— Я — его Дульцинея, он влюблен в меня заочно, как Дон Кихот…

С каким удовольствием мальчик ехал бы в обратную сторону — в Берлин! Но возок мчал его на восток…

Карл-Петер в отличие от своей тетушки в картах разбирался и им верил, это Елизавета до конца жизни была убеждена, что географические карты противу гадальных врут, сильная Англия не может быть маленьким островом. Карл-Петер знал, что его дед император Петр поставил столицу своей огромнейшей страны довольно близко к границе, остальные просторы России лежали где-то там, на востоке… Но мальчику не были нужны ни восточные, ни западные просторы этой страны.

Окрестности Петербурга его не впечатлили совершенно — вокруг леса да болота, но, когда мальчик увидел сначала шпиль Адмиралтейской иглы, а затем бастионы Петропавловской крепости, уважение к великому деду у него возросло неизмеримо. Зачарованный Карл-Петер долго стоял на берегу Невы, безмолвно любуясь махиной крепостных стен. Да, это силища…

Сзади раздался голос кого-то из русских:

— Хороша крепостица? У государя Петра Алексеевича таких немало. Вон и Кронштадт силен…

Глаза принца блестели, здесь было что посмотреть! Он построит таких крепостей еще много, в каждой будет сильный гарнизон, станут проходить смотры, парады…


Но пока предстояла встреча с императрицей. Оказалось, что она свободно говорит и по-французски, и даже по-немецки. Только Карл-Петер не знал, как себя вести. Если как взрослому, значит, надо целовать императрице руку, если по-детски, то будет несолидно.

Елизавета Петровна все решила сама. Уже зная о некоторой скованности мальчика, она предпочла познакомиться с ним без большого числа свидетелей, сначала посмотреть самой. Увидев, как в высоких дверях появилась щуплая фигурка, затянутая в военный мундир, государыня порадовалась своему решению. Племянник был мал, неказист и неуверен в себе. Рослый наставник Брюммер рядом с ним казался почти гигантом. Но это только на фоне Карла-Петера, стоявшие на часах гвардейцы смотрели и на Брюммера свысока.

Императрица направилась навстречу мальчику сама, протянула руки:

— Карл-Петер… как я рада тебя видеть. О… твой портрет совсем не таков, ты вырос (какая ложь!)… окреп (и снова ложь)… похорошел (разве что блеском глаз от восхищения Петропавловской крепостью)…

Елизавета Петровна сумела сдержать все негативные эмоции от вида племянника, ей по-матерински стало жаль этого явно затюканного ребенка. Не стала протягивать ему руку для поцелуя, притянула к себе, троекратно расцеловала в щеки, шепнув:

— На Руси так положено родственникам…

Карл-Петер почувствовал запах хороших духов, у императрицы восхитительно шелестело платье, она была очень красива и доброжелательна. На время приема мальчик даже забыл о крепости на том берегу Невы.

Елизавета Петровна в разговоре довольно ловко попыталась выяснить уровень образования мальчика и пришла в ужас. Уж на что она сама знала кое-что кое о чем, но племянник не знал и того. Императрица ничего не стала говорить ребенку — это не его вина, скорее беда, но задумалась.


— Алексей Петрович, что делать-то? Хорошо, что теперь привезли, а не позже, когда уж и не исправить…

— Ничего, он еще молод, приставим толковых учителей, всему обучат.

— Брюммер говорит: не любит наследник учебу-то. Неусидчив, неупорен, хотя память отменная.

— А вот этот Брюммер и виной тому. Кабы учили с интересом и смыслом, он и учился бы. А как вон за всякую малую провинность коленками на горох или розог вдоволь, так и учиться не пожелаешь.

— Брюммера бы отослать, да только заскучает без своих Петер…

— Пока пусть останется, мы к мальчонке учителей толковых приставим, они ему все время займут. Только слаб больно, в чем и душа держится.

К наследнику престола были действительно приставлены весьма толковые учителя: Симеон Тодорский должен приготовить к переходу в православие, Исаак Веселовский — учить русскому языку, Якоб Штелин — многим наукам, а еще Лоде — танцам, потому как будущий император должен уметь двигаться и на балах, а не только на плацу. Елизавета Петровна не пустила воспитание племянника на самотек, как это сделали родственники в Киле и Эйтине, она потребовала представить программу обучения именно этого подростка; из представленных ей больше понравилась именно программа Якоба Штелина.

Но до начала обучения еще прошел день рождения наследника — ему исполнилось четырнадцать, а потом — роскошная коронация самой императрицы в Москве. Карл-Петер был потрясен и очарован. Его не били, не ругали, хотя и не потворствовали, не забывали накормить, с ним обходились как с желанным родственником, в его честь устроена грандиозная иллюминация, огни фейерверка чертили в воздухе цифру семь, помноженную на два, все кланялись, улыбались, желали здоровья и долгих лет.

Половины произносимого мальчик не понимал, потому что не знал русского, а не все знали немецкий, но чувствовать себя в центре внимания оказалось очень приятно, возможно, потому, что внимание это было радостным и даже заискивающим (как же, наследник!). Столы ломились от яств, никто ничего не экономил и не берег, его наклонностям пока потакали. Елизавета, решив порадовать Карла-Петера, любившего все военное, распорядилась произвести его в подполковники Преображенской гвардии, мундир которой он немедленно надел. Также его сделали полковником первого лейб-кирасирского полка. Это привело Петера в полный восторг, один вид рослых красавцев-кирасиров вызывал у подростка спазмы в горле. Он с важным видом выслушивал ежедневные доклады маршала Ласси, бывшего подполковником этого же полка. Елизавета Петровна посмеивалась:

— Чем бы дитя ни тешилось…

Но прошли дни праздников; в Россию Карл-Петер прибыл 5 февраля, а 1 июня императрица вызвала племянника к себе и представила нового учителя — профессора Якоба Штелина:

— Ваше высочество часто скучает и должен научиться еще многому, потому представляю вам человека, который займет вас полезно и приятно.

Штелин не смотрел на неуча свысока, кроме того, он придумал систему обучения, которая весьма понравилась мальчику. Профессор быстро уяснил, что наследник имеет великолепную память, но совершенно не привык получать знания системно, было решено обучать в игре. Книги обязательно с картинками, историю петровского правления по медалям, древнюю историю по монетам, геометрию по чертежам крепостей, географию на большом глобусе, картографию — начиная с плана комнаты наследника и до планов разных городов… Одного не учел умный Штелин, что наследнику не пять лет, когда игра развивает воображение и способность мыслить, ему шестнадцатый год, играть несколько поздновато.

Конечно, обучение в игре Карлу-Петеру нравилось куда больше, он с удовольствием разглядывал картинки в огромных фолиантах, которые приносил Штелин, образцы в Кунсткамере, глазел на постовых из окна кареты, когда на прогулке наставник объяснял организацию работы полиции, обожал наблюдать, как тушат пожары, мало прислушиваясь к объяснениям профессора о действии насосов, зато шепотом и сам отдавая приказы бегавшим пожарным… Только это ничуть не развивало усидчивость и способность к регулярным, серьезным занятиям, тем более к занятиям самостоятельным. Самостоятельно Петр не был способен, вернее, научен постигать ничего.

Возможно, занимайся Штелин со своим подопечным несколько лет и регулярно, ему и удалось бы постепенно перейти к более строгой, чем игра, системе обучения, но сначала мешали бесконечные болезни наследника, а потом… его женили. Женатому князю ползать по полу, рисуя план комнаты или крепости, не к лицу. Занятия прекратились.

А вот тяга к игре осталась. Играть в умные, развивающие игры Карл-Петер был не способен, а потому занялся игрушечными солдатиками. Правда, остались макеты крепостей, но не для изучения математики и фортификации, а для игры в развод караулов…

Но это было позже, а сначала Якоб Штелин носил и носил наследнику различные пособия, водил его в Кунсткамеру, где мальчику очень понравились уродцы, собранные при Петре I, возил по городу, объясняя его планировку…

Очень мешал занятиям тот же Брюммер, которому вовсе не импонировал Штелин, заступавшийся за мальчика в случае наказаний. Однажды профессору пришлось даже отнимать Карла-Петера у его сурового наставника, чтобы тот не прибил подростка. И все же наследник не отправлял от себя немецких наставников, хотя мог бы это сделать, лишь попросив тетку.

Много времени отнимали занятия с французским танцмейстером Лоде, здесь подростка примирил его скрипач Гайя. Император Фридрих прекрасно играет на флейте? Значит, и Карл-Петер должен на чем-то играть. Решено — на скрипке. Правда, наследник почему-то не попросил учить его самого Гайя, этим занялся егерь Бастиан, естественно, не блиставший исполнением.

Так и проходили дни: в учебе со Штелином, спорах с иеромонахом Федоровским, который не мог обучать наследника основам веры в виде игры, а потому мучился со строптивым подростком, танцевальными па в зале с Лоде, с балами и праздниками по вечерам, игрой в солдатики вместе с лакеями и слугами…

В ноябре он был крещен, имя не изменилось, назвали в честь знаменитого деда Петром, а отчество дали Федорович. Императрица так опекала все это время наследника, что при крещении тот вел себя вполне прилично, хотя обычно был дерганый и очень беспокойный.

Новое имя, новая жизнь… что-то в ней нравилось, что-то не очень. Главное — о нем заботились, причем не как о солдате, который должен быть всего лишь стойким, а как о мальчике, которого нужно вырастить, образовать и наставить на жизненный путь… И Петер никак не мог понять, по душе ему такая жизнь или нет.

В честь крещения императрица заново обставила ему комнаты, подарила на личные нужды 300 000 рублей. Это были огромнейшие деньги, а для ребенка, никогда не имевшего их вообще, просто немыслимые. В сказке, которая началась вокруг, не хватало только одного — его любимого императора Фридриха Прусского. Елизавета Петровна посмеивалась над таким пристрастием племянника, но не осуждала, справедливо рассудив, что нельзя сразу обрывать привычную жизнь. Потому игре в солдатики никто не препятствовал и говорить по-немецки не запрещал.