Пока Кирилл избавлялся от одежды, мой затуманенный разум слегка прояснился, напоминая, что внизу куча друзей и наши родители, которые потихоньку становились общими…

С тихим стоном я попыталась оползти на другую половину кровати, — всё-таки некрасиво уходить, не попрощавшись со всеми. Только сбежать я не успела.

— Нет, малышка, — прохрипел Кирилл в моё ухо, опаляя своим дыханием. — Тебе не удастся сбежать от меня сегодня. И завтра. И во все последующие дни я тебе ни одного шанса не предоставлю.

Он пригвоздил меня к постели тяжестью своего тела, и моя решимость спуститься к родным с каждой секундой растворялась подобно дыму. С губ сорвался очередной стон, стоило мне только почувствовать степень возбуждения моего будущего мужа. Словно помня о моей исповеди, парень был осторожен, нежен и настолько нетороплив, что я буквально плавилась от желания.

Удовольствие яркой вспышкой рассыпалось перед глазами, вновь разбивая реальность на мелкие осколки. В голову самовольно закралась мысль: а смогла бы я подпустить Кирилла настолько близко и так беззаветно отдаваться любимому, если бы у тех отморозков получилось довести дело до конца?

— Я тебе правда не противна? — Слова сорвались раньше, чем я успела их обдумать.

Его удивлённый взгляд был бальзамом на мою израненную душу.

— С ума сошла?

— Давно уже, — с плохо скрываемой издёвкой ответила я. — С тех пор, как тебя встретила.

Парень мягко улыбнулся и закатил глаза.

— Должен заметить, что это взаимно. Но почему я должен чувствовать к тебе отвращение?

Я попыталась продумать этичный, цензурный и политкорректный ответ, но Кирилл решил не давать мне возможности открыть рот.

— Не хочу об этом думать, но… даже если бы эти подонки сделали то, что собирались, я не стал бы любить тебя меньше. В том, что случилось, нет твоей вины.

Я спряталась в его надёжных объятиях от всего мира и поблагодарила Бога за то, что Он за непонятно какие заслуги свёл меня с Кириллом, подарив абсолютно сумасшедшее счастье.

— Кстати, у тебя почти получилось, — произнесла тихо, с улыбкой.

Парень вновь навис надо мной и недоумённо нахмурился.

— Ты о чём?

— Ну, ты вроде собирался доказать, что любишь меня сильнее, чем я тебя…

Кирилл усмехнулся, и я только сейчас поймала себя на мысли, что в последнее время всё реже называю его Демоном. Должно быть, потому, что он внезапно стал моим Ангелом-хранителем.

— И почему же почти?

Я мягко обхватила его лицо ладонями и принялась покрывать его поцелуями.

— Потому что моя любовь не уступает твоей. — Ответ был тихим, словно шелест листьев. — Давай сойдёмся на том, что мы любим друг друга одинаково сильно?

Его глаза потемнели.

— И всё же я не оставлю попыток побороться за первенство.

Мои возражения он предотвратил собственническим поцелуем, который лишил меня желания вообще что-либо говорить.

14. Кирилл


Дурацкая идея с мальчишником всецело принадлежала Ксюше. Я сначала даже не поверил, когда услышал от неё о том, что мне надо «хорошенько повеселиться» перед началом семейной жизни. Это натолкнуло меня на подозрения, и я напрямую спросил, не собирается ли она запереть меня после свадьбы дома и заставить сутками напролёт исполнять супружеский долг. Девушка долго смеялась, правда, после заявила, что такая мысль ей очень даже нравится, но в итоге сказала, что таков обычай, и я не имею права его нарушать.

На мой резонный вопрос о её девичнике Ксюша отмахнулась, — мол, для девичника нужны подруги, которых у неё отродясь не было, — и она проведёт вечер за каким-нибудь сериалом. Я попытался было возмутиться — как так, ей можно сидеть дома, а мне нет? — но она заткнула меня словами о том, что мы с ней в разных условиях и с разными привычками. Короче, манипулятор она тот ещё, так что я просто согласился. Через пару часов я отчётливо понял, что мальчишник не помешает не только мне, но и моим парням, учитывая недавние события и то, что я бессовестно забил на наши совместные вылазки. Хоть так надо было компенсировать им своё постоянное отсутствие. К тому же, они ни за что не простят меня, если сие важное мероприятие не состоится. Но до него ещё надо было прожить два дня.

Поехать в среду с утра в универ у меня не вышло: у родителей в фирме назревали очередные проблемы с клиентом, — по крайней мере, так сказал по телефону отец, — но я не хотел отпускать Ксюшу совершенно одну, поэтому без зазрения совести попросил парней присмотреть за ней. В мой адрес тут же посыпался шквал недовольства по поводу моей гиперопеки, но я пропустил всё это мимо ушей.

Пока ехал в «Альфа-Консалтинг», мой телефон буквально начал разрываться сообщениями от Ксюши, которая кипела праведным гневом на меня за то, что приставил к ней «нянек». Мол, она уже давно не маленькая девочка, чтобы за ней таскались четверо надсмотрщиков. Я рассмеялся: надо будет взять на вооружение эту фразочку, чтобы побесить парней.

Подъезжая к нужному зданию, я сразу заметил у входа два тонированных чёрных внедорожника и нахмурился, предчувствуя недоброе: клиентами родителей были, конечно, не последние люди города и области, но это было как-то слишком круто. Да ещё напрягали четыре шкафа-охранника по тонне веса каждый, словно нереально дорогих тачек для солидности было мало.

В приёмной сидела молоденькая секретарша Полина, которая обычно провожала меня плотоядными глазами, однако сегодня лишь удостоила нервным взглядом. И что-то подсказывало мне, что вряд ли это связано с тем, что я женюсь; таких, как она, не останавливают преграды в виде жены и уж тем более невесты.

О том, насколько всё плохо, я начал догадываться, когда увидел выражение лиц трёх из четырёх присутствующих, потому что у охранника оно было непроницаемым, как и положено по долгу службы. Мать была белее мела, а отец плотно сжал губы, и я видел, как от напряжения ходили ходуном его скулы. Четвёртым человеком был, очевидно, один из клиентов компании, и от его мощной фигуры волнами исходили уверенность и властность. Он среагировал на моё появление, слегка повернув голову в мою сторону, давая мне тем самым возможность узнать его. Владимир Громов, или Гром, как его прозвали конкуренты за тяжёлый характер и разрушительную силу, с которой знакомились все, кто переходил ему дорогу. Не знаю, в чём именно помогал ему отец, но он ни за что бы не подставился, и дело тут не в том, что когда-то они учились вместе: только дурак рискнёт связываться с Громовым.

Громов окинул меня взглядом, словно спрашивая, какого хрена я здесь делаю. Его внушительный вид призван был нагонять на людей страх, но я таких за свою жизнь повидал немало, так что всего лишь вопросительно приподнял бровь. Что-то не нравится? Отлично. Где дверь — ты знаешь.

Понимающе хмыкнув, он повернулся обратно к родителям.

— А сын-то весь в отца, не так ли, Роман? — Отцовское прозвище явно резануло родителю слух — вон как поморщился. — Такой же высокомерный, каким был ты в его годы.

— Я бы предпочёл поговорить о цели твоего визита, Гром, — мрачно парировал отец. — Или ты о студенческих годах ностальгировать прикатил?

Громов прищурился.

— Ну что ж, о делах — так о делах. — Он сложил руки на коленях. — Хоть мы с тобой давно прекратили общение и расстались уж точно не по-дружески, я тебе не враг. Если бы хотел навредить — навредил бы. И хотя ты вполне обоснованно считаешь меня сукиным сыном, я вовсе не беспринципная мразь. Я вышибаю из конкурентов дух только за дело и никогда не наношу удар в спину, — предпочитаю видеть выражение ужаса на их лицах.

Отец мрачно хмыкнул.

— Не сомневаюсь. И если ты приехал не разборки устраивать, может, скажешь уже, чего хочешь?

— Я хочу помочь, — на полном серьёзе заявил Громов.

Недоумение на лице отца застыло каменной маской.

— Помочь? Как именно?

— Хочу предложить свои услуги там, где я действительно хорош — выбить дерьмо из твоих конкурентов.

Теперь я тоже мало что понимал. Конкуренты у нас, конечно, были, куда же без них, но никто не угрожал нам настолько, чтобы у родителей возникло желание «нанять киллера».

Родитель нахмурился и озвучил нашу с ним общую мысль:

— Обоснуй.

Громов поднялся и неторопливо направился к панорамному окну.

— Тебе что-нибудь говорит фамилия Черский? — спросил он наконец.

Черский, Черский… Фамилия казалась мне смутно знакомой, но воспоминания о человеке, которому она принадлежит, ускользали как вода сквозь пальцы. Подобно заевшей пластинке фамилия вертелась в мозгу, вызывая неприятное ощущение беспомощности и непонятной тревоги. Все те несколько минут, которые отец так же, как и я, пытался вспомнить, перед моими глазами начал вырисовываться какой-то призрачный фантом, то темнея, то бледнея, в зависимости от того, насколько близко я был к разгадке.

И всё же меня озарение накрыло первым; оно, словно прорванная плотина, сметало всё на своём пути, оставляя после себя только гнев, ненависть и целую тонну горечи и болезненных воспоминаний. Неудивительно, что я не сразу понял, о ком речь: память надёжно похоронила всё, что хоть каким-то боком было связано со старшим братом.

Черский Артём Леонидович. Владелец консалтинговой компании «Мегаполис» — второй по размеру после нашей. Конкурент номер один.

Человек, которому четыре года назад Никита продал свою часть акций компании родителей.

Акций, которые мы так и не смогли вернуть.

Я всё ещё отчётливо помнил те два адски жарких месяца, которые мы с отцом потратили на то, чтобы вернуть их. Но Черский словно коршун вцепился в наши активы и не соглашался их вернуть ни за тройную цену, ни за уверения в том, что Никита вообще не имел права их продавать, потому что отец и мать всё ещё руководят компанией. По указу отца распоряжаться своими долями компании мы с братом могли только после их с матерью официального ухода «на покой». А это значит, к Черскому акции попали незаконно.