Когда ее пальцы невольно задели чувствительно место на затылке, Уильям испугался того, что действительно может потерять голову. Но даже тогда не мог отпустить ее. Господи, такого всепоглощающего удовольствия он никогда не испытывал от простого поцелуя! И внезапно понял, что такими будут всегда все ее поцелуи. Все поцелуе Шарлотты будут такими огненными, такими одурманивающими. Такими, от которых он сам никогда не сможет отказаться.

Она должна была остаться в его жизни, и позже он обязательно придумает, как это сделать, но сейчас Уильям просто хотел насладиться ею. И оставить на ее теле следы, которые будут всегда напоминать о нем. Чтобы даже прикосновения других, если не дай бог такие будут, не заняли в ее душе такое место, какое занимали его прикосновения, от которых она никогда не отказывалась.

Уильям сомневался, что Хамфри мог поцеловать ее так, как целовал ее он сам. Кровь ударила в голову от этих вопиющих мыслей.

«Моя!»

Раскрыв ее уста чуть шире, он резко втянул к себе ее розовый язычок, кончик которого так отчетливо помнил, и услышал сдавленный стон Шарлотты. Она вдруг обмякла и повисла у него на шее. Удовлетворенно кивнув, он прислонил ее к стене, чуть отстранился от нее и, проведя рукой от ее бедра по тонкой талии вверх, накрыл ладонью ее грудь, спрятанную под корсетом.

Шарлотту пронзила такая резкая судорога, что она застыла и оторвалась от его губ, едва дыша.

— Уильям, что ты делаешь? — задыхаясь спросила она, уронив голову ему на плечо.

Он повернул голову и прижался губами ее восхитительной шеи, сжав ей грудь, а потом дернул лиф вниз.

Шарлотта ахнула и не успела ничего поделать, чтобы остановить его, когда он стянул еще чуть ниже лиф платья, и ее левая грудь выпала наружу. Он тут же сжал ее в своей ладони. Шарлотту парализовало. Задыхаясь, она зажмурила глаза, стараясь справиться с собой, но когда он сжал ее обнаженную грудь в своей широкой, теплой ладони, по всему телу прокатилась такая мучительно приятная волна, что она едва не расплакалась от удовольствия.

— Господи…

Уильям застонал, собирая губами на матовой коже ее шеи капельки испарины, которые там внезапно выступили. Он чувствовал, как она дрожит. Ощущал небольшую, но упругую грудь, которая так хорошо умещалась в его ладони, что он едва сдержался от того, чтобы не освободить вторую. Приподняв Шарлотту, он прислонил ее к стене и чуть отстранился от нее. На улице было темно, но лунный свет осветил потрясающее зрелище, на которое он едва мог смотреть. Матовая кожа мерцала, покрывшись тоненькой испариной, бледно-розовый сосок набух и выпирал, притягивая жадный взгляд. Сердце его стучало так неистово, что Уильям боялся задохнуться. Боже, она была совершенством! Как и все ее поцелуи.

Едва владея собой, Уильям опустил голову ниже, и, продолжая держать ее грудь в руке, отодвинул в сторону пальцы и заменил их своими губами.

Шарлотте показалось, будто ее ударила молния. Ноги стали ватными. Ее снова пронзило что-то неистовое, острое и огненное, ослабив колени. Совсем недавно его губы были на ее губах, а теперь…

Невозможно! Что он с ней делал? Как она будет жить дальше, если он… Он вобрал в свой горячий рот ее бедный сосок так же, как минуту назад расправился с ее языком. Ее обдало жгучей волной. Обессиленная, она схватила его за голову, закрыла глаза и спрятала лицо в его волосах.

— Уильям, — пробормотала Шарлотта, задыхаясь и погибая, а он продолжал ласкать ее, целовать и истязать беззащитную плоть до тех пор, пока у нее не потемнело в глазах.

Она не смогла остановить его, даже когда он стал ласкать ее языком и зубами, вызывая в ней такие острые сладостно-мучительные ощущения, что она едва не лишилась чувств. Тело больше не подчинялось ей, а где-то глубоко внутри нее зарождалось нечто опасное, темное и напряженное.

— Он трогал тебя так? — внезапно спросил Уильям и вновь прижался губами к ее груди.

У нее оборвалось дыхание.

— Кто?

Уильям не переставал ласкать ее, ошеломляя, покоряя. Он не собирался оставлять ей возможности для отступления, потому что таких троп больше не существовало. Он не отпустил бы ее, даже если бы настал конец света. Тем более по этой причине. Такого всепоглощающего желания обладать кем-то он никогда не знал. Но и не знал, какое счастье можно испытать, когда желанная женщина так же отчаянно желала его. Только его.

Он хотел ее до одури, до умопомрачения, так сильно, что боялся потерять голову. Тело его напряглось, а чресла окаменели настолько, что он едва не задохнулся, когда в какой-то момент Шарлотта невольно прижала бедра к нему, поддаваясь прелестному желанию быть к нему еще ближе.

Ласкать ее было не только удивительно. Ему доставляло удовольствие одно то, что он пробуждал в ней ее собственное удовольствие. Заставлял дрожать и желать этого. Он млел только от того, как нежно она поглаживала его голову, при этом зарылась лицом ему в волосы, и он чувствовал ее теплое, прерывистое дыхание на себе.

Но больше всего ему нравилось то, что, находясь в его объятиях, она не думала ни об одном из своих кавалеров.

С трудом оторвавшись от ее восхитительной, упругой груди, которую тут же накрыл ладонью, Уильям резко поднял голову и заглянул в ее затуманенные темно-серые, волшебные глаза.

— Если он тронет тебя так, я сломаю ему руки. И шею.

Она смотрела на него так, словно действительно не понимала, о ком он говорил. И это наконец успокоило Уильяма. Сжимая ее грудь пальцами, а другой обнимая ее за талию, он склонил голову и поцеловал ее раскрытые, дурманящие губы.

Обласканная и замлевшая, Шарлотта даже не думала сопротивляться, когда он накрыл ее рот своим. Обнимая его, она вернула ему поцелуй, понимая, что никогда не сможет забыть его. Никогда не сможет отказаться от него. Никогда не сможет перестать… думать о нем. О том, что только что произошло. Что останется с ней на всю оставшуюся жизнь.

Он поцеловал ее так жарко, так крепко, что она едва не задохнулась.

— Ты выберешь меня, Шарлотта, — сказал он уже мягче, спокойнее, приподняв голову и тяжело дыша. В свете лунного света он увидел, как потемнели и горели ее глаза. Глаза, в которых отражались все ее желания. И страхи. — Я обещаю, что ты выберешь меня. И никогда не пожалеешь об этом.

Она закрыла глаза и едва сдержала слезы, стараясь прийти в себя, и сознавая, что то, о чем он говорит, никогда не будет возможно. Ни первое, ни тем более второе.

Простояв в его теплых объятиях казалось целую вечность, пока не успокоилось бешено бьющееся сердце, в какой-то момент Шарлотта поняла, что реальность возвращается. Но Уильям так удивительно ласково обнимал ее, что ей не хотелось пошевелиться. На одно мгновение не существовало никого, кроме него. Не было ничего, кроме того, что он мог принадлежать ей. Сладкий дурман, в который ей хотелось верить всем сердцем, но это было невозможно. Тем более теперь.

Уильям медленно отстранил ее от себя, поправил ей платье, слегка задев ей грудь своими пальцами так, что по ней снова прокатился жаркий трепет, едва не сбив ее с ног. Будто бы понимая это, он придержал ее, затем окончательно привел ее в прежний презентабельный вид, насколько это было возможно, поставил ее на ноги и замер перед ней. В какой-то момент поднял руки и взял ее лицо в свои теплые ладони, едва не заставив ее расплакаться от нежности, с которой продолжал касаться ее.

— Всё хорошо, — прошептал он, глядя ей в глаза, бередя ей душу и поглаживая ее бледные щеки так, что у нее снова задрожали колени. — Ты готова вернуться?

Шарлотта закрыла глаза, стараясь дышать, вернуть себе самообладание, а потом медленно кивнула.

— Да.

Он так странно смотрел на нее, что ей снова стало страшно. Смотрел с какой-то глубокой убежденностью, будто уже что-то решил для себя.

— Тогда пойдем.

Он отошел от нее, взял ее за руку и повел обратно в дом.

В библиотеке у самых дальних полок с книгой в руке стояла Эстер со скучающим видом. Заметив их, она с облегчением вернула книгу на место и подошла к брату.

— Вы смогли там что-то разглядеть в такой темноте?

Шарлотта со страхом покосилась на Уильяма, который так и не выпустил ее руку. Теперь он выглядел гораздо спокойнее, чем когда выводил ее в сад. И даже Эстер это заметила.

— Эстер, — спокойно, даже дружелюбно и ласково попросил он. — Иди вперёд. Мы последуем за тобой.

Глаза Эстер хитро заблестели.

— Учти, мы вместе должны вернуться в гостиную.

Уильям вдруг повернулся к Шарлотте. Сердце ее замерло в груди, когда его задумчивый, мерцающий взгляд остановился на ней. К ее полной неожиданности он поднял ее руку в своей, быстро поцеловал ее ладонь и отпустил ее.

— Идите вместе, я скоро приду.

Шарлотте снова стало страшно. Ей хотелось знать, что с ним произошло. Что он решил. Но она ничего не сказала.

И медленно покинула библиотеку вместе с его сестрой, ужасаясь того, что на террасе произошло не только обмен колкими репликами и яростными ласками.

Произошло нечто такое, с чем она могла не справиться.

Глава 16

Уильям сидел в своем кабинете возле заваленного бумагами стола, но не мог сосредоточиться ни на одном письме.

Прошло уже два дня с того ужина, а он так и не рискнул больше найти встречу с Шарлоттой. Боже правый, Шарлотта! Едва он думал о ней, как сердце замирало в груди, в голове туманились, а руки дрожали от потребности снова обнять ее. Только на этот раз он четко знал, что если обнимает ее, она не станет возражать. Ни за что не остановит его. И он не остановится.

Ее податливость можно было отнести к неведению незамужней девушки, в которой пробуждалась страсть, и все же дело было в другом.

Была в ней некая сила, перед которой он чувствовал себя совершенно беспомощным. Ее безоговорочная готовность подчиниться ему внушала даже страх. Ни одна женщина не обнимала его так, будто это было для нее настоящим блаженством. Ни одна женщина не касалась его с такой искренней нежностью, что у него подгибались колени. Ни одна женщина не целовала его с таким упоением, чтобы он почувствовал себя совершенно особенным и единственным для нее. Так, что он снова чувствовал, будто не один во всей вселенной.