солдат и мастеровых и при его поддержке посадить Петра на трон. Даже под пытками и угрозой смерти заговорщики не выдали великого князя. Они не сказали ничего о встрече Батурина с Петром на охоте, и поэтому последний не вызвал подозрений и мести императрицы. Батурин был брошен в темницу, а Петр, все еще дрожавший от страха, сумел удержать язык за зубами и отделался одним испугом.

Примерно в это же время и Екатерина стала целью зловещего плана. Вероятно, ее ум и проницательность воспринимались как угроза теми, кто надеялся управлять преемником Елизаветы. Была сделана попытка заразить Екатерину оспой, что часто приводило к смертельному исходу. Великая княгиня не болела оспой и поэтому подвергалась большой опасности. Ее пригласили в дом генерала Апраксина, у которого незадолго до этого от оспы скончалась дочь. В течение вечера Екатерину не раз приводили в комнату, где ранее содержалась больная, и старались подольше задержать ее там в надежде, что она заразится этой опасной болезнью. К великому огорчению заговорщиков, этого не случилось. Екатерина осталась здоровой. Позднее, узнав о смерти генеральской дочери и о том, что могла подцепить оспу, великая княгиня поняла, что нигде не может чувствовать себя в полной безопасности.