Ви Киланд - Эгоист

Я постоянно набирал этот номер в течение последних нескольких месяцев, всякий раз, когда в состоянии отца наступало ухудшение. Звонили из больницы «Леннокс-Хилл».

Таксист что-то крикнул мне, когда я бросился к входу в реанимационное отделение. Очевидно, я настолько спешил, что забыл закрыть дверцу машины.

– Мои жена и сын попали в аварию. Их к вам доставили на «Скорой»! – крикнул я в круглое отверстие в прозрачной перегородке из оргстекла, за которой сидела женщина администратор.

– Фамилия?

– Джэггер.

Она взглянула на меня, изогнув бровь:

– Случайно, не родственник Мика? Губы похожи.

– Нет.

Она состроила недовольную гримасу, указав на левую дверь:

– Палата 1 А. Я вас вызову.

Тупая травма живота. Именно это сообщил мне доктор два часа назад. Алекса отделалась парой стежков на голове, но Беку повезло меньше. В их машину врезался цветочный фургон, у которого отказали тормоза, и он пронесся на красный свет на оживленном перекрестке. Водитель пытался вырулить, чтобы избежать аварии, врезался в заднюю часть автомобиля Алексы, прямо в пассажирское место за водителем. Как раз туда, где в своем детском автокресле сидел Бек.

Врачи заверили нас, что полученные малышом повреждения не угрожают его жизни, но ультразвуковое исследование показало, что повреждена левая почка – там был небольшой разрыв, который надо было немедленно ликвидировать. Я сидел у постели Бека в ожидании медсестер, которые должны были принести бланк заявления о согласии на операцию. Бек мирно спал. Алекса проходила очередное неврологическое обследование в кабинете по соседству.

После того как пришел врач и объяснил мне все о рисках, связанных с операцией, медсестра принесла целую кучу бланков для заполнения. Заявление о согласии на операцию, согласие на обработку персональных данных, данные о страховании. Последняя форма касалась разрешения на прямое переливание крови.

Медсестра объяснила, что не хватает времени взять кровь у нас до операции Бека, и, если она вдруг понадобится, что было маловероятно, они возьмут ее из банка крови. Однако мы можем сдать кровь, и ее сохранят для дальнейшего использования в случае необходимости. Я заполнил форму, чтобы можно было проверить кровь на перекрестную совместимость, и попросил медсестру отнести ее Алексе в соседний кабинет, чтобы она поставила свою подпись. Я не хотел оставлять Бека одного на случай, если он проснется.

Следующие несколько часов, пока шла операция, были для меня сущим адом. Наконец к нам вышел ассистент хирурга. Он спустил маску и заговорил:

– К сожалению, все не так хорошо, как мы изначально думали. Повреждения в почке вашего сына оказались более обширными, чем показала компьютерная томография. Сейчас мы пытаемся зашить разрыв, но он проходит вблизи сосудистой ножки, где находятся артерии и вены, соединяющиеся с аортой. Хочу, чтобы вы поняли, есть вероятность, что мы не сможем восстановить почку таким образом, чтобы она смогла функционировать, без угрозы для жизни вашего сына. В этом случае нам ничего не остается кроме частичного или полного удаления почки.

Он попытался убедить нас, что жить с одной почкой абсолютно нормально. Среди моих знакомых тоже были такие люди, но, если от природы у нас два органа, мне хотелось, чтобы мой сын пользовался преимуществами парных органов, если уж так предусмотрено природой.

С Алексой мы почти не общались, я лишь удостоверился, что с ней все в порядке. Все мое внимание было поглощено Беком, и в глубине души я винил ее за случившееся. Конечно, она не виновата в аварии напрямую, но, если бы она не была помешана на нарядах и не помчалась бы за очередным платьем, будь оно неладно, ничего этого не произошло бы.

Я заметил кофейный автомат у лифтов.

– Хочешь кофе?

Алекса кивнула.

Когда я вернулся с двумя стаканчиками кофе, медсестра уже беседовала с женой.

– О, мистер Джэггер. Вот ваша карта крови. На ней обозначена ваша группа, если вам это когда-нибудь понадобится. Мы всем такую выдаем, кто хочет стать донором.

– Благодарю. Моя кровь подходит для Бека?

– Дайте-ка я посмотрю. – Она подошла к медкарте, висевшей в ногах кровати, и принялась листать ее. – У вас первая группа крови, резус-фактор отрицательный, а это означает, что в крайних случаях ее можно переливать людям с любой группой крови и резусом. – Она остановилась на розовой странице. – Вам очень повезло. Крайне редко бывает, что приемный отец оказывается универсальным донором.

– Вообще-то я настоящий отец, а не приемный.

Сестра повесила карту Бека на кровать и взглянула на планшет, который принесла с собой. На ее лице появилось недоумение.

– У вас первая группа. А у Бека четвертая. – Она нахмурилась. – Говорите, вы биологический отец мальчика?

– Да.

Она посмотрела на Алексу, потом снова на меня.

– Это невозможно. Люди с первой группой крови в силу генетических особенностей не могут иметь детей с четвертой группой.

Я был измотан после безумно тяжелого дня. Мало того что похоронил отца, так еще и жена с сыном попали в автомобильную аварию. Наверное, я что-то неправильно понял.

– Может, это в лаборатории допустили ошибку?

Медсестра покачала головой:

– Вряд ли. Они обычно весьма точны… – Она переводила взгляд с меня на жену и обратно. – Но я все же попрошу их еще раз взять пробы крови на анализ. – После этого она поспешно покинула палату.

Я повернулся и взглянул на жену, которая сидела с опущенной головой.

– Это же ошибка лаборантов, правда, Алекса?

Меня буквально замутило, когда она подняла глаза. Ей не надо было ничего говорить, я и так все понял.

Не было никакой ошибки в этих гребаных анализах.

Все было правильно.

Бек не мой сын.

– У тебя есть сын? – Я откинула голову назад, чтобы взглянуть на Дрю. Мы все еще нежились в ванне, и было нелегко маневрировать, сидя зажатой между его ног.

Дрю кивнул с закрытыми глазами, а потом открыл их и посмотрел на меня. В его взгляде было столько боли, что у меня сердце сжалось в ожидании его ответа.

– Это длинная история. Как насчет того, чтобы выбраться отсюда, и я приготовлю тебе что-нибудь поесть, а заодно все расскажу?

– Хорошо.

Дрю вышел из ванны первым и достал полотенца. Он вытерся, обернул полотенце вокруг талии и протянул мне руку. На лице его все еще было задумчивое выражение, и мне хотелось поднять ему настроение. Что бы он ни собирался поведать мне о своем сыне, видимо, это была тягостная история.

Я приняла его руку и вышла из ванны.

– Ты выглядишь как король рекламы крема для бритья, а я, наверное, как мокрая мышь.

И действительно, мокрые волосы прилипли к лицу, и я была только рада, что зеркало затуманилось от пара и я не могла видеть свое отражение.

Дрю обернул меня мягким банным полотенцем и принялся вытирать.

– Ты просто мастер спа-процедур, – решила подразнить его я, протягивая сначала одну ногу, потом вторую.

Он подмигнул:

– Идут в комплекте с сексуальными услугами.

– Сексуальные услуги тоже весьма впечатляют.

– Да, я такой – мастер на все руки.

Когда он закончил меня вытирать (грудь и промежность были особенно хорошо высушены, судя по времени, которое он на них потратил), Дрю обернул полотенце вокруг моей груди и заботливо подоткнул концы. На этом проявления нежности не прекратились – он взял меня за руку, переплетя пальцы, и мы вышли из ванной.

На кухне он выдвинул стул из-под большого, как остров, гранитного стола и похлопал по сиденью:

– Присаживайся.

Я крутилась на стуле, наблюдая, как Дрю вытаскивал что-то из шкафчиков и холодильника. Вспомнив о том, что мы вытворяли пару часов назад у окна в гостиной, я прекратила крутиться и посмотрела в окно. На улице уже стемнело, и отсюда можно было любоваться яркими огнями города.

– Неужели с улицы действительно видно, что происходит здесь? – При воспоминании о том, как я стояла там, прижатая грудью к стеклу, меня охватила странная смесь паники и смущения, я почувствовала, как начинают гореть мои щеки. В тот момент мысль о том, что кто-то может видеть нас, возбуждала, добавляя эротизм происходящему. Но я определенно не желала обнаружить себя в столь пикантном виде на YouTube из-за того, что какой-то извращенец заснял нас с помощью телеобъектива.

Дрю ухмыльнулся.

– Вообще-то, нет. Это одностороннее стекло. Я никогда бы так с тобой не поступил. – Он протянул руку над моей головой, доставая сковороду, попутно целуя меня в лоб. – К тому же я не привык делиться тем, что принадлежит мне одному.

Услышав первую часть ответа, рациональная часть меня облегченно вздохнула, но от второй фразы в груди разлилось приятное тепло.

Дрю по-прежнему щеголял в полотенце, обвернутом вокруг его узкой талии, и я наслаждалась видом мускулов его спины, которые напрягались, когда он двигался, как вдруг заметила шрам. Он шел по диагонали от передней части грудной клетки до спины. След был светлее, чем остальная загорелая кожа, – шрам был явно старый. Я поняла, что в жизни Дрю случилось что-то серьезное.

– Тебе делали операцию? – спросила я.

– М-м-м? – Дрю бросил немного масла на сковородку и повернулся ко мне, сдвинув брови.

Я указала на отметину:

– У тебя шрам.

На его лице промелькнуло какое-то странное выражение. Мне показалось, что это глубокая печаль. Он снова отвернулся к плите и ответил:

– Да. Мне делали операцию несколько лет назад.

Может, мне не стоило так докапываться до деталей его личной жизни, но я ничего не могла с собой поделать. Мне было важно все, что с ним связано, и я лишь пыталась сложить воедино все кусочки головоломки, не представляя, каким будет конечный результат.

Дрю нарезал лук, еще какие-то ингредиенты, категорически отказываясь от моей помощи. Когда он наконец выложил на тарелки два роскошных омлета с зеленью и ветчиной на тостах, они выглядели ничуть не хуже, чем в каком-нибудь фешенебельном ресторане из тех, которые так обожает Болдуин.