Так и произошло, хотя подарки, конечно, были куда скромней, все же Орловы привели Екатерину к власти, этого она не забыла. Но через полтора года, отпуская на волю Сашу Васильчикова, императрица и его щедро одарила, так она поступала со всеми любовниками, считая обязанной платить за услуги.

Но тогда Саша Васильчиков только осваивался и в спальне, и тем более на приемах рядом со своей благодетельницей.

Она едва успела произнести: «Господа, позвольте представить, Александр Семенович Васильчиков…», как вторая дверь рывком распахнулась, и в проеме возник… Орлов! От ужаса Екатерина, кажется, потеряла дар речи. Васильчиков и того больше — он перестал дышать. Увидеть прямо перед собой знаменитого Григория Орлова, которого так боялась государыня…

Немая сцена продолжалась несколько мгновений, но всем показалось, что часы. Прасковья Брюс потом утверждала, что у нее даже шея затекла от неподвижности. Довольный, что видит императрицу, Орлов почти завопил:

— А меня познакомите, Ваше Величество?

Екатерина с трудом проглотила застрявший в горле комок и отрекомендовала нового фаворита старому как самого скучного человека в мире. Несчастный Васильчиков вымученно улыбался. Все замерли, ожидая скандала, но Григорий был весел, хотя не пьян.

— Зато я бывал самым веселым в этом обществе. Карантин выдержал, более не опасен во всех смыслах. Хотел бы поговорить с Вами, Ваше Величество.

Екатерина шла за отставленным любовником, словно кролик в пасть к удачу, но никому не позволила отправиться следом, сделав знак, чтобы продолжали игру.

Она ждала бурной сцены, укоров, скандала, а Орлов спокойно спросил:

— Зачем так-то, Катя? Могла бы сказать, что не мил. Да бог тебе судья. Панина опасайся, он себе на уме, все для цесаревича делает.

Она с трудом выдавила из себя:

— Я знаю…

— Нужен буду — позови, не одного меня, любого из Орловых позови, все на помощь придем.

— Спасибо.

— А этого гони, не пара он тебе, мелковат. Верно Циклоп говорил: такого одним пальцем вышибить можно.

— Кто говорил?

— Циклоп, Потемкин.

Ничего страшного не случилось, Григорий Орлов даже послужил еще в Ревеле, а потом и правда уехал за границу. По возвращении Екатерина подарила бывшему фавориту Мраморный дворец. Узнав о подарке, он усмехнулся себе под нос:

— За Циклопа, что ли?

И в ответ тоже сделал подарок императрице — поистине царский. Купил у ювелира за 460 000 рублей огромный голубой алмаз «Надир-Шах», позже переименованный в его честь в «Орлова», и преподнес на именины.

Екатерина всегда дарила сама и никогда от мужчин подарков не принимала, но тут отказать не могла, не столько из-за величины и необычности алмаза, сколько из чувства признательности своему горячему и непредсказуемому бывшему любовнику.

Она не забыла Гришиных советов, хотя и без них понимала: и что Васильчиков ей не пара, и что Панин себе на уме. И про наследника не раз думала.

Женитьба наследника

Павел Петрович стал совершеннолетним. Ни Панин, никто другой не рискнули напомнить, чтобы императрица поделилась с повзрослевшим сыном властью. Но не потому, что забыли, а потому, что Екатерина их переиграла! Даже торжества по поводу совершеннолетия перенесли на следующий год.

Дело в том, что Екатерина решила сына… женить! Для Панина это было настоящим ударом, женатый наследник уже не нуждался в воспитателе, и Никиту Ивановича ждала обыкновенная отставка. Панин перехитрил сам себя, он активно поддерживал идею женитьбы Павла, но надеялся, что сначала пройдет празднование совершеннолетия.

Екатерина в Сенате с легкостью добилась одобрения перенести праздник (в целях экономии) на время свадебных торжеств. Невеста уже нашлась.

Император Пруссии Фридрих считал, что сумел обвести российскую императрицу вокруг пальца, а как же, она согласилась на ту невесту, которую выбрал для цесаревича именно он! Сентиментальная российская Минерва, видно, прослезилась от воспоминаний и послушно проглотила подброшенную наживку. Фридрих готовился потирать руки, он почти получил при российском дворе соглядатая, каким должна была когда-то стать сама Екатерина или ее мать.

У ландграфа Гессен-Дармштадтского пять дочерей, две из которых уже замужем, а три девицы на выданье. В меру симпатичные, в меру умные, в меру скромные. Было решено показать цесаревичу и, конечно, в первую очередь императрице всех троих — Вильгельмину, Амалию и Луизу.

Сначала Екатерина и впрямь прослезилась — история повторялась с разницей в тридцать лет. Так же семейство с матерью во главе отправилось за наставлениями к королю Фридриху, только когда-то невеста была одна — Фрикен, так же поплыли в Россию, девушки так же не знали ни слова по-русски.

Повторялось слишком многое, чтобы она не начала нервничать.


За ландграфиней с дочерьми были отправлены четыре корабля! Екатерина, смеясь, согласилась, чтобы на главном плыл Андрей Разумовский, сын Кирилла Григорьевича, ближайший друг Павла. Андрей старше цесаревича на два года, но кажется, будто на все десять. Он рослый и взрослый, Павел рядом слабый мальчишка.

От императора Фридриха уже были присланы портреты всех трех красавиц, цесаревич долго не сомневался, стоило императрице ткнуть пальцем в портрет старшей из них Вильгельмины и сказать, что именно ее выбрал Фридрих, как Павел послушно согласился. Екатерина уже в который раз вздохнула: у них с Петром обожание прусского Фридриха семейная черта?

Вообще, все, кто когда-то подозревал, что Павел не сын Петра (так думал и сам Петр тоже), могли бы давно заткнуться. Пусть внешне Павел перерос похожесть на отца и приобрел совершенно курносый нос, но нравом все больше копировал Петра. Ему намеренно не преподавали никакое военное искусство, пока сам не запросил, не показывали парады или смотры, не учили муштре, но Павел просто обожал мундиры, марши, военную амуницию и всевозможные упражнения с оружием. Любимые игрушки — солдатики и миниатюрные пушки. Объект для подражания — прусский король Фридрих!

Если бы не курносое лицо, Екатерина наверняка ругала бы собственного сына даже при встрече. Манера двигаться, нервно выбрасывая ноги, дергать плечом, головой, манера говорить, даже злиться… — все было копией Петра. Удавленный Петр повторялся в сыне, и императрица иногда страшилась будущего.

Оставалось надеяться, что женитьба благостно повлияет на нервного, не всегда сдержанного Павла.

Выбранная для цесаревича девушка была серьезна, вдумчива и явно себе на уме.

Это хорошо, что она серьезная. «Как я», — невольно думала Екатерина, тут же ужасаясь все новым и новым совпадениям.

Словно и впрямь норовя повторить весь свой путь, она так же, как когда-то Елизавета, решила встретить претенденток всевозможными свидетельствами своего расположения. И подобно Елизавете Петровне наблюдала, как вытягивается лицо будущей невесты при виде не слишком красивого Павла.

Тебе не нравится будущий муж, голубушка? О… ты не видела его отца!

Повторялось, кажется, все! По портрету Павел выбрал Вильгельмину, Екатерина выбор сына одобрила, хотя ей самой откровенно показалось, что именно с этой девушкой будут проблемы. Отец девушки вдруг объявил, что он категорически против смены дочерью веры. Но в России иначе нельзя — брак будет невозможен.

Когда-то Фрикен сумела переступить через требование отца сама, Вильгельмине это помогла сделать мать. Девушку крестили, назвав Натальей Алексеевной.

— Что ж, мы, как сестрички, я ведь тоже Алексеевна. Постарайся, чтобы я тебя полюбила.

Будущая невестка присела в реверансе:

— Я постараюсь. Что нужно для этого сделать?

Она ожидала какой угодно ответ, только не тот, что получила:

— Полюби Россию и учи русский.

Наталья неловко забормотала:

— О, это сложный язык, мне говорили… Цесаревич знает немецкий…

— Язык трудный, но очень богатый, ни один стольких слов и оттенков не имеет. Сама до сих пор учу. А тебе не только с цесаревичем разговаривать, трудно будет, коли не будешь понимать тех, кто вокруг.

Девушка чуть поморщилась, ей совсем не нравился этот варварский язык, как и сама варварская страна. Ничего, наследник уже совершеннолетний, король Фридрих сказал, что вскоре после женитьбы можно будет требовать передачи власти от матери к сыну, они с Павлом станут императорской четой, тогда она и уничтожит эту глупую привязанность императрицы-немки к русским варварским обычаям!

Но для этого надо влюбить в себя наследника, а пока понравиться его матери. Это не так-то просто, императрица Екатерина умна и подозрительна, она слишком пристально смотрит на будущую невестку, словно предчувствуя что-то.


Зато Павел восхищен будущей женой, он не уставал хвалить Наталью матери:

— Она умна! Она развита! Она красива!

Мать мысленно поправляла:

— Хитра! Нахватала кое-чего поверхностно. Просто миленькая, с возрастом это пройдет…

— Посоветуй, чтобы учила русский и больше интересовалась страной, в которой собирается жить.

Екатерина намеренно не сказала «править» — ни к чему подавать такую мысль молодым.

— Твоя будущая супруга нос от России воротит.

— Она России не знает, оттого и воротит! Вот я ей все расскажу да покажу, она и влюбится!

Мать долго смотрела на сына грустным взглядом, а тот все рассуждал, блестя глазами, как будет просвещать свою обожаемую Вильгельмину. Екатерина чувствовала, что ничего хорошего из этого брака не выйдет, все можно бы рассказать да показать, только сердце девичье уже занято. Это влюбленный Павел не замечал, а мать видела, какие взгляды бросает невеста (пока только будущая!) не на возможного жениха, а на Андрея, сына Кирилла Разумовского.