Чуть больше надежды Зиганшин возлагал на экспертизу своей формы. Как хорошо, что он поехал к Иваницкому именно в ней, а не в гражданском! Если бы охранник показал, что предполагаемый преступник был в джинсах, куртке и свитере и потом бы даже опознал эти предметы, все равно никакой гарантии, что это именно те самые вещи, а не такие же. Его же не взяли на месте преступления, в чем был, за время, прошедшее с момента убийства до появления у Кныша, Зиганшин мог тысячу раз переодеться и избавиться от одежды со следами пороха, а потом поехать в магазин и купить точно такую же, чтобы предъявить ее следствию.

С формой, к счастью, обстоит дело чуть проще. Зиганшин переоделся в нее в кабинете, прежде чем ехать к Иваницкому, а когда вернулся, то в кабинете же и снял и повесил в шкаф, где она мирно висела до отправки на экспертизу, и оперативный дежурный может это подтвердить. Хотя для суда это тоже не сильный аргумент. Кто гарантирует, что у подполковника полиции всего один комплект форменной одежды и он не подменил ее?

В качестве меры пресечения ему избрали домашний арест, и Зиганшин был за это Леше очень благодарен. По-хорошему, с такими уликами его вполне можно было закрывать, а там уж как судьба, в какую камеру попадешь. Есть такие, в которых полицейскому до утра просто не дожить…

Он заикнулся было о своем деревенском доме, но Кныш только покрутил пальцем у виска, да Мстислав Юрьевич и сам понимал, что это несерьезно. Кто там за ним будет в глухомани следить? Если он надумает бежать, то успеет пересечь границу прежде, чем оперативная группа до него доберется.

Пришлось водворяться в городскую квартиру. Мама, конечно, пришла в ужас, но быстро справилась с собой, и пока шел обыск, распланировала жизнь в новых обстоятельствах. Она решила, что поедет к сыну в деревню и поживет там с детьми и собаками. Ребята еще не оправились после смерти матери, и если узнают, что человек, заменивший им отца, обвиняется в убийстве и может быть посажен в тюрьму, это окажется для них слишком сильным стрессом. Пусть лучше думают, будто Митя уехал в командировку, и не меняют привычного ритма жизни. Совсем скоро Новый год, а с ним и конец четверти, и надо дать детям спокойно доучиться. Мстислав Юрьевич с тоской подумал, как мечтал встретить Новый год радостно впервые за много лет, как облюбовал елку на опушке леса, которую они с детьми и Фридой украсят и положат под нее подарки, вспомнил о коробках с фейерверками, запертых в кладовой, о том, что уже обсудил с Фридой меню и собирался купить гуся заранее. Теперь ничего этого не состоится, и наступающий Новый год почти ничем не будет отличаться от своих предыдущих унылых собратьев, которые он провел в одиночестве, укладываясь спать сразу после поздравления президента. Мама, конечно, приглашала его к себе, но Зиганшин всегда отказывался, сам толком не понимая почему. Не хотел официально признавать себя одиноким, у которого никого нет, кроме матери? Надеялся на чудо? В общем, новогоднюю ночь он много лет подряд проводил один и надеялся, что больше так не будет.

Увы, будет. Мама с Виктором Тимофеевичем останутся с детьми, и Фрида не приедет. Зиганшин чувствовал, что ей стоило большого труда простить ему убийство Реутова, и теперь вряд ли у нее получится поверить, будто жених не виноват. Она благородная девушка, преданная и, кажется, любит его, но нельзя требовать даже у самого чистого и честного человека, чтобы он тебе верил. Это грех, и один из тяжких. Зиганшин вздохнул: даже если его признают невиновным, что при таких уликах, прямо скажем, маловероятно, все равно в душе девушки поселится червячок сомнений, который будет подтачивать их отношения, пока не останется только труха.

Самое хорошее, что он может сделать для Фриды, – это освободить ее от себя. Если бы не чертов Реутов, все было бы иначе! Он случайно оказался не в то время не в том месте и ни в чем не виноват – Фрида поверила бы этому так же безоговорочно, как сейчас верят мама и отчим. Но она знает, что он – убийца. Прикончив Реутова, он преодолел барьер и узнал, что лишение жизни себе подобного в твоей собственной жизни меняет гораздо меньше, чем ты думаешь, пока этого не сделал. Ты по-прежнему ешь, пьешь, дышишь, любишь и ненавидишь, а о преступлении постепенно забываешь. Настолько забываешь, что влюбляешься в девушку и хочешь на ней жениться, и угрызения совести тебя совсем не мучают, а раз так, почему бы не сделать это снова?

Нет, в данных обстоятельствах просить Фриду поверить – все равно что изнасиловать.

Он равнодушно просидел в кухне, пока шел обыск, только держал маму за руку, а она улыбалась через силу, ерошила ему волосы и приговаривала, что, слава богу, хорошая хозяйка и ей не стыдно от того, что посторонние люди суют нос во все углы. Наоборот, даже приятно похвастаться безукоризненно чистым жилищем. Мама ни разу не упомянула Лену и не сказала, что предупреждала сына не связываться снова с ней, за что Зиганшин был ей очень благодарен. Для него думать сейчас о Лене было все равно что накусывать больной зуб.

Как опытный полицейский он прикинул другие версии: реалистичным, но не очень убедительным вариантом представлялось, что Иваницкого убил охранник. Сам испортил систему видеонаблюдения, чтобы по ней нельзя было установить его передвижения, убил хозяина сразу после отъезда Зиганшина, выкинул оружие где-нибудь в паре километров от дома, выждал положенное время и позвонил в полицию.

Технически вполне возможно, только зачем? Что ему сделал Иваницкий? Только если он действовал в чьих-то интересах? Лена заплатила или конкуренты по бизнесу? Но нельзя же просто подойти к человеку и сказать: «Эй, друг, сколько ты хочешь за убийство своего работодателя?» Впрочем, Леша человек грамотный и наверняка отработал эту версию: выяснил стаж работы, характеристику охранника, взял у него материал на следы продуктов выстрела.

Зиганшин вспомнил, как, будучи в бассейне у Лены, видел стеклянную дверь на улицу, и еще подумал, как легко перебраться через забор. Возможно, преступник проник в дом именно этим способом. Скорее всего, осмотр места преступления ограничился холлом, а на задний двор следственная группа не заглядывала… Хотя нет, они должны были искать оружие по всему дому и окрестностям, значит, увидели бы следы на снегу. Кем бы ни был преступник, но он не мог сделать по крайней мере двух вещей: оставаться невидимкой и перемещаться по воздуху.

Тут Мстислав Юрьевич вспомнил, какая была погода, и невесело засмеялся: утром снег валил сильно и густо, потом чуть-чуть стихло, как раз, когда он был у Иваницкого, а к вечеру поднялась настоящая метель. Любые следы занесло.

Что за удачливый киллер, и с погодой подфартило, и лох, на которого можно все свалить, подан, как на блюде!

Самое логичное – предположить сговор убийцы и охранника. Деньги нужны всякому человеку, а лжесвидетельствовать – это далеко не то же самое, что убить самому. За хорошее вознаграждение впустил – выпустил, а потом соврал, что, кроме Зиганшина, никого не было.

Неужели Лена заказала мужа? С чего бы вдруг она уехала за границу? То сидела спокойно дома, а тут взяла и подорвалась! Как специально для того, чтобы обеспечить себе надежное алиби. Нет, об этом думать сейчас слишком тяжело, а говорить вообще невозможно. Он уже один раз подозревал близкого человека и больше не позволит себе такой ошибки.

Обыск закончился, мама с отчимом расцеловали его и уехали. Мама сказала, что на время обыска отведет детей к Льву Абрамовичу, чтобы они ни о чем не догадались, а заодно утешит Фриду и приободрит. Виктор Тимофеевич обещал смотреть за собакой, следить, чтобы она не слишком скучала по хозяину и никого не обижала.

Зиганшин закрыл дверь, поправил на ноге электронный браслет слежения и взялся за уборку. Следственная бригада искала добросовестно и оставила после себя страшный кавардак.

Насчет обыска в деревенском доме он не волновался, там не найдут ничего предосудительного, разве что финский нож для сбора грибов, который подарил Лев Абрамович.

Конечно, на службе у него много дел и разных занятий, многие руководители рангом выше обязаны ему, но никто не станет подставляться ради скромного начкрима и давить на Кныша, чтобы избавил Зиганшина от уголовного преследования. Незаменимых у нас, как известно, нет. Так что будет он судиться, а потом сидеть, как все нормальные люди. Леша специально топить его не станет, но и рисковать репутацией, разваливать крепкое дело ему резона нет, тем более жертва не какой-то дядя Вася, а настоящий олигарх. Как бы ни обстояли дела у Иваницкого, но он умер, и теперь всем оставшимся в живых лучше, чтобы его убили по личным мотивам, потому что если влезть в финансы убиенного, то можно обнаружить неприятные и даже противозаконные вещи. Лучше не будить спящую собаку, это понимают все. А тут тебе, пожалуйста, месть оскорбленного любовника, настоящий подарок судьбы!

Мстислав Юрьевич посмотрел на гору постельного белья, вываленного из шкафа, и достал гладильную доску. Можно просто убрать, но сколько он себя помнил, в мамином шкафу все всегда лежало без единой складочки, ровненько, уголок к уголку, а раз так всегда было, пусть так и остается.

Наложение домашнего ареста возбраняет ему пользоваться телефоном и другими средствами связи, исключая вызов экстренных служб, а также контактировать с людьми, кроме ближайших родственников. Значит, поговорить с Фридой не получится, остается только надеяться, что это сделает мама.

Когда они увидятся теперь? Может быть, только на суде, но кто сказал, что Фрида придет туда?

Зиганшин представил, как возвращается после отсидки, сгорбленный беззубый старик, трясущийся от туберкулезного кашля… Нет, он не посмеет показаться ей на глаза такой, хотя перспективы дожить до конца срока представляются весьма сомнительными. Как только в зоне выяснится его темное ментовское прошлое, жизнь закончится.

Такая уж человеческая судьба, бывает, течет-течет ровно и спокойно, а вдруг совершает крутой и стремительный поворот, такой, что никак не удается вернуться на избранный путь. Еще весной он был самостоятельным одиноким мужиком, потом вдруг стал отцом двух взрослых детей, потом полюбил и захотел жениться, и вдруг, когда он уже видел себя счастливым главой семьи, неожиданно превратился в подследственного, а скоро станет осужденным. Что ж, это жизнь, куда деваться. Иногда мы сильнее обстоятельств, а иногда обстоятельства сильнее нас, и бесполезно плакать и вопрошать судьбу, зачем да почему. Так уж вышло.