В конце прогулки она снова оказалась рядом с ним. Чувствуя ее так близко, Уильям едва не потерял связь с реальностью. И едва не произошло непоправимое, когда маленький Джонатан, который залез на особо высокую стену, едва не упал оттуда. Уильям успел подхватить его, потому что стоял ближе всего. И хоть Шарлотта выглядела перепуганной выходкой брата, потом она с не меньшим беспокойством подошла к нему и коснулась его плеча.

— Ты в порядке? — спросила она, заглянув ему в глаза.

Всякий раз, когда она беспокоилась о нем, Уильям чувствовал себя так, будто имел шанс завоевать ее. У него ныло и болело плечо, но больше всего болело его сердце.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Да, всё хорошо.

Он увидел по ее глазам, что она не поверила ему. Но… но даже не это поразило его. Когда они возвращались домой, Шарлотта шла рядом с ним. Уильям не смог удержаться и осторожно взял ее руку в свою. Она тут же сплела с ним свои пальцы и сжала в ответ. И Уильям потрясенно понял, что может потерять всё это. Потерять ее.

Если не найдет никакого способа отвоевать ее у всех тех поклонников, которые у нее были.

Ужин прошел в теплой, но немного натянутой обстановке, потому что завтра утром всем предстояло уехать домой, вернуться к прежней жизни, которая уже никогда не будет прежней. Особенно для него.

Одному Богу известно, каких трудов ему стоило усидеть на ужине, а потом пожелать всем спокойной ночи и уйти. На время выходных, пока в доме были гости, он уговорил мать отдать в его распоряжение отдельно стоящий флигель. Уильям знал, что не сможет спать под одной крышей с Шарлоттой. И вот теперь это.

Любовь, которую он не ожидал, обрушилась на него и больше не собиралась покидать его. Он и не хотел этого. Удивительно, что он не понял этого раньше. Не понял, потому что никогда не знал настоящей любви. Удивительно, но любить Шарлотту было так легко, так мучительно сладко. Всё в ней вызвало в нем восхищение и даже гордость. Она могла одним взглядом усмирить его сердце, а через секунду заставить его биться с таким отчаянием, будто собиралась вытащить его из его груди. И он бы с радостью отдал ей свое сердце. Если бы она забрала его себе. Если бы захотела этого.

Он не просто хотел ее. Не просто любил. Это было даже больше, чем он мог себе представить.

Уильям снова вздрогнул, когда позади раздался хруст ломающейся ветки. Он резко повернулся на скамейке и обомлел.

В нескольких шагах позади него в одной ночной рубашке и накинутом поверх шелковом белоснежном пеньюаре, с распушенными волосами, которые переливались серебристыми прядями, и обращенным к нему лицом стоял предмет всех его мечтаний.

— Шарлотта… — изумленно простонал Уильям, чувствуя, как сердце его замирает под ее пристальным взглядом. — Что ты тут делаешь?

Она встрепенулась, но не отвела взгляд, а обхватила себя руками и чуть ниже опустила голову.

— Я увидела, как ты пришел сюда, и… тоже захотела подышать свежим воздухом. Можно, я присяду рядом с тобой?

Волосы на затылке встали дыбом, едва он представил себе, как Шарлотта, едва одетая и с распущенными волосами, которые перекинула через правое плечо, подходит и садится рядом с ним.

— Да, конечно, — сказал он, и словно в тумане увидел, как она подходит, подходит невероятно близко. — С-садись…

Лунный свет падал на ее шелковый пеньюар, который облегал ее тело, как вторая кожа, обрисовав не только линию бедер и тонкую талию, но и высокую грудь с темными сосками, которые проступали сквозь почти прозрачную ткань ее ночного одеяния.

Боже правый!

Шарлотта присела рядом с ним, стараясь не смотреть на него, потому что боялась растерять все мысли, которые не давали ей покоя.

Ей не просто не спалось. Она места себе не находила не только с тех пор, как после пикника возле этого самого озера что-то изменилось. Вид встревоженного и напряженного Уильяма беспокоил ее гораздо сильнее, чем даже собственные переживания. Его будто подменили. Даже на ужине после пикника он вел себя скованно, мало говорил и почти все время молчал, погрузившись в долгие раздумья. Она испытывала желание прямо спросить его, в чем дело, но… не рискнула. Может, это она чем-то рассердила его?

Но нет, потому что на прогулке сегодня днем к руинам и обратно, он… Он все время был рядом с ней, а потом конец даже взял ее за руку. И сердце ее едва не упало к его ногам, когда стало очевидно, что не она отвратила его от себя. Это был единственный раз, когда он коснулся ее после того поцелуя, которым приветствовал ее в своем доме. Он больше не пытался найти с ней встречу, даже не пытался поцеловать. И это рукопожатие в конце прогулки… как будто дало ей слабую надежду на то, что она все еще хоть что-то значит для него. Значит даже после того, что ему много лет назад разбили сердце без права на исцеление.

И вот теперь он сидел тут в полном одиночестве. Ушел после ужина, ушел так легко, будто их больше ничего не связывало.

Время пребывания в Эжуорт-парке неумолимо закончилось. Завтра она уедет домой и… И возможно, он закончит свою глупую затею, которая началась с таких невероятных событий. Она говорила, что должна будет отказать ему. Возможно, он придет, чтобы услышать ее слова, но Шарлотта пребывала в настоящем ужасе… Потому что не представляла, как откажет ему.

Ей отвели спальню, которую она делила с Прюденс. Сестра легла и уже блаженно спала, не ведая ни о какой мирской суете, а Шарлотта стояла у окна и не могла пошевелиться до тех пор, пока не увидела, как к озеру приближается одинокая высокая фигура. И только ткань белоснежной рубашки белым пятном выделяла его в темноте ночи, притягивая ее взгляд, как магнит. Поэтому она и пришла сюда. Не могла не прийти. Не могла больше делать вид, будто всё это не важно для нее. Очень важно, так важно, что она хотела понять, что с ним не так. И что ей теперь делать.

— Почему ты здесь? — осторожно спросила Шарлотта, украдкой взглянув на него и отметив, как ссадина и синяк на его лице полностью зажили.

Его густые волосы взлохматились и мягкими прядями падали на широкий лоб. Глаза мерцали, прикованные к ней. Лицо застывшее, суровое, будто высеченное из мрамора, и сосредоточенное. Льняная ткань расстегнутой на несколько верхних пуговиц рубашки, концами скрываясь в поясе черных бриджей, прилипла к его груди, будоража воображение и напоминая о том, что на самом деле скрывается под ней. К чему она прижималась несколько дней назад.

— Не спалось, — ответил он уклончиво, не спуская с нее взгляда. — А ты почему здесь?

Она откинулась на спинку скамьи и ответила так же тихо, как будто боялась звука собственного голоса.

Боялась, что всё это развеется, и она потеряет его.

— Не спалось.

Подняв лицо к небесам, она всматривалась в звездное небо, а Уильям не мог оторвать взгляд от ее профиля, глядя на губы, которые мечтал зацеловать до полусмерти.

Вздохнув, Шарлотта снова взглянула на него.

— Как твое плечо? И рука?

У него кружилась голова.

— Сносно.

— Не болит?

Болело, болело в другом месте.

— Нет.

Она снова перевела взгляд на небо и застыла, даже не догадываясь о том, какое потрясающее зрелище представляет собой.

— Я рада, что твои раны заживают, — тихо обронила Шарлотта, замерев на месте.

Сердце его колотилось так неистово, что Уильям снова стал задыхаться, но усилием воли откинулся на спинку скамьи и поднял лицо к небу.

— Всё хорошо? — тихо спросил он, опустив руку на гладкую деревянную поверхность скамьи.

И пораженно застыл, когда обнаружил там ее пальцы. Что-то дрогнуло в груди, а потом Уильям быстро взял ее руку в свою и сплел с ней свои пальцы. Как она сделала сегодня после прогулки.

Как и на прогулке, она тут же сплела свои пальцы с ним, будто не могла отпустить его.

— Не знаю. — Шарлотта вдруг повернула голову к нему. — Всё хорошо?

Он тоже не знал. Уильям боялся посмотреть на нее, но это было бесполезно. Он был уверен, что не выпустит ее руку, даже если вода в озере поднимется и поглотит его.

Стараясь дышать, Уильям поднял ее руку, притянул к себе и прижался губами к тыльной стороне ее ладони.

Шарлотту пронзила легка дрожь.

— Уильям?

Господи, как он любил, когда она называла его по имени! В ее голосе послышалось такое отчаяние, как будто… будто она впервые могла остановить его, даже не подозревая о том, как сильно нужна ему.

Уильям похолодел, поняв, что не сможет, ни за что не отпустит ее. Какая-то мука сжимала ему сердце. Он стал покрывать легкими поцелуями каждый ее дрожащий пальчик, и снова услышал, как она шумно вздохнула. Как будто собиралась сказать что-то еще.

— Шарлотта, — пробормотал он с неприкрытой болью, повернул ее запястье к себе и припал губами к отчаянно трепыхающемся пульсу. — Мне отпустить тебя?

Она задрожала, а потом он с потрясением обнаружила… ее вторую руку в своих волосах, которая погладила его по голове.

С ним снова что-то произошло. Что-то содрогалось и падало внутри него. Его истосковавшееся, измученное по ней любовью сердце.

Опустив ее руку, Уильям повернулся к ней. Она была нужна ему сейчас даже больше, чем он мог себе представить.

Глаза ее потемнели, губы дрожали. Ветер подхватил темно-золотистые пряди, пахнущие сиренью и жасмином, и бросили ему в лицо. Он не мог пошевелиться, но отчетливо увидел, как Шарлотта сама тянется к нему.

Мгновение, и она оказалась в его объятиях. Он прижал к себе. Ее руки обвили его плечи. Он больше не мог бороться с собой, не мог сдерживать себя, потому что его душила не только любовь к ней. У него было такое ощущение, будто отпустив ее, он просто растворится в пустоте и потеряет ее.

Не мог отпустить ее еще и потому, что она сама обняла его, обняла так, как будто хотела этого.