Марина Агекян - Эгоист

Ночь была теплой, но дул неприятный резкий ветер, вырывая локоны из прически. Раздраженно схватив один темно-золотистый, она заправила его за ухо и собиралась спуститься по лестнице, чтобы направиться к ожидающей ее карете, как застыла, словно вкопанная.

Оглушительный выстрел сотряс ночную тишину.

Она резко повернулась на звук выстрела.

И обомлела.

На улице, погруженной в легкий полумрак, чуть дальше от ее кареты стоял мужчина, который крепко держал за локоть… ту самую вдову маркиза, с которой покинул бальную залу Уильям. Она плакала и пыталась вырваться, но тщетно. Худощавый, высокий мужчина с темными волнистыми волосами выпрямился и поднял вверх дымящийся пистолет.

Напротив него стоял… Уильям!

Он покачнулся, схватился за правое плечо и рухнул прямо на тротуар. Мужчина удовлетворенно кивнул, развернулся и потянул за собой плачущую маркизу. Они быстро взобрались в черный экипаж, и след их мгновенно простыл.

Шарлотта испытала такой леденящий ужас, что какое-то время не могла пошевелиться, прижав руку к побелевшим губам.

Только что на ее глазах убили Уильяма!

Это было так невероятно, так невыносимо, что она покачнулась. Стон потрясения вырвался из горла, а потом Шарлотта обнаружила, как бежит… Опрометью бежит, стремясь как можно скорее добраться до него, чтобы спасти, уберечь…

Это… это невозможно! Он не мог умереть! Только не так! Только не он!

О Господи!

Шарлотту бил такой озноб, что она без труда упала рядом с ним, не чувствуя землю под ногами.

Уильям лежал на боку, на той самой руке, из которой на тротуар вытекала алая струйка крови, намочив красивый бархатный сюртук, белый с серебристой вышивкой жилет и даже шейный платок. Лицо его тоже было запачкано кровью, вероятно, брызнувшей от удара выстрела.

Сердце ее замерло, а руки дрожали, когда она потянулась к нему.

— Господи, — пробормотала она побелевшими губами, коснувшись его мягких каштановых волос. Впервые в жизни коснувшись его волос не во сне, а наяву. Глаза его были закрыты, лицо искажено и бледно. — Уильям…

Шарлотта внезапно затаила дыхание, осознав, что просто не вынесет, если с ним что-то случиться. Как бы она ни была зла на него, она… не желала ему подобной участи. Никогда!

Рядом послышались шаги, а потом кто-то склонился над ними.

— Мисс Уинслоу, всё хорошо?

Это был их кучер, но Шарлотта не могла пошевелиться, глядя на неподвижного Уильяма. Небеса обваливались и рушились на нее, пригвоздив к месту. Сердце пронзила такая боль, что ей было нечем дышать. Боже правый, Уильям! Он не мог!.. Она не могла потерять его…

Внезапно его тело затряслось, он закашлялся, перевернулся на живот и издал протяжный, болезненный стон.

— Господи!

И, правда, Господи!

Он был жив! Хвала небесам, он был жив!

Голова закружилась, и сердце пустилось вскачь так рьяно, что Шарлотта едва не задохнулась от облегчения.

Склонившись к нему, она так крепко обняла его, что он снова застонал.

— Господи, Уильям, ты живой!

Он снова застонал и скатился на второй, здоровый бок. И только тогда поднял голову.

— Шарлотта? — Его темно-карие глаза удивленно уставились на нее. — Почему ты плачешь?

Встрепенувшись, Шарлотта выпрямилась на месте и быстро смахнула слезы со щек, проклиная себя за несдержанность. Изумленная тем, что он не только узнал ее, но и назвал по имени.

— Я думала… думала…

Она не могла говорить, когда он так пристально смотрел на нее.

Уильям нахмурился, от чего глубокая морщинка залегла между бровями, придав ему такой сурово-раздраженный, притягательный вид, что у нее перехватило в горле.

— Думала, что я умер? — Он покачал головой и попытался присесть, но снова застонал и схватился за плечо. — Черт побери, так было бы лучше для всех, разве нет?

Его голос прозвучал с резким гневом и даже осуждением.

Какой глупец! Разумеется, Шарлотта не считала так.

Проигнорировав его возмущение, Шарлотта потянулась к нему и помогла Уильяму присесть на тротуаре. Вид у него был неважный. Он бледнел всё больше, пока шевелился, а кровь вытекала из раны, стекалась между пальцами, которыми он пытался зажать рану, и стала капать на дорогу, внушая ей настоящий ужас.

— Вас нужно как можно скорее доставить домой. — Она склонила голову набок, чтобы лучше видеть его. — Кто это было? Кто стрелял в вас?

Хоть на улице и царил полумрак, а льющийся из высоких окон яркий свет освещал его большую фигуру, но этого было недостаточно, потому что он сидел спиной к свету.

Уильям поморщился, вероятно, от нового приступа боли и закрыл глаза.

— Не важно…

Глупый человек!

— И вы собираетесь оставить всё, как есть? — Она ощутила гнев, который испытывал к нему некоторое время назад. — А если бы он!..

— Хватит! — оборвал ее Уильям, начиная слабеть на глазах. Настолько, что едва снова не упал на тротуар. — Боже!

Шарлотта успела удержать его за здоровое плечо и невольно прижала его к своей груди, где всё онемело и болело.

— Вас нужно доставить домой, — прошептала она, на миг прикрыв глаза, когда почувствовала запах его терпкого одеколона, в котором выделялись острые сандаловые нотки, будоража сознание. — Вы можете встать?

Он задрожал, рука его безвольно упала на колени. Уильям закрыл глаза и покачал головой.

— Нельзя… мне домой.

Шарлотта удивленно посмотрела на него.

— Но вам нужен доктор.

Он застонал и к ее полной неожиданности тяжело опустил лоб ей на плечо. Он был так близко, что она ощутила на своей коже тепло его дыхания. Так близко, как не был никогда прежде. Так близко, что ее парализовало.

— Может, обойдемся без докторов?

Какой невыносимый человек! Он что, хочет истечь кровью прямо здесь!

Как бы ей ни было отрадно держать его в почти объятиях, Шарлотта медленно отстранила его от себя и посмотрела на его лицо, которое стало еще бледнее. Еще немного, и он окончательно потеряет сознание.

— Может, позвать ваших?..

Он снова резко, решительно покачал головой, отметая любое упоминание не только о своей матери, которая была на балу, но и двух других сестрах, младше Лидии, одна из которой, Тереза двадцати двух лет, уже была помолвлена, а третья по очереди, Эстер девятнадцати лет, выходила в свет уже во второй раз.

— Нельзя, они не должны это увидеть.

На этот раз в его голосе были не только непреклонные нотки, но и стыд.

Неужели он понял, что заходит слишком далеко, увиваясь за каждой юбкой! Как бы Шарлотте не было отрадно и это открытие, она не могла позволить ему сидеть тут и истекать кровью. И не могла позволить, чтобы другие это увидели, иначе разразится очередной скандал, в который на этот раз будет замешана и она сама.

— Назовите мне адрес, куда я могу вас отвезти. Где живет ваш доктор? Думаю, это было бы разумнее…

Он вдруг открыл глаза, посмотрел на нее затуманенным взглядом и вздохнул.

— Оставь меня здесь.

В его глазах было столько обреченности, столько боли и чего-то еще, что Шарлотте вдруг стало так же больно. Так больно, как не бывало даже в ее третий сезон. Еще и потому, что она никогда прежде не видела его такого… раздавленного и опустошенного. И всё это было вызвано вовсе не тем, что его дама оставила его и в него стреляли. В его глазах было нечто такое, от чего ее бросило в холодную дрожь.

Мчавшаяся по ухабистым дорогам карета была не самым лучшим средством для транспортировки больного и уж тем боле раненого человека, который истекал кровью, но только так Уильяма можно было как можно скорее доставить в безопасное место. Еще и потому, что он начинал бледнеть на глазах и… И мог снова потерять сознание.

Это так сильно напугало Шарлотту, что она невольно коснулась дрожащими пальцами его колена, ощутив напряженные, каменные мышцы под тканью запачканных белоснежных панталон, заправленных в высокие черные сапоги.

— Уильям… ты… Вы меня слышите? — спросила она, вглядываясь в сумраке и едва различимом исходящим от каретных фонарей свете в его застывшее, бледное лицо.

Уильям сидел на сиденье, скорчившись и продолжая держаться за раненое плечо.

На улице раздался лай собаки, кто-то громко вскрикнул, а затем снова наступила тишина.

— Лорд Холбрук… — Шарлотта прикусила губу и снова позвала его. — Уильям!

Он вздрогнул, когда колесо попало в особо глубокую рытвину, из горла его сорвался протяжный стон боли.

— Боже, где я? — прошептал он, не открывая глаз.

Ему действительно было плохо, так плохо, что он терял ориентацию в пространстве.

Недолго думая, Шарлотта пересела к нему как раз с той стороны, где находилось его раненое плечи.

— Позвольте мне взглянуть, — попросила она, не вполне представляя, что ожидала увидеть.

Но рука Уильяма была крепко прижата к ране.

— Кто здесь? — хриплым голосом спросил он, повернув к ней голову.

И снова был так близко к ней, что у нее замерло сердце.

Подняв руку, Шарлотта осторожно коснулась его лица, пораженная тому, что за один вечер так много раз касалась его. Так часто, что нельзя было сосчитать это. Боже правый, Уильям! Это действительно было он.

— Это я, — прошептала она так, будто он должен был узнать ее.

Веки его дрогнули и распахнулись. Затуманенными от боли глазами он посмотрел на нее и снова пробормотал:

— Шарлотта.

У нее что-то больно сжалось в груди. Так больно, что на глаза навернулись слезы. Вот как он это делал? Целых семь лет он едва ли замечал ее, едва знал о ее существовании, а сейчас смотрел на нее так, будто знал ее всю жизнь.