Наталья Павлищева - Екатерина Медичи. Дела амурные

Вот это у Екатерины не получалось категорически! С ней сыграло злую шутку собственное старание влюбиться в мужа. Сначала юная жена старательно разглядывала спящего супруга, чтобы убедить себя, что он самый красивый, потом внушала, что он самый лучший, а потом добавились чисто женская жалость к человеку, которому недодали любви, собственное желание эту любовь дарить и горячая южная кровь. Получилось то, что заставило Екатерину на всю жизнь отдать сердце и саму себя Генриху без остатка. К сожалению, не взаимно…

«Ну посмотри же на меня! За что ты так со мной? Я ведь так тебя люблю, куда сильнее твоей Дианы! Более ласковой, послушной и любящей жены тебе не сыскать!»

Но взгляд Генриха только скользил по жене, и в те мгновения, когда случайно задерживался на ее лице, Екатерина расцветала. Это стало одним из развлечений придворных дам, они с интересом наблюдали за изменением выражения лица герцогини Флорентийской. Правда, большинство осуждало «купчиху» за такую влюбленность в собственного супруга. Любить собственного мужа, да еще и видя, что он не отвечает взаимностью? Фи! Она глупа!

– А чего вы ожидали от купчихи?

– Ах, неужели они во Флоренции все так влюбчивы?!

– Даже если нет, то нам достался, несомненно, презабавный экземпляр!

– Вы только посмотрите, посмотрите! Бедный принц, если раньше его можно было жалеть из-за любви к мадам де Брезе, то теперь добавилась страсть этой флорентийки! Конечно, Диана тоже… м-м… в возрасте, но все время чувствовать на себе взгляд этой стрекозы… Несчастный Генрих!

– Как вы сказали? Стрекозы? А ведь верно, глаза выпуклые, наряды зеленые… И впрямь стрекоза!

Екатерина все понимала и замечала, она видела насмешливые взгляды, слышала смешки, но ничего не могла с собой поделать. Приласкай ее Генрих хоть немного, она бы стала самой счастливой женщиной во всей Франции, но супруг оставался холоден. Бедолага могла по пальцам пересчитать ночи, когда муж вообще бывал в ее спальне, а уж когда не оставался равнодушным… Бедная женщина подозревала, что на общее ложе Генриха приводит только физиологическая необходимость, но исполнив свой супружеский долг, он норовил либо повернуться спиной, либо и вовсе покинуть спальню!

Екатерина понимала, что ей надо как можно скорее забеременеть, об этом в каждом письме напоминал и папа Климент. Мария Сальвиати вообще дошла до откровенного совета: забеременеть от кого-либо другого, а там пусть разбираются… Герцогиня ужаснулась даже самой такой мысли:

– Что вы! Как можно!

– Дорогая моя, при дворе Франциска это в порядке вещей.

– Нет, нет, я люблю мужа! И обязательно рожу много детей именно от него!

– Дай бог!

Нечто подобное Екатерине посоветовала и… королева! Однажды она постаралась, чтобы рядом не оказалось ничьих любопытных ушей, и, наклонившись к невестке, доверительно посоветовала:

– Голубушка, вам пора завести любовника. С таким супругом, как ваш Генрих, можно умереть со скуки!

Екатерина даже не успела ответить, королева Элеонора усмехнулась:

– Я, как и вы, иностранка, и нежелательная иностранка, при французском дворе, короля Франциска вынудил жениться на мне мой брат император Карл. Как вы понимаете, ожидать особой любви к себе я просто не могла. А сама сразу же оказалась без ума от своего супруга. В короля невозможно не влюбиться. Не ожидая взаимности, я могла превратиться в посмешище всего двора, но разум взял верх. Король Франциск влюбчив и имеет, кроме фаворитки, немало любовниц. Вы могли заметить, что я благоволю его фаворитке мадам Анне д’Этамп. Воспользуйтесь моим опытом, дитя мое, с фаворитками нужно дружить, но жить при этом своей собственной жизнью. И не глазеть на супруга, если он при этом смотрит на другую.

Екатерина сидела, опустив голову, она понимала, как права королева Элеонора, как смешно выглядит сама, но ничего с собой поделать не могла. Элеонора поняла, что девочка безнадежно влюблена, и решила зайти с другого края, она поговорила с супругом, посоветовав тому побеседовать с сыном по-мужски. Король удивился:

– Что я должен сказать Генриху? В первую ночь вы меня к ним не допустили, что же теперь?

– Ваше Величество, герцог Орлеанский просто сторонится Катрин, так никаких детей не дождемся. Принц почти не бывает в супружеской спальне, скоро об этом начнут болтать слуги, а потом и все остальные. – Она предупреждающе подняла руку, поняв, чем собирается возразить Франциск. Глаза королевы насмешливо блеснули. – Вы тоже не жалуете наше супружеское ложе. Если бы у Генриха была любовница… но ее нет, и такое поведение просто вызовет пересуды.

Чуть смущенный откровенными словами жены, Франциск, чтобы скрыть это смущение, усмехнулся:

– Вы думаете, чтобы при дворе не болтали, посоветовать сыну завести любовницу?

– Вы прекрасно понимаете, о чем я! Посоветуйте лучше внимательней посмотреть на свою жену.

Королева была права, самому Франциску пришлась весьма по душе веселая, приветливая Екатерина, конечно, не красавица, но ведь в постели это не главное, сложена прекрасно, к тому же явно видна горячая южная кровь, не может быть, чтобы она не была хорошей любовницей.

– Генрих, я хотел бы поговорить с вами.

И хотя тон отца был доброжелательным, принц весь сжался внутри, он прекрасно понимал, о чем, вернее, о ком пойдет речь. Конечно, Франциск хотел как лучше, он старался показать сыну, что его супруга достойна любви и уважения, но, по сути, делал только хуже. Генрих чувствовал себя не просто вторым, он сознавал, что второй и нелюбимый, и любое вмешательство в свои чувства воспринимал как насилие. Как бы ни старался отец, оттенок легкого презрения в его общении с Генрихом был всегда, король посмеивался над его влюбленностью в Диану де Пуатье, над тем, что у него нет любовницы, над его преданностью… Поэтому и женитьбу на Екатерине Генрих тоже воспринял как насилие, тем более что она не была ровней по происхождению, флорентийка – не дочь короля, не принцесса крови, а просто сирота, пусть и очень богатых родителей, иностранка, «купчиха»…

Принц покорно проследовал за отцом, покорно сел в кресло, повинуясь его жесту, но все это не глядя в лицо королю, словно лишь терпел очередную воспитательную беседу, на которые изредка снисходил отец. Франциск понял, что толку от разговора не будет, но решил довести начатое дело до конца.

– Генрих, ты прожил с супругой уже почти полгода, но результатов не видно. – Он заметил, как вздрогнул сын, и подумал, что слишком прямо начал разговор, но, умевший вести беседы с дамами, Франциск совершенно не умел разговаривать с сыном. – Тебя чем-то не устраивает супруга?

Генрих только отрицательно помотал головой.

– Она холодна? Неласкова? Катрин имеет неприятные физические недостатки?

– Нет, нет!

– Тогда в чем дело? Конечно, девочка не жалуется, но больно смотреть, как ты даже отворачиваешься от нее вместо того, чтобы оказывать всяческие знаки внимания.

– Я люблю другую…

– Любовь? Кто говорит о любви?! Да люби кого угодно, но есть супружеский долг, который ты просто обязан выполнять! Ты один из наследников престола, и если станет известно, что ты попросту не посещаешь спальню супруги, то пойдут сплетни о твоей неспособности к… Нужны наследники, ты должен доказать, что ты мужчина, понимаешь?

И снова в ответ был только кивок. Король уже понял, что разговаривать дальше в таком тоне бесполезно, тоже кивнул и с чувством выполненного долга отпустил сына. Выходя из комнаты, Генрих поклялся, что немедленно обрюхатит Екатерину и больше не подойдет к ней целый год! Мысль ему даже понравилась, как же он раньше не догадался?! Достаточно сделать супруге дитя – и о ней можно забыть на длительное время, беременная Екатерина будет тихо сидеть в своих комнатах и не мозолить глаза двору и ему тоже.

Генрих ненавидел отцовский двор, хотя вынужден был признать, что столь блестящего во всей Европе не найти. Скорее он ненавидел двух женщин – королевскую фаворитку Анну д’Этамп и саму королеву Элеонору. Вторую за то, что заняла место умершей матери (хотя и не по своей воле) и попустительствовала увлечению Франциска фавориткой, а саму Анну д’Этамп потому, что ее терпеть не могла Диана де Пуатье. Он и к Екатерине отнесся с неприязнью, еще не видя девушку, потому что ему посочувствовала Диана. Красавица бросила одну-единственную фразу: мол, неужели король не мог выбрать кого-то поприличней флорентийской купчихи, воспитанной в монастыре и насквозь пропахшей ладаном? Екатерина очень вкусно пахла прекрасными духами, изготавливать которые итальянцы большие мастера, но Генрих уже не воспринимал жену!

Папа Климент отбыл в Рим, весьма недовольный тем, что Екатерина не забеременела. Он решил пока не торопиться с выплатой большей части приданого: мало ли что может случиться…

Двор, освобожденный от пастырской опеки, почувствовал особенную тягу к развлечениям и спешно перебрался в Блуа.

Екатерина впервые путешествовала в таком многочисленном сопровождении. И дело было не только в количестве придворных и слуг короля, у самой супруги принца оказалось так много обслуживающих лиц, что, когда всех представляли, Екатерина, с невольным ужасом оглядев толпу, тихо попросила Марию Сальвиати:

– Вы поможете мне всех запомнить?!

– Это совсем необязательно, Ваше Высочество, главное – знать цвета формы, в которую одеты те, кто вас обслуживает. Они всегда будут рады выполнить ваши распоряжения.

– Но обязанности среди них распределены?

– Конечно, и не переживайте, каждый держится за свои так, что никто другой не посмеет их выполнить. Камеристка никогда не позволит истопнику подать вам воды.

– Вы меня успокоили! – рассмеялась Екатерина. – Теперь я точно знаю, что если рядом не окажется камеристки, то пить не дадут, как бы ни умоляла!

– Я рада, что вызвала у вас улыбку. Камеристка всегда будет рядом, даже тогда, когда ее не просят. – Чуть в сторону и потише она добавила: – Даже слишком…