Решить ничего не успела, за ними закрылась дверь какой-то комнаты и вдруг… Екатерина не поняла, как они умудрились зажечь мигом с десяток свечей, а главное — как сумели сидеть столь тихо. Комната взорвалась хохотом и криками, потому что в ней находилась веселая компания — вся молодежь Нарышкиных и…

— Ваше Высочество, позвольте представить — Станислав Август Понятовский, мой друг, тот самый, что писал за меня умные письма, на кои я, грешный, не способен… Прошу принять ласково…

Лев тарахтел еще что-то, но эти двое уже ничего не видели. Глаза Стася под пушистыми черными ресницами блестели ярче самых ярких звезд, он видел свою обожаемую Екатерину не на придворном балу, где лишний раз и глянуть невозможно, а вот так близко, мог говорить с ней, держать за руку. А тайна, сопутствующая этой встрече, добавляла прелести…

Анне Нарышкиной надоел перегляд, она закричала:

— К нам, к нам!

Вечер прошел в совершенно сумасшедшем веселье, Екатерина даже забыла, что ей предстоит возвращаться во дворец, пробираться в свои комнаты и скрывать это приключение.

Но она зря переживала, все прошло замечательно, вернулись так же легко, как и ушли.

Лежа без сна, Екатерина размышляла над тем, что произошло. Это, конечно, сумасшествие, такое мог придумать только Нарышкин, которому все сходит с рук. Ему, но не ей… Или… или это снова распоряжение государыни, а потому препятствий не будет? Но к чему тогда большая компания, которая будет в курсе и всегда способна выболтать?

А Станислав Август хорош… И как влюблен… Он смотрел весь вечер, почти не отрывая взгляда, но взгляд этот был совсем иной, чем у Сергея Салтыкова, Салтыков увлекал в неведомые дали, он приказывал, и она с восторгом подчинялась. Станислав смотрел иначе, он обожал, он молил об ответном если не обожании, то хотя бы снисхождении, он полностью подчинялся в этом чувстве… Екатерина почувствовала себя не ведомой, а ведущей. Это было новое чувство, совсем иное, к тому же с самого начала окутанное тайной. Но даже эта тайна была иной, чем с Салтыковым.

Та тайна грубая и жестокая, их просто сводили ради потомства, ведь Екатерина не уверена, что родила сына от мужа, а не от любовника. Вот и закончилась соответственно. Салтыков должен был разбудить в ней женщину, он разбудил. И бросил! Из Швеции, где теперь представлял Россию ее неверный возлюбленный, из Парижа, куда ездил, приходили совсем неприятные слухи: мол, ведет себя даже неприлично, не пропускает ни одной юбки, волочится за всеми подряд…

Екатерина постаралась выкинуть из головы мысли о Салтыкове. Сейчас ей больше думалось о красивом и таком влюбленном в нее поляке. Романтический флер, окружавший их неожиданную встречу, придавал ей особую прелесть.

Утром Владиславова сочувственно вздохнула:

— Ваше Высочество, надобно сказать, чтобы дверь обили, вы из-за шума явно не выспались.

Нарышкин, на следующий день явившийся во дворец как ни в чем не бывало, шепнул:

— Теперь ответный визит…

— Что?! — обомлела Екатерина.

— Вы не рады нас видеть?

— Лев, вы явно закончите свои дни в крепости.

— Если вы будете меня там навещать, согласен!

И действительно, вечером под шум, доносившийся из покоев великого князя, веселая компания легко пробралась к Екатерине и провела там прекрасный вечер.

Теперь встречи то там, то там стали постоянными. Договаривались в театре. Сидевший в кресле в партере Лев Нарышкин прикладывал руку к правому плечу, это означало, что встреча назначается у него. Немного погодя он постукивал по плечу дважды, это означало, что завтра. Если рука была у левого плеча — следовало пробираться к Екатерине. Если великая княгиня сидела, спокойно глядя спектакль, послание принималось остальными, если она начинала обмахиваться веером — у нее проблемы, и встреча переносилась. Удивительно, но, веселясь от души два-три раза в неделю, они ни разу не попались.

Однако было не все так гладко, как казалось молодым людям. Дурачить мужа — это так занятно! Екатерина иногда с трудом сдерживалась, утром наблюдая за своим супругом. Дрыхнет пьяным и не подозревает, что жена откровенно наставляет ему рога прямо под носом.

Она не догадывалась, что не только подозревает, но и знает.

Петр давно заметил новое состояние жены, понял, что та влюблена. В кого? Ясно, что не в него. Великий князь давно провел между собой и супругой черту, завел фаворитку и, помимо нее, имел любовниц. Но в силу своего характера он всегда был откровенен с женой и ждал такой же откровенности от нее. Сказала бы честно, что имеет любовника, он бы все понял и стал этому любовнику приятелем. Веселиться не с лакеями, а в компании с Екатериной куда интересней, но ее компания не только не принимала его, но и пряталась. Петр не подходил им не только как обиженный супруг, но и как человек. Великий князь помнил, как стихало веселье, замолкал смех, когда он появлялся в компании еще Екатерины-невесты, неужели так будет всегда?

Он совсем неглуп и прекрасно понимал разницу между изящными, остроумными шутками ее друзей и грубыми — его. Его тянуло к ее друзьям, но там не принимали; оставались свои… Вино помогало забываться, Лизкин смех не казался таким уж визгливым и глупым, а сам Петр рос в собственных глазах пропорционально выпитому, становилось легче…


Великий князь зашел в комнату, куда обычно не заглядывал вечерами, чтобы взять припрятанную бутылку особо ценного вина. Свечу с собой не брал, потому что на ощупь знал, где именно стоит бутылка. И вдруг заметил за окном какое-то движение. Спрятавшись за шторой, он наблюдал, как из кареты, остановившейся неподалеку, выбрались несколько человек, хотел уже позвать стражу, но быстро понял, что среди них две женщины. Веселая четверка, стараясь держаться в тени, пробежала через двор и исчезла на крыльце.

К нему гости так не ходили, значит, к Екатерине? Вернувшись к своей компании, он чуть приоткрыл дверь и стал наблюдать. Почти сразу увидел, как те же люди пробежали мимо их комнаты. Ясно, великая княгиня развлекается в своих комнатах, но его туда не зовет. Мысленно махнув рукой, он поднял бокал за… верных женщин, уловив изумление в глазах приятелей:

— Петер, кому нужны верные женщины?!

— Мне!

— Я верна тебе… — прижалась к нему Воронцова.

— Конечно, кому ты еще нужна?

Это была правда: горбатая, кривая, насквозь пропахшая табачным дымом, с нездоровой краснотой и без того не цветущего лица, страшно растолстевшая Лизка не была нужна никому. Разве только собственному дядюшке Михаилу Илларионовичу Воронцову, делавшему на нее крупную ставку. Государыня Елизавета Петровна не вечна, вон болеет то и дело, Петр наследник, его неприязнь к жене всем известна, а русские государи издревле отправляли неугодных жен в монастыри…

Через несколько дней Петр снова заметил пробиравшиеся фигуры. Ого! Посиделки у княгини стали постоянными?

Немного погодя, неожиданно бросив свою развеселую компанию, Петр направился к супруге с твердым намерением позвать в свою комнату всех собравшихся у княгини. Надо же положить конец этой таинственности!

Что заставило Нарышкина подслушивать у двери, неизвестно, но он понял, что кто-то идет по коридору от великого князя. Заглянув в замочную скважину, увидел, что нетвердым шагом к покоям Екатерины приближается… ее муж. Лев на цыпочках бросился к остальным и просто затолкал всех в спальню, прикладывая палец к губам.

Екатерина сразу поняла, в чем дело, схватила книгу и уселась в кресло, придвинув свечу ближе. Великий князь вошел в приемную жены хозяйским шагом, уверенный, что застанет там несколько человек, но Екатерина сидела с книгой одна, в канделябре одна-единственная свеча, и вокруг тихо. Петр прислушался, нет, никто в окна не выскакивал, холодом не тянуло. Подошел к двери в спальню, толкнул, ожидая увидеть кого-то там или хотя бы обнаружить открытое окошко, но было тихо и темно.

Екатерина чуть насмешливо поинтересовалась:

— Что вы ищете, Ваше Высочество?

— Кого!

И тут увидел, что книга, которую она держит в руках, перевернута вверх ногами. Усмехнулся, сел напротив в кресло, как всегда вытянув не гнущиеся из-за высоких ботфортов ноги. Если ее компания где-то прячется, то надолго их не хватит, а сидеть, наблюдая, как Екатерина читает книгу вверх тормашками, можно долго.

Но она уже заметила, словно невзначай отложила книгу в сторону, потом взяла снова, уже правильно, почти с вызовом ждала, что скажет.

— Ваших гостей… — Он еще надеялся на примирение, на общую вечеринку, но княгиня чуть приподняла красивую бровь:

— Ваши гости ко мне не заходят…

Неизвестно, чем закончился бы разговор, но дверь вдруг рывком распахнулась, и на пороге появилась Воронцова:

— А… вот он где! А мы его ждем, ждем…

Первой отреагировала Екатерина, она поднялась, гневно и презрительно глядя на фрейлину, и зашипела:

— Кто позволил вам входить в мои покои без вызова и тем более без стука?!

Гнев княгини был неподдельным, уж кого ей меньше всего хотелось видеть, так это Лизку. Та чуть качнулась, схватилась за дверь и растерянно кивнула головой на князя:

— Я за ним.

— Великий князь в покоях своей супруги! Пошла вон!

Екатерина почти вытолкала Воронцову и закрыла дверь. И тут же мысленно пожалела об этом: куда теперь девать Петра, вдруг решит остаться здесь на ночь.

— Ваше высочество, извините, что я грубо обхожусь со своей фрейлиной в вашем присутствии, но она слишком провоняла табачным дымом, который я не могу терпеть, и… много чем еще… — Екатерина даже приложила к носику надушенный платочек.

Это был откровенный намек на то, что и сам Петр тоже пахнет не лучшим образом. Он усмехнулся и направился прочь. Глядя вслед вышагивающему, словно цапля на болоте, мужу, Екатерина в очередной раз подумала: зачем носить столь неудобные ботфорты вне плаца, если они мешают сгибать колени?