— Моя жизнь принадлежит ей. И поэтому я никому не позволю распоряжаться ее жизнью.

Александр поджал губы.

— Она скажет, что твоя жизнь принадлежит ее Богу, как и ее собственная. — Врач глубоко вздохнул и устало потер шею. — Не ищи у меня ответов. У меня их нет. Что будет, то и будет. По крайней мере, сегодня ей вряд ли что-нибудь грозит. Давай лучше поспим. С тем, что нас ждет впереди, лучше встретиться отдохнувшими.

Но настоящего отдыха не получилось.

Александр долго не мог уснуть, вспоминая во всех подробностях события прошедшей ночи. Ощущение чуда смешалось у него с растерянностью, когда он подумал о том, какая опасность грозит Хадассе. Он пытался убедить себя в том, что беспокоиться — это в порядке вещей, в природе человека. В конце концов, Хадасса проявила себя умелой и ценной помощницей. Но что-то в глубине души говорило ему, что дело не только в этом.

Кто-то постучал в дверь и стал звать по-еврейски. Александр различил несколько услышанных слов и понял, что звали не его, а Хадассу. Очевидно, Рашид тоже никак не мог уснуть, потому что он быстро встал и приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы не выспавшийся человек мог говорить с непрошеным гостем.

— Ты что, спятил?! Читать не умеешь?

— Мне нужно поговорить с Рафой.

— Врач уехал из города и будет только завтра.

— Рафа. Мне нужна Рафа.

— Ее здесь нет. Иди отсюда! Возле бань полно других врачей. Обратись к ним со своими проблемами. — С этими словами Рашид решительно закрыл дверь и снова лег на свою постель, но тут же насторожился, когда увидел, что Хадасса просыпается.

Она привстала, потерла лицо. Увидев, что сквозь щели двери пробивается свет, она недовольно нахмурилась.

— Уже утро.

— Нет, — солгал Рашид, — это луна светит.

— Так ярко?

— Спи, моя госпожа. Видишь, посетителей у нас нет.

— Я слышала, что кто-то приходил…

— Ты ничего не слышала, — снова солгал Рашид, стараясь говорить как можно естественнее. — Просто тебе приснилось, что ты в Иудее.

Хадасса снова потерла лицо и удивленно посмотрела на него.

— Если мне это только снилось, то откуда ты знаешь, что они говорили по-еврейски? — она потянулась за покрывалом для лица.

В этот момент встал Александр.

— Пойду, посмотрю, кто там, — сказал он, прекрасно понимая, что Хадасса не оставит без внимания просьбу о помощи, какой бы усталой при этом ни была. Открыв дверь и выглянув на улицу, он увидел какого-то уныло удалявшегося мужчину.

— Никого нет, — сказал он.

— Ты уверен?

— Абсолютно. — Александр прошел к задней стене лавки, где лежала его сумка. Налив воды в глиняную чашку Хадассы, он добавил туда мандрагоры и протянул чашку ей. — На, выпей, — сказал он, поднося чашку к ее губам. — Тебе нужно отдохнуть, иначе ты вообще работать не сможешь. Я разбужу тебя, как только начну принимать посетителей.

Уставшая и испытывающая жажду, Хадасса выпила.

— Как там Антония?

— Антония спит, как и тебе следовало бы. Завтра навестим ее. — Александр бережно накрыл девушку и не отходил от нее до тех пор, пока не увидел, что лекарство начало действовать. Как только Хадасса погрузилась в глубокий сон, он вернулся к своей постели.

Рашид сидел и смотрел на Хадассу.

— Отдыхай, Рашид. Она теперь проспит долго.

Араб откинулся на своей постели.

— Ты слышал, как ее назвал этот иудей?

— Да, слышал. Что это означает?

Рашид ответил. Александр серьезно задумался, потом удовлетворенно закивал.

— Похоже, у нас есть ответ.

— Ответ на что?

— Как ее уберечь. С этого времени не будем называть ее по имени, Рашид. Будем называть ее тем прозвищем, которое ей только что дали. Будем звать ее Рафа.

Целительница.

13

Марк ехал на юг, в Иерусалим, по дороге, проходящей через Мицпу. Потом он доехал до Рамы, где остановился, чтобы купить миндаль, финики, пресный хлеб и мехи с вином. Люди его сторонились. Он заметил, как какая-то женщина, едва завидев его, подобно курице, защищающей своих птенцов от хищника, собрала вокруг себя своих детей и увела в глиняный дом.

Все это стало ему понятно, когда его взору предстал Иерусалим.

Когда Марк приближался к городу, ему казалось, что над землей навис некий покров смерти. Весь Рим когда-то только и говорил о завоевании и разрушении Иерусалима. Это было лишь еще одно восстание, успешно подавленное римскими легионами. Теперь Марк и сам увидел, на какие разрушения способен Рим.

Пересекая высохшую долину, Марк был поражен увиденным. Там, где когда-то стоял великий город, теперь остались только развалины стен и зданий, черные руины сгоревших домашних очагов — это была земля, абсолютно лишенная жизни. Неподалеку, за холмом, Марк увидел груды выбеленных костей, как будто кто-то беспечно бросил их в это место и оставил здесь непогребенными. Две стратегические башни, уцелевшие в той бойне, одиноко высились посреди всего этого опустошения.

Иерусалим, эта «Обитель мира», теперь и в самом деле был мирным. Теперь он превратился в одно сплошное кладбище.

Марк расположился на отдых на склоне холма, под тощим оливковым деревом. Глядя на небольшую долину, он видел развалины древних стен Иерусалима. Пораженный этой давящей тишиной и опустошением, он долго не мог заснуть.

Проснулся он от топота кованой обуви воина по камням. Он встал и увидел, что к нему направляется римский легионер.

— Кто ты, и что ты тут делаешь? — спросил воин.

Марк скрыл свое раздражение и назвал свое имя.

— Я пришел сюда, чтобы посмотреть город иудейского Бога.

Легионер засмеялся.

— Вот с этого холма и видно все, что от него осталось. Они называют этот холм горой Мориа, но по сравнению с Везувием это вообще не гора. Храма ты здесь тоже не найдешь. Мы стерли его с лица земли и растащили на материалы, чтобы восстановить бараки в том городе, который виден вон там.

— Ты был в войске Тита во время осады?

Легионер загадочно посмотрел на Марка. — Я был в Германии. В войске Цивилиса.

Марк с интересом посмотрел на стоявшего перед ним человека. Цивилис восстал против кесаря и сражался вместе с германскими племенами во время небольшого восстания. Тогда восстание подавили легионы под командованием Домициана. Цивилиса привезли в Рим, где он и умер, а в его войске был казнен каждый десятый. Остальных же разослали по самым отдаленным уголкам и провинциям Римской империи. Иудея считалась среди них самой наихудшей.

— Та казнь помогла вернуть остальных на путь верности императору, — сказал воин, глядя прямо в глаза Марку. — И вот меня прислали сюда, чтобы я мог доказать это на деле. — Его губы скривились в горькой улыбке.

Марк снова посмотрел на него без всякого страха.

— А я надеялся увидеть храм.

— Нет больше никакого храма. Вообще нет. Тит приказал разобрать его по камешку, пока от него ничего не останется. — Легионер сжал губы. — Мы оставили от него только часть стены. — Он снова посмотрел на Марка. — А почему тебя так интересует храм?

— Говорят, что их Бог обитает в нем.

— Если там и был какой-то Бог, теперь там ничего нет. — Легионер снова уставился на безжизненную долину. — Только я чувствую, что Рим никогда не покорит этих иудеев. Они все равно приходят сюда. Некоторые из них просто слоняются среди руин. Другие стоят возле той проклятой стены и плачут. Мы гоним их оттуда, а они все равно возвращаются. Иногда мне кажется, что было бы лучше снести здесь все до основания и растереть все камни в порошок. — Он вздохнул и снова посмотрел на Марка. — Все равно города не существует. Во всей Иудее уже не наберется столько людей, чтобы серьезно угрожать Риму. На многие поколения.

— А зачем ты сказал мне, что участвовал в восстании Цивилиса?

— Чтобы предостеречь тебя.

— Предостеречь от чего?

— Я двадцать три года воевал в самых разных войнах ради того, чтобы такие люди, как ты, могли жить в Риме, не зная ни забот, ни нужды, развалившись на мягких диванах. — Его губы скривились в презрительной усмешке, а глаза скользнули по дорогой тунике Марка и богатому убранству его пояса. — Издалека видно, что ты римлянин. Так вот, учти. Я и пальцем не пошевелю, чтобы спасти твою шкуру. Даже здесь, в этом месте. Даже сейчас.

Марк смотрел, как легионер уходит. Покачав головой, Марк взял свой плащ и накинул его на плечи.

Стреножив коня на небольшом холме, он пошел к развалинам. Проходя мимо камней и сгоревших зданий, он не мог не думать о Хадассе. Ведь когда город был осажден, она была здесь. Здесь она голодала, испытывала невыносимый страх. Она была здесь, когда Тит со своими легионами ворвался в город. Она видела, как тысячи людей были распяты или пали от римских мечей.

И все же Марк никогда не видел у нее такого выражения глаз, какое он увидел у этого римского легионера.

Она отдала свои монеты, полученные в качестве пекулия, римлянке, которая не могла купить себе хлеба. И отдала их безвозмездно, зная, что сын этой женщины — легионер, который участвовал в уничтожении ее родной земли.

Здесь она потеряла всех — отца, мать, брата, сестру. И где-то здесь, среди развалин и почерневших головешек, лежат забытые кости тех, кто был ей так дорог.

Согласно вере иудеев, их Бог обещал Аврааму, что его потомков будет столько, сколько звезд на небе. Это множество было сокращено до тысяч, и теперь жалкие остатки рассеяны по всей империи, порабощены Римом.

Марк смотрел вокруг и не мог понять, как Хадасса могла пережить все это.

«Бог не оставил меня», — отозвались эхом в его сознании ее слова.

— И это все тому доказательство, — прошептал Марк, и в этот момент сухой и горячий ветер поднял пыль вокруг него.