Ви Киланд - Эгоист

Повинуясь внезапному порыву, я прижал Эмери к себе, крепко обхватив руками. Я уже не замечал парня, в которого она была влюблена и который сейчас наблюдал за нами, – во всем мире были только я и она. Все вокруг исчезло, когда я еще глубже проник в ее рот, и она с готовностью прижалась мягкими полушариями к моей груди. Звук, который она издала, когда моя рука накрыла ее феноменальную задницу, побудил меня продолжать. Я ничего не хотел так сильно, как только прижать ее к двери и потереться о нее своим набухающим членом. И я уступил бы порыву и сделал это, если бы ублюдок-сосед не испортил нам весь кайф.

Болдуин покашлял. При этом звуке Эмери отстранилась от меня и обернулась, обнаружив, что предмет ее обожания стоит и смотрит на то, что происходит между нами. Она выглядела ошеломленной, и в глазах ее промелькнула тень сожаления, что мне крайне не понравилось. И это несколько меня отрезвило. Я не имел права заставлять ее быть еще более несчастной, чем она уже была по вине этого кретина.

Сжав ее лицо в ладонях, я наклонился и прошептал:

– Может, это заставит его проснуться. – А потом поцеловал ее в щеку. – Увидимся завтра в офисе, именинница.

– Что за фигня, кто все эти люди? – Роман сидел в темноте на балконе моей квартиры и курил самокрутку, когда я выскочил к нему на пару минут, спасаясь от гостей.

– Может, ты бы узнал, если бы был там, вместо того чтобы сидеть здесь. – Я присел рядом с ним и принялся смотреть на море огней, которое сейчас представлял собой Нью-Йорк. – До чего же холодно!

– Ты видел ту блондинку с большими сиськами, в синем свитере?

– Это Сейдж. Одна из новых подружек Алексы.

– С мозгами у нее туговато. Я решил пошутить и сказал ей, что могу определить ее возраст, пощупав ее грудь.

– Только не говори мне, что она позволила тебе себя лапать.

Кончик сигареты Романа засветился красным, когда он сделал глубокую затяжку.

– После того как я хорошенько за нее подержался, она спросила, когда родилась. – Он выпустил цепочку колечек из дыма. – Я сказал «вчера» и вышел сюда покурить.

Я усмехнулся. Роман тот еще засранец. Он, наверное, получил оплеуху, или же ему повезло, и он легко отделался – иногда я даже гадал, какой из двух вариантов ему нравится больше.

– Ага. У Алексы просто талант выбирать себе таких подруг.

– Похоже, она неплохо освоилась в Нью-Йорке.

Со стороны, по крайней мере сегодня, это выглядело именно так. В любом случае лучше, чем тот ее поход на вечеринку в прошлом году, после которой она закатила мне грандиозный скандал в первый день нового года. А я всего лишь спросил ее, кто тот парень, который привез ее домой на следующий день утром. В этом году наш дом наполнили ее друзья, которых она завела в те четыре месяца, что прошли со дня нашего переезда в Нью-Йорк из Атланты. Но, по правде говоря, она все еще чуть ли не каждый день ныла по поводу разлуки с ее прежними приятелями и подружками.

– Она обзавелась несколькими друзьями. В основном с курсов по актерскому мастерству, на которые ходит, и из спортивного зала. Я надеялся, что она найдет друзей, у которых с ней больше общего, – может, дамочек из клуба «Мамочка и я», но она говорит, что они все надутые суки в свитерах.

– Ну, если эти свитера такие же, как у той блондинки, я, пожалуй, одолжу у тебя малыша Бека, чтобы заглянуть в этот самый клуб.

Мы помолчали несколько минут, наслаждаясь спокойствием ясной морозной ночи. Когда Роман снова заговорил, голос у него стал неожиданно серьезным:

– Как поживает Эй Джей?

Эй Джей – прозвище моего отца, сокращенный вариант имени Эндрю Джэггер. Никто из нас не использовал имя, данное при рождении: я всю жизнь был Дрю, а он Эй Джей.

– Не очень хорошо. Опухоль распространилась на легкое. Видимо, придется удалить кусочек.

– Вот черт. Прости, дружище. Эй Джей слишком еще молод для такой передряги.

Четыре месяца назад отец пошел к врачу на ежегодное обследование и анализы крови показали, что у него совсем отсутствовали печеночные ферменты. Через пару дней у него обнаружили рак печени. Несмотря на то что статистика была не на его стороне – за последние пять лет при таком диагнозе выживало лишь пятнадцать процентов, – он был полон оптимизма. Отец пережил месяцы интенсивной химиотерапии и чувствовал себя при этом просто ужасно, а после окончания последнего курса узнал, что рак дал метастазы в легкие.

– Верно. Я рад, что могу быть здесь рядом с ним. У него, конечно, куча друзей и коллег, но, так как у него нет жены, которая бы заботилась о нем, мне надо сейчас быть в Нью-Йорке.

– А я-то уже начал думать, что ты навсегда поселишься в Атланте.

– Похоже, Алекса именно это и планировала.

Я всегда намеревался вернуться в Нью-Йорк и работать с отцом в его адвокатской конторе. Когда я наконец сдал экзамен и был допущен к адвокатской практике, Алекса умоляла мена остаться в Атланте еще на год. Это, правда, означало, что мне придется сдавать квалификационный экзамен еще раз, но мне так хотелось сделать ее счастливой, пока она привыкала к тяготам материнства. Поэтому мы решили задержаться в Атланте на год. Год превратился в два, и, если бы не заболел отец, думаю, Алекса упросила бы меня провести в Атланте еще год, а потом еще…

– Она пытается приспособиться. Любит ходить по магазинам и решила записаться на курсы актерского мастерства. Очевидно, это то, что она всегда хотела сделать, но никогда не упоминала об этом, пока не пошла на первое занятие. – Я пожал плечами. – Да пусть занимается чем угодно, если это делает ее счастливой.

Роман посмотрел на меня.

– А как насчет тебя? Она делает тебя счастливым?

– Она хорошая мать.

– Как и моя мать. Но это вовсе не означает, что я хочу спать с ней и зависнуть возле ее юбки на всю оставшуюся жизнь.

– У тебя уникальная способность во всем находить только дерьмо.

– Я сплю с инструкторшей по йоге. Она тоже обожает всю эту туфту с самокопанием.

– Уверен, ты с ней именно поэтому, а вовсе не из-за того, что она может задрать ногу и положить себе на плечо.

– Единственные счастливые минуты, когда она закрывает свою варежку и прекращает проедать мне мозги всей этой бесполезной ученостью, это когда я закидываю ее ноги ей на плечи. Мой член действует как затычка для фонтана из цитат всяких там мудрецов.

Я усмехнулся и встал, хлопая друга по спине.

– Пойдем. Пора возвращаться на вечеринку. Я уже начал отмораживать яйца, и надо проверить, как там Бек. А то гости что-то расшумелись.

Пробираясь сквозь толпу людей, которых становилось все больше, я прошел в детскую. Мой малыш такой чертовски милый – он даже улыбался во сне. Ну ладно, возможно, он просто подергивался во сне, но его ротик каждую секунду то расслаблялся, то растягивался в улыбке. Возможно, ему снились гоночные машины и виноград – две вещи, которые он полюбил за последние два месяца. Я поправил одеяло, натянув его до подбородка, и провел пальцами по мягким щечкам. Господи, я даже представить себе не мог, что можно кого-то любить так сильно. На мгновение сердце в груди сжалось при мысли о том, что и мой отец мог так же смотреть на меня двадцать с лишним лет назад. Мне было так нужно, чтобы отец поправился. Я хотел, чтобы он поближе узнал моего сына и научил меня быть таким же замечательным отцом, как он сам.

Я не был религиозен – последний раз я был в церкви, когда женился на Алексе, а до этого, возможно, на похоронах. Но над кроваткой моего сынишки висел маленький крестик. Я видел его каждый день, но воспринимал лишь как часть убранства комнаты.

Но отчего бы и не попробовать.

Стоя рядом с кроваткой Бека, я произнес небольшую молитву, прося Бога присмотреть за моим отцом и малышом.

Мы жили в Нью-Йорке уже четыре месяца, и крестик всегда висел над кроваткой в детской. Но когда я открыл дверь, чтобы вернуться к гостям, он вдруг сорвался со стены и упал на пол.

Остается только надеяться, что это не дурное предзнаменование.

Голова болела так, словно меня сбила машина, полная разъяренных членов общества анонимных алкоголиков. Я просто умирала от жажды, казалось, мой рот – это высушенная знойная пустыня, но каждый глоток воды при этом вызывал тошноту. О боже. Неудивительно, что я нечасто напиваюсь.

У этого жуткого похмелья был единственный плюс – я отвратительно чувствовала себя физически и у меня просто не осталось сил думать о том, что случилось вчера.

Дрю.

Этот поцелуй.

И Болдуин.

Задерживая дыхание, от которого мне самой становилось тошно, я еле притащилась в офис, опоздав еще больше, чем обычно. У меня не намечалось сеансов до полудня, но я не успевала внести свои комментарии в карты клиентов.

При мысли о том, что мне предстояло встретиться с Дрю лицом к лицу, моя тошнота, вызванная похмельем, начинала казаться мне лишь разминкой перед настоящим испытанием. Войдя в холл и увидев, что дверь в его кабинет закрыта, я облегченно вздохнула. Я понимала, что буду испытывать неловкость при общении с ним, так что будет лучше, если эта встреча произойдет как можно позже, когда я хоть немного приду в себя.

Войдя в кабинет, я повесила пальто на вешалку у двери и поставила ноутбук на док-станцию. И только когда я уселась за письменный стол и уже хотела включить компьютер, я заметила записку, явно написанную почерком Дрю.

Все это было очень странно. Я попыталась успокоиться и даже ответила на несколько писем, но любопытство взяло верх. Забрав ключ и карточку для лифта из верхнего ящика стола, я уже через пять минут вышла в холл. Поднимаясь на лифте, я словно во сне смотрела, как зажигаются цифры. Я знала, что Дрю жил в том же здании, но он никогда не упоминал, что это пентхаус. Зачем он направил меня к себе в квартиру? Может, у него есть кошка и ее надо покормить?