С другой стороны, лучше так, чем какой-нибудь молчун, из которого каждое слово надо тащить, словно клещами.

Илья Иванович сказал, что сейчас у них штат укомплектован, но как знать, что будет дальше, где планирует жить вдова. Если за границей с детьми, то расширяться смысла нет, а если обоснуется в доме, то, может, и да. Дальше Льву Абрамовичу пришлось выслушать пространный монолог о том, что надо издать такой закон, чтобы дети чиновников и богачей обязательно учились в России, в обычных школах, тогда, может, в Министерстве образования почешутся и как-то исправят ситуацию. А сейчас что? Кто может, едет за границу, а быдлу и так сойдет.

Лев Абрамович спорить с Ильей не стал. Он спросил только, как бы узнать о планах вдовы, потому что дело серьезное. Будет очень обидно, если он купит тут дом, а работы так и не найдет.

Илья Иванович признался, что в принципе все охранники равны, но неофициально всем заправляет дядя Миша, являющийся кем-то вроде бригадира. Он служит Иваницким очень давно, с тех пор как они только купили землю и заложили фундамент, и его единственного с Владимиром связывало что-то вроде дружеских отношений. Очень преданный, добросовестный человек, бывший офицер и участник боевых действий. Он мог бы претендовать на работу получше, чем охранник, но жена родила ему пятерых детей, с тех пор прихварывает, в Питере они располагают всего лишь однокомнатной квартирой, и для полного комплекта у дяди Миши парализовало тещу, так что в городе им жить совсем несподручно.

В общем, есть смысл наведаться к дяде Мише, может быть, он лучше знает обстановку, но бедняга пребывает в унынии от того, что не уберег своего подопечного и допустил такое чудовищное дело. Оно, конечно, офицер офицера всегда поймет, только лучше подождать хотя бы недельку.

На сем Лев Абрамович поехал домой, тихо радуясь, что выглядит настолько молодо, что ни продавщица, ни Илья Иванович не усомнились в его способности служить охранником. Никто не сказал, мол, куда ты лезешь, старый гриб!

Дальше толкаться в поселке было рискованно: если продавщица узнала про иностранного любовника Иваницкой, то о подозрительной активности пришлого пенсионера немедленно станет известно всему местному населению, люди насторожатся, и никто не станет с ним откровенничать.

Впрочем, он и так съездил не зря.

Для женщины нет ничего приятнее, чем сказать гадость о другой женщине, это дело известное, так что полагаться на слова продавщицы и считать Елену изменницей только на этом основании довольно наивно. Но, с другой стороны, что еще могло сподвигнуть умного и уравновешенного мужика на развод? Особенно после того, как прижил с женой троих детей? Если бы была какая-то другая причина, Елена наверняка отразила бы ее в своем литературном произведении, потому что все, кроме измены, превращает брошенную жену в невинную жертву.

Но если есть любовник, зачем тогда Елене понадобился Слава? Специально, чтобы подставить его? Лев Абрамович вздохнул. Нынешний любовник убивает мужа под прикрытием первого возлюбленного? Какой-то уж слишком коварный план, выходящий за рамки человечности.

С другой стороны, если у Елены роман настолько сильный, что возлюбленный готов убить мужа, зачем она упрямится и не дает развод? Возьми свою долю и живи с кем хочешь, тем более Иваницкая вращалась в таких кругах, что вряд ли пересекалась там с нищими бюджетниками, любовник наверняка состоятельный человек и смог бы обеспечить ей привычный уровень комфорта.

Лев Абрамович решил пока сойти с зыбкой почвы догадок. Логические умозаключения – это одно, а реальная жизнь – совершенно другое, иногда прямо противоположное.

Вместо того чтобы анализировать брачную жизнь Иваницких, основываясь на собственном весьма скромном опыте, надо искать факты. Дворкин решил поручить Максу анализ светской прессы за последние два года, вдруг там промелькнет упоминание о каком-нибудь мужике рядом с Еленой. Потом вспомнил, что его товарищ по спасению Зиганшина является модным психотерапевтом и вхож в высшее общество. Пусть осторожно поспрашивает там, светские львицы любят сплетни не меньше продавщиц сельских магазинов.

Информацию, полученную об охраннике дяде Мише, Лев Абрамович тоже счел противоречивой. В преданных вассалов он не верил, но, с другой стороны, если человек много лет вел себя порядочно, значит, он такой и есть. Человек честно трудился на необременительной работе, прилично получал, периодически имел бонусы – с какой стати ему вдруг убивать своего работодателя? По словам Ильи Ивановича, дядя Миша – единственный кормилец большой семьи, разве мог он рисковать свободой в своей ситуации? Может быть, его шантажировали? Или посулили большие деньги?

Лев Абрамович представил себя на месте организатора преступления. Обратился бы он к человеку, пятнадцать лет добросовестно работающему на будущую жертву? Ни в коем случае! Чтобы тот послушал, согласился и тут же побежал докладывать хозяину, что на него готовится покушение.

Нет, не складывается. На всякий случай Дворкин поинтересовался у своего многословного собеседника, в свою ли смену работал Миша, не менялся ли (якобы он тоже трудился когда-то по графику и знает, что все самые жуткие происшествия случаются, когда люди меняются сменами), но Илья Иванович сказал, что нет. Как составили график в конце ноября, так и работали.

Лев Абрамович припомнил рассказ Славы. Тот договорился о встрече с Иваницким буквально накануне, и Владимир предложил ему несколько вариантов, из которых Зиганшин сам выбрал удобные день и время. Никто не мог гарантировать, что Слава поедет к Иваницкому именно в дежурство дяди Миши. Это несомненная случайность, значит, Михаил на девяносто процентов ни при чем.

Ладно, через несколько дней он позвонит Илье Ивановичу и найдет предлог повидаться с Мишей, даже если ему скажут, что работы нет.

Теперь надо готовиться к встрече с Еленой.

И заставить наконец Славу пригласить адвоката, чтобы хоть в общих чертах знать, каких успехов достигло официальное следствие.


Фрида не солгала, когда сказала дедушке, что не шокирована его признанием. Она действительно не испытывала ничего, что придумал Слава, когда решил взять на себя смерть Реутова. У деда не было другого выхода, и он ее дед. На этом все. Точка. Дальше анализировать то событие Фрида не собиралась.

Она сама немножко удивлялась поведению своих принципов и моральных приоритетов: совершенно спокойно отнестись к тому, что обожаемый дедушка лишил жизни человека, и ничуть, ни на волосок не терзаться по этому поводу и в то же время испытать огромное облегчение, узнав, что возлюбленный не виноват.

Она не хотела больше думать и анализировать, доискиваться до причин и предполагать следствия и взвешивать все подряд на весах справедливости. Настало трудное время, и первое, что нужно сделать, – это упростить систему координат. Как говорит заведующий хирургией: «Рука должна следовать за мыслью». Верно и обратное – мысль должна рождать действие, иначе нечего ее и думать.

Исповедь дедушки вдруг помогла ей все понять. Если бы Слава не откликнулся на просьбу Елены, эта часть его жизни так и осталась бы открытой раной, болела и саднила, а согласившись помочь бывшей возлюбленной, он подводил итог и оставлял прошлое в прошлом, там, где ему и полагается быть. Забыть первую любовь невозможно, но вспоминать о ней нужно, как о том, что завершилось и никогда уже не вернется. Слава мог отказать Елене, но обрек бы себя на бесконечное: а если бы? а вдруг? – и прочие бесплодные сожаления и доискивания до истины, которые не приносят человеку ничего, кроме разрушения. А что решил не рассказывать невесте, так тоже объяснимо: Фрида вошла в его жизнь совсем недавно, она его настоящее и будущее, а прошлое он не хотел с ней делить.

Девушка поняла, что проявила непростительную слабость и даже трусость и вообще поступила непорядочно, сомневаясь в женихе, но угрызения совести почему-то не мучили ее. Такая уж была у них любовь – прощать друг друга и самих себя.

Они решили, что хоть брак еще официально не зарегистрирован, условия домашнего ареста не будут нарушены, если Фрида переедет к жениху.

Она осталась у Славы, хоть всегда боялась добрачного сожительства. Почему-то Фриде казалось, что она сразу начнет раздражать жениха, он увидит, какая она бестолковая и как плохо управляется с хозяйством, а некоторые ее привычки, возможно, приведут его в бешенство. Увы, Мария Львовна сама была великолепной хозяйкой, но совершенно не принуждала дочь к домашнему труду. Она видела, что девочка охотно учится, интересуется наукой, в общем, занята разными интересными и полезными вещами, и приземлять ее, окунать в чистку картошки и мытье полов не хотела. «Попадется хороший муж, так простит, а плохому все равно всегда будет мало», – смеялась мама, и дедушка с улыбкой вспоминал, как Сонечка, девочка из хорошей семьи, первое время брака пребывала в полной прострации относительно домашнего хозяйства. Но бабушке было девятнадцать лет, когда она вышла замуж, а Фриде почти тридцать! Беспомощность юной девы вызывает умиление, а взрослой бабы – нет.

Когда появилась необходимость, Фрида быстро научилась готовить и, выросшая в атмосфере чистоты и аккуратности, не допускала беспорядка, когда стала жить одна, но все равно иррационально ее грызла мысль, что она покажется Славе недостаточно хорошей хозяйкой и он скажет: «Извини, Фрида, ты плохо моешь пол, не хочу я жениться на грязнуле».

Странное дело, бывая в чужих домах, она видела, что ведутся они совсем не так чисто, как она ведет свой дом, и все равно считала себя плохой хозяйкой, потому что другие «с детства приучены», а она – нет.

Боялась она и просто надоесть Славе. Понравится ли ему, привычному к одиночеству, когда она сутки напролет будет путаться у него под ногами? Не увидит ли он в ней «уши Каренина», не разочаруется ли? Но жених только смеялся над ее опасениями, а один раз сказал: «Знаешь, Фрида, я уверен, что в момент, когда бог создавал меня, он думал о тебе».